Пробить камень

– А... Так и думал, что надо чего-то... – сказал Плетнев, мельком глянув на фигурку, и снова приложился к коньяку.

– И не стыдно так опускаться? – не выдержала Ирина.

– Истина в вине, – провозгласил Плетнев.

– Будто бы?

Вместо ответа Плетнев рассказал историю:

– Галилей послал своему знакомому в подарок спиртовой термометр с запиской, в которой объяснил, как он действует. Записка в дороге потерялась, и приятель Галилея, выпив спирт, написал ему в ответ: «Дорогой друг, вино было отличное. Пришли, пожалуйста, еще такой же прибор».

Меркулов против своей воли засмеялся.

Как ни странно, Плетнев трезвел на глазах, по крайней мере, такое складывалось впечатление.

Перехватив взгляд Ирины, Меркулов посерьезнел и спросил его:

– Так почему ты решил, что нам от тебя что-то нужно?

– Да потому что, блин, такие, как вы, никогда не приходят просто так! Или вы считаете, что я вам что-то должен? – Он кивнул на бутылку коньяка, но понимать эти слова следовало, конечно, шире.

Меркулов промолчал, только пожал плечами, что тоже можно было трактовать как угодно. И оказался прав, потому что Плетнев продолжил:

– В первый раз вижу... А даже если бы и знал, ничего бы не сказал.

– Это почему, позвольте спросить? – подала голос Ирина.

– Военная тайна, – объяснил Плетнев.

Меркулов наконец не стерпел:

– Хватит паясничать, Плетнев! Давай поговорим о...

Ирина перебила его:

– Извините, Антон... Я, наверное, неправильно представилась. Меня зовут Ирина Турецкая, я жена Александра Борисовича Турецкого. Сейчас он находится в реанимации...

– Сочувствую, – равнодушно обронил Плетнев.

– Дело даже не в этом, – продолжала Ирина. – То есть, конечно, и в этом, но... Понимаете, кто-то хотел взорвать детский дом. Этого чудом удалось избежать. Саша чуть не погиб. Погибли другие хорошие люди. Но кто даст гарантию, что подобное не повторится?

– Эту фигурку нашли на месте взрыва, – вставил Меркулов. – И это наша единственная зацепка. – И тут же замолчал, потому что Ирина сделала ему знак.

– Да, вы не видите сына, – продолжала она. – Но вы знаете, что он жив, Антон! Это ведь уже немало, верно? Но как вы можете позволить, чтобы детям угрожала смертельная опасность?! А вдруг в следующем детском доме, который они захотят взорвать, будет ваш сын?

«Грубовато работает, – подумал Меркулов, – но кто знает, может, она действительно лучше меня расставляет акценты».

Плетнев молча смотрел на Ирину.

Меркулов на всякий случай добавил:

– С сыном-то мы тебе поможем в любом случае...

Плетнев перевел взгляд на Меркулова:

– Только не надо меня ребенком шантажировать.

– Я же сказал – в любом случае, вне зависимости от твоего решения.

Плетнев ухмыльнулся:

– Да все я понимаю! Все же ясно как день... Меня опять вербуют. Только более изощренно, чем прежде. Я сделаю вам дело, а потом вы скажете, как все остальные: «Извини, Антон, это не в нашей власти, Вася твой теперь принадлежит государству и вообще, ты – псих, Антон». Так будет, да? Впрочем, ничего вы не скажете... Я просто до ваших кабинетов не дойду... Благодарю за угощение... Проваливайте.

Ирина и Меркулов одновременно вздохнули. Это было полное и безоговорочное поражение. Меркулов другого и не ждал с самого начала, он считал, что затея Турецкого обречена. Он вышел молча, а Ирина задержалась на пороге:

– Спасибо, Антон, всего вам доброго. Извините, что потревожили. Берегите себя, хотя бы ради сына...

Через минуту они молча садились в машину. Меркулов не выдержал:

– Зря только коньяк перевели, я его генеральному презентовать собирался.

– Я вижу, вас совсем не шокирует, во что этот человек превращается?

Меркулов неопределенно пожал плечами: видал, дескать, и не такое. Обычная история. Каскад жизненных неурядиц – и покатился человек по наклонной.

Ирина будто подслушала его мысли.

– Кто это придумал, что пьянство у нас традиционно? – риторически вопросила она. – И деды, мол, пили, и прадеды – и ничего. Так ли это? Пить-то пили, да только считалось это во все времена и у всех народов большим злом. И всегда с ним боролись, а в давние времена и довольно жестокими мерами. Да и как пили древние? Греки, к примеру, сухое, как мы сейчас его называем, вино давали рабам, а знаменитая Петровская водка была крепостью менее, чем нынешние портвейны. В Древнем Риме даже существовала должность сенатора, в обязанности которого входило напиваться до поросячьего визга и демонстрировать на улицах прохожим, сколь неприятен пьяный человек. Никакой почвы не имеет под собой миф о том, что со стародавних времен пристрастны к пьянству русские.

– Это что-то новенькое!

– Старенькое, наоборот. Вы хорошо знаете историю?

– Не жалуюсь.

– Сейчас проверим. В одиннадцатом веке всячески чернили языческую Русь, доказывая достоинства христианства, хотя до него наши предки выпивали только по трем поводам: при рождении ребенка, одержании победы над врагом и похоронах. Всяческие «теоретики алкоголизма» ссылаются на исконность хмельных застолий. А ведь Россия впервые получила водку от генуэзцев всего пять столетий назад!

– Ну, уж это не вчера, прямо скажем!

– Но ведь и не со времен Адама и Евы... Кстати, – спохватилась Ирина, – а почему мы не едем?

Не успел Меркулов завести мотор, как из дома показался Плетнев. На твердых ногах подошел к машине. Сказал, не глядя на Меркулова:

– Их было семь штук.

– Кого? – не понял Константин Дмитриевич.

– Амулетов. Мы получили эти игрушки от вождя племени мбунду, в котором формировали отряд из местных. Амулеты, по местному поверью, давались воинам для защиты от плохой смерти... Их было семь штук.

– От какой смерти? – невольно переспросил Меркулов, хотя прекрасно слышал, что сказал Плетнев.

– Плохой. Неправильной. Мы в это дело не поверили, но взяли из уважения, тем более что фигурки красивые... – Он достал из-за пазухи амулет на шнурке.

– И где они? – спросила Ирина.

– Амулеты? – спросил Плетнев.

– Люди! – зло сказал Меркулов.

– Не знаю. Погибли. Хорошей смертью...

– Правильной, что ли?

– Можно и так сказать.

– Точно все погибли?

– Трудно сказать наверняка.

– Ладно. Садись в машину. Поедешь с нами.

– Размечтались. Сначала я хочу увидеть ордер на арест, – насмешливо бросил Плетнев и повернулся к дому.

Меркулов со злостью стукнул по рулю и случайно попал по клаксону.

Плетнев даже не вздрогнул от резкого автомобильного сигнала, он был уже на пороге.

– В каком детдоме ваш ребенок? – крикнула Ирина ему вслед.

Плетнев застыл на месте.

2005 год

ТУРЕЦКИЙ

– Распространено мнение, – сказал Турецкий, потягивая холодное пиво, – что нужно разрешить два-три гипервопроса, додумать до конца три-четыре большие отвлеченные мысли, и будет нам всем счастье. Ответственно заявляю, что это опасная иллюзия, черт побери! Доказательством тому и семнадцатый год, и девяносто первый: мыслили тогда размашисто, но окончательно все запутали. Напротив, надо срочно выметать «отвлеченное большое» поганой метлой, ибо гипервопросы навязаны позавчерашней повесткой дня. Ближе к телу! Мельчить! Будут тогда и новые, по-настоящему актуальные вопросы, и новые их постановки.

– Ты о чем? – осторожно спросил Меркулов. Он пиво не пил, зато активно хрустел орешками, которые принесли Турецкому.

– О нашей работе, о чем же еще?! А если уж быть совсем точным, то о моей. Тебе хорошо, ты сидишь у себя в кабинете, бумажки перекладываешь да приказы отдаешь, а я ношусь по всему городу, ищу этого шибздика. А кто сказал, что он вообще в городе?!

Может, его увезли куда-нибудь на Камчатку, там расчленили и разослали по просторам нашей необъятной...

– Типун тебе на язык! – испугался Меркулов.

Друзья сидели в уютной кафешке «Кофе-Бин» на Покровке. Это были вечерние часы, формально уже нерабочие, но никто из них на этот счет не обольщался – их жизнь ведь как раз и состояла из исключений, а не из правил.