Страница 55 из 93
Завесу тьмы прорвали несколько смелых лучей солнца, вокруг меня в них мерцали радостные брызги, кружили, проносились дальше... Но лучи опять погасли, на мир медленно опустилась тишина...
Низкий пламенный рокот заставил землю снова вздрогнуть. Ледяные вихри взметнулись до самых туч, - тишина приснилась, почудилась, её никогда не было, ещё больше тревога захлестнула душу, а то, невидимое, стремительно приближалось, чёрный всесильный смерч летел на грозовых крыльях, и ничто не в силах было его остановить, он пригибал, склонял, ставил на колени... Две последние огненные стрелы пронзили небо - и землю.
Музыка окончилась, и я обнаружила, что стою на коленях. После мрака видения огонь факелов в храме нестерпимо резал глаза, а закрыть их можно было разве что руками. Поднимась, я пошатнулась: немыслимый танец отнял страшно много сил. Здесь правил Орден, который решил вот таким способом избавиться от врага, - и меня пронзил страх не выдержать этой нескончаемой ночи. Освещение снова изменилось, я ждала, что будет дальше, и всё тело била дрожь.
Вознесшиеся жёсткие тёмные аккорды откинули широкий занавес и смолкли, оставив осенний пейзаж, такой знакомый и всё же чужой, и странные намёки на что-то, - как будто издали, из глубины времён доносились удары молоточков, мерно и долго звеневшие среди настороженной тишины. Потом звон умолк, и передо мной стали проходить лица, - то испуганные, то злые, то нечеловечески страшные, взгляды их были устремлены куда-то вниз. Наконец явилось и то, на что они смотрели: маленькая, но слепяще-яркая, таящая свою мощь искра, чей нестерпимый блеск мешал разглядеть её истинные очертания. Сквозь этот блеск просвечивали давние жестокие битвы, мелькали, словно тени, чьи-то фигуры, последним в этом ряду возникло лицо Стелли, я удивилась, но все пропало, и пейзаж поздней осени, появившийся с самого начала, ожил.
Что-то беспокойное чувствовалось в этой осени, в порывах ветра, а среди вечерних сумерек за лесом притаились окошечки домов, - маленькие, светящиеся домашним, ласковым, тёплым светом... Внезапно одно из них приблизилось, рама и занавески исчезли, и в уютной комнате с низким потолком я увидела Стелли.
Сначала я подумала, что ошиблась: он больше походил на тех толстеньких керо-ликов, которых я видела в Меронне. Но он повернул голову, непокорная прядь упала ему на лоб, - полные тревожного ожидания глаза нельзя было не узнать, и в предчувствии того, о чем, змеясь, предупреждала эта музыка, у меня сжалось сердце... Ошеломлённая, я остановилась, а порыв ветра подхватил опавшие листья, и их шлейф заслонил от меня всё.
Коротко, низко и жутко обозначились появившиеся в густых осенних сумерках чужие, - лес не шелохнулся, он замер, а их железные шаги эхом отдавались в моих ушах, но никто не видел и не слышал их, а они всё приближались, и хотелось закричать от бессильного страстного желания предупредить, но всё равно никто их не видел...
Они уже не шли, а неслись, почти летели, а Стелли, в ужасе оглядываясь, спешил прочь, - их шаги были неслышными, но тени угрожали, от них не было спасения, только - бежать... Но они настигали, всё ближе, ближе, миг - и чёрная тень нанесла удар. Стелли упал, они возвышались над ним, - но кто-то спугнул их, и они отступили. Жуткие вихри напоследок просвистели над головой, эхом пронёсся призрачный звон, - и стало тихо.
Глаза Стелли были закрыты. Я знала, что это его видения, - страшная искра то застилала всё, то рассыпалась тысячей солнечных бликов на мелких волночках озера... Озеро показалось и тут же скрылось, а искра опять сжалась, взлетела и повисла, сопровождая путь, как сама неотвратимость...
А путь продолжался - невесёлый, медленный, и ритмично склонялись голые ветви под менуэт обречённости. Был только тоскливый страх того неведомого, что ещё ждёт впереди, и лишь изредка в отсветах костра появлялось чьё-то лицо, заросшее, как лицо Реджика, и слышался голос, под танец ветвей рассказывавший сказки...
Тяжёлая поступь преследователей нагнала, оказалась рядом, неожиданно близко, - но гордо и свободно блеснули впереди не подвластные никому разливы широкой реки. Серебряные струи её сплетались, взлетали и падали, перебивая блеск зловещей искры своим живым и ясным светом, и всё это сливалось в летящую надежду вальса... И те, чужие, не посмели пересечь могучие волны.
Но река осталась позади, а путь продолжился: серебряный свет реки затерялся позади, средь лесной темноты, и со Стелли опять были боль, мрак и невесёлые думы.
Видения наползали снова, но не прежние, а тяжёлые, как туман в безлунной осенней ночи, они множились, окружая Стелли... Из тумана на миг вырос прекрасный вольный замок, но туман тут же вновь заслонил его, и по-прежнему рядом смыкалась в круг и стремилась вырваться из него искра невесть чьего огня...
Туман всё же рассеялся. Вокруг посветлело, глазам предстало озеро, и за-мок оказался не сном, - волны озера отразили отблеск той искры, растворили и преобразили его, на время освободив от его власти Стелли, и, отражённый, он стал мелодией простора и свободы. Мелодия воспарила над замком и лесом, она пела о покое, о том, что в мире не должно быть страха и что все беды проходят...
Мелодия прошла ещё, благородный шаг её в последний раз коснулся слуха и растаял.
Просверкнули колючие стальные молнии, - исчезли, - пролетели ещё, - и угасли. Ничего более не было, кроме бешеной скачки, когда жёсткий снег бьёт в лицо, когда не видно ни земли, ни неба в светлой мгле, когда едва касаются земли копыта, - стремительной скачки, уносящей прочь от прошлого к концу, каким бы он ни был. К скачке одного присоединялись другие, вливаясь в полёт над степью, голоса звенели уверенностью в победе, - но всё переменилось, стало гораздо темнее, и вся уверенность бесследно исчезла, точнее, её и не было у Стелли. Вокруг были горы, в которых я с ужасом узнала Заклятые, не по виду их, а по духу, и вопреки пригибающей к камням силе, вопреки страху и одиночеству продолжался тяжкий путь.
Волны сомнений захлёстывали Стелли, невидимый призрак той искры словно торжествовал заранее, надеясь, что тот не выдержит всего этого, но железная воля Стелли помогла ему подняться - с трудом, его измученный взгляд упал вниз, ещё ниже, ещё...
Призрак кружился на камнях, на краю бездны, сверкая, слепя, что-то изменилось в нём, - скрытая ранее мощь стала явной. Стелли, изнемогая, боролся с ней, последний рывок - и он наверху.
Здесь плясал ветер, в нём слышался дьявольский зловеще-весёлый оскал близкой гибели, нечто обольстительное изгибалось, ластилось, манило... Но властно вмешалась сама судьба: объятый смертным ужасом, взметнулся чёрный смерч, который некогда стелился по осеннему лесу, - и жуткий призрак рассыпался, на глазах рушились скалы, и, как последняя освободительная точка, разлетелось облачко дотлевающего пепла... Всё.