Выход Силой

/* höf – капище, святилище, место молитв/

- Надень, - рыкнул старый викинг. – И запомни, что я скажу…

Паузе, которую выдержал он, сделала бы честь и славу любому провинциальному театру. До столичного все-таки он чуточку не дотянул. Не выдержал серьезным лицо. Глаза выдавали.

- Что, юный хёвдинг? Ждешь от меня какой-то великой мудрости? А у самого уже ветер в парусах, а? Мама купила корабль?*

/*Имеется в виду обычай древних скандинавов, когда мать покупала на свои средства корабль для не наследующего родительский бонд сына, дабы тот мог отправиться в викинг./

- Моя мать не купит мне корабль. Никогда, - угрюмо пробурчал я. Стародатский я знал не так уж и хорошо, и потому старался говорить простыми предложениями. – Она давно забыла обо мне.

- Ну, так ты и не третий сын, - как мне показалось, охотно принялся спорить старик. – И разве тебе здесь чего-то когда-то не хватало? Что она могла подарить, чего бы у тебя уже не было?

Я задумался. Спорить со стариками было вообще очень сложно. На любой мой аргумент они легко находили два своих. И еще успевали посмеиваться над потугами подбирать убойные доводы. Так, словно бы читали меня как открытую книгу.

- Ты прав, - наконец выдал я, в душе надеясь удивить этим оппонента. – У меня всегда всего было достаточно, и ей вряд ли удалось бы дать большего. Однако же ее отношение ко мне, ко всем нам, живущим в этом поместье… Отношение, словно бы мы ей чужие. Вот что вызывает горечь и недоумение.

- Ого! Маленький воин! Когда сопливый мальчуган вытер слезы и успел превратиться в мужчину? – хлопнул ладонями по коленям старец. – Вместо нытья и жалоб, спроси: почему так? Как такое могло произойти, и что нужно делать, чтоб это не повторилось впредь. Но скажи мне, юный вождь, станешь ли ты так, как она относиться к собственным детям?

- О, нет! – не раздумывая и мгновения, выкрикнул я.

- Разве этот твой ответ не означает, что твоя мать добилась чего желала?

- Ты мастер переворачивать лодку кверху килем, - засмеялся я. – Но ты прав. У меня больше нет злобы для этой женщины. А каково ей живется там, в ее новой семье, у меня очень скоро будет возможность разобраться. Благодарю.

Я поднялся, решив, что разговор закончен.

- Постой, Альрик, - несколько пафосно, воскликнул дед. – Ведь ты еще не получил от меня мудрый совет, обещанный тебе.

- Внемлю тебе, о, скальдами воспетый, седой Ингемар, - что-что, а в эту веселую игру я умел играть не хуже предка.

- Внемли же, юный потомок повелителей хмурого моря… Деву ты встретишь, что светом очей ослепит, разгорячит твое сердце. Деву такую, что Силу Богов позабудешь и Волю крови героев…

И снова пауза. Старый скоморох умело играл моими чувствами, как славянские баяны на струнах. И снова я проиграл. Не хватило терпения.

- И что? Что будет, деда?!

- Что-что, - нахмурился и отвернулся старик, чтоб я не видел его смеющиеся глаза. – Хватай ее за хвост и тащи на ложе. Вот чего.

- И все? – удивился я.

- А ты думаешь, это будет так просто проделать?

- Ну, не знаю.

- Вот потом, когда узнаешь, тогда и поблагодаришь старого предка за науку.

Теперь настала пора держать паузу мне. Что-то не верилось, что мы все утро перекидывались драгоценными словами ради этакой-то ерунды.

- Иди, - недовольный моей реакцией, выдохнул старик. – И добавь хоть парочку переплетений в родовое хранилище чар. Или хотя бы выдумай новые сам…

1.Руна Бьяркан

Сразу после праздника середины зимы Йоль. 1148 год

Месяц Ianuarius юлианского календаря (юк)

Ваше высокопревосходительство!

Сим довожу до вашего сведения,

что поднадзорный А.Л. ныне покинул

пределы родовой усадьбы, и прибыл

в город хольмгардского права Берхольм.

Имеются косвенные данные, что при себе

поднадзорный имеет артефакт Г. (М.К.).

Цели и общие устремления поднадзорного

выясняются.

Светояр

Берхольм мне не понравился.

Город предатель.

Город враг.

Впечатление портил грязный снег.

И люди. Очень, очень, очень много людей. Так много, сколько, наверное, и муравьев нет в их присыпанных сосновой хвоей пирамидах. Я, исследовавший город по картам, схемам и фотографиям в netkerfi*, был этим, этими троллевыми толпами, весьма разочарован. Не скрою, даже испытал легкий укол ревности, обнаружив сразу столько соперников, столько людей, оспаривающих у меня право назвать этот город своим.

/*информационная сеть. Что-то вроде Интернет/

Дом, где жила с новым мужем моя мать, после общего впечатления о Бергхольме, уже не вызвал сколько-нибудь ярких эмоций. Не особняк, и уж совсем не усадьба. Просто дом, каких много в этом, считавшемся достаточно респектабельным, районе. Гараж на две машины и маленький садик, сейчас засыпанный снегом. Все такое маленькое, компактное, что для меня даже комнаты свободной не нашлось.

Муж моей матери и мой официальный опекун, Олеф Бодружич Варгов, подполковник интендантской службы Берхольмского гарнизона, предложил немедля после обеда отправиться в Лицей, где имелось собственное общежитие для иногородних учащихся…

На старой, произведенной чуть ли не в прошлом веке, машине, мы преодолели шестьсот верст по не лучшего качества шоссе. Умудрились не заблудиться в этом огроменном человеческом муравейнике, и в итоге добрались-таки до нужного места. Время приближалось к пяти вечера, последний раз мы с водителем что-то ели в какой-то зачуханной забегаловке на трассе, и уже предвкушали теплый прием, горячий обед и горячий душ.

Понятное дело, мараться особенно было негде. Всей моей заботой в пути было глазеть в окна на унылые зимние пейзажи, да иногда откликаться на реплики не слишком разговорчивого шофера. Это вам не лошадь, где хочешь - не хочешь, а провоняешься потом. Не говоря уж грязи. Если на дороге она, грязь, вообще была, значит к концу даже недолгой скачки, станешь грязным и ты. В салоне автомобиля ничего подобного, конечно же, не было, а вот ощущение не чистого тела почему-то образовалось.

Встречать нас вышли две девчушки лет десяти или одиннадцати. Мои сводные сестры – близняшки. Прежде я только их фото видел и никаких особенных чувств к ним не испытывал. Как, по всей видимости, и они ко мне.

- Здравствуйте, Антон, - сказала правая, с синими лентами в косичках.

- Добро пожаловать, - добавила левая, с красными.

Они совершенно синхронно присели в легком поклоне, и именно в этот момент из дома вышел опекун. Молча протянул руку, дождался моей, кивнул как равному и аккуратно меня обойдя, отправился к водителю.

- Вещи сложите в гараж, и… - тут этот… Тут новый муж моей матери, которая так и не соизволила выйти из дома, с барским видом вытянул из кармана толстый кошель, а из него бумажку казначейского билета в десять ногат. – И можете быть свободны.

Водитель, доставивший меня в Берхольм, у нас в усадьбе служил конюхом. А еще, в силу своего относительно невеликого возраста – ему едва-едва перевалило за сорок зим, был моим неофициальным дядькой. Воспитателем и участником игр. Болтуном его никто бы не назвал, но, как мог, понятия о добре и зле привить мне сумел. Дать ему десятку и выставить вон, это… Это как выкинуть за дверь старого верного пса. Чтоб не пачкал ковры грязными лапами.

Воля и Сила. Одно в нас не может существовать без другого. Или с помощью воли ты подчиняешь себе силу, или сила поглощает, растворяет, извращает тебя в нечто весьма далекое от человеческого вида. Великий божий дар и проклятие, способное обратить тебя в чудовище. И чем больше в тебе силы, тем более мощной должна быть воля. Я уже давным-давно перешагнул порог, когда дар представлял для меня и окружающих опасность. С одним единственным, как всегда все портящим «но». Но для полного контроля мне необходимо было оставаться морально холодным. Не испытывать ярких эмоций. Радость, злость, горе и гнев в больших дозах – это не для меня. И не для окружающих, если хотел, чтоб они оставались живыми рядом со мной. Благо хоть ярость действовала на меня совершенно наоборот. Словно холодный душ в жару. Освежала и прочищала мозги. В ярости мой контроль силы был практически абсолютным.