Цветы для Элджернона

— Два пятьдесят три, миссис Уилер, — донесся до меня голос Джимпи.

Звон кассы. Звон сдачи. Стук по прилавку.

— Благодарю вас, миссис Уилер.

Я обернулся как раз в тот момент, когда его рука была в кармане, и услышал приглушенный звон монет.

Сколько раз при передаче заказов он использовал меня, как посредника? С кем делил разницу? И неужели все эти годы я помогал ему красть?

Я не мог оторвать глаз от хлопочущего за стойкой Джимпи. Он был в прекрасном настроении, возбужден, из-под его белого колпака на лицо струился пот. Но вот он поймал мой взгляд, нахмурился и отвернулся. Мне захотелось ударить его. Зайти за стойку и врезать ему как следует. Не помню, чтобы раньше у меня возникало такое желание…

В тишине своей комнаты я выплеснул чувства на бумагу. Не помогло. Как вспомню, что Джимпи обкрадывает мистера Доннера, мною овладевает желание что-нибудь сломать, разбить, размозжить. Хорошо, что я не способен к насилию. За свою жизнь я ни разу никого не ударил.

Нужно на что-то решиться. Сказать мистеру Доннеру, что человек, которому он доверяет, как самому себе, — вор? Джимпи от всего откажется, а я ничего не смогу доказать. А как сам мистер Доннер воспримет такую новость? Не знаю, что делать.

Ночью не сомкнул глаз. Слишком многим я обязан мистеру Доннеру, чтобы спокойно стоять в сторонке и смотреть, как его обкрадывают. Промолчав, я стану соучастником Джимпи. Но имею ли я право доносить на него? Больше всего меня беспокоит то, что это именно я помогал ему обделывать свои грязные делишки. Пока я ничего не понимал, с меня и спроса не было, но теперь молчание делает меня таким же преступником, как и Джимпи.

Да, Джимпи работает вместе со мной. Трое детей. А если Доннер выгонит его? Вряд ли со своей деревянной ногой он найдет другую работу.

Какое мне до этого дело?

Ирония в том, что никакие, пусть даже самые обширные знания не помогут мне решить эту маленькую задачку.

Рассказал обо всем профессору Немуру. Он заявил, что меня это не касается, и совершенно ни к чему впутываться в дело, которое впоследствии может оказаться весьма неприятным. Тот факт, что меня использовали как посредника, не произвел на него никакого впечатления. Если в то время я не соображал, что происходит, сказал он, значит, мое дело — сторона. Ты, мол, виноват не больше, чем нож, когда он ранит, или машина, когда сбивает человека.

— Не сравнивайте меня с бессловесной железякой! Я — человек.

На мгновение он смутился, потом рассмеялся.

— Естественно, Чарли. Но я говорю о том, что было до операции.

Довольный, напыщенный — мне захотелось дать по физиономии и ему.

— Я был личностью и до операции. Если вы забыли…

— Конечно-конечно, Чарли. Но пойми меня правильно… Все было по-другому… — Тут он вспомнил, что нужно проверить чьи-то истории болезни и сбежал.

Доктор Штраус. Обычно он во время наших психотерапевтических сеансов молчит, но, когда я упомянул о своих переживаниях, сказал, что мой долг рассказать все мистеру Доннеру.

Чем больше я думаю об этом, тем сложнее все кажется. Кто-то должен распутать этот узел, и единственный, на кого я могу положиться, — Алиса.

В половине одиннадцатого я наконец решился. Набирая ее номер, я трижды вешал трубку и только в четвертый раз заставил себя дождаться ответа.

Сначала она и слышать не хотела о новой встрече со мной. Но я не сдавался:

— Ты мне нужна, ты всегда давала хорошие советы. — И пока она еще колебалась, добавил: — Ты должна помочь мне! Ты сама сказала, что чувствуешь ответственность за меня. Если бы не ты, я никогда не влез бы в эту историю. Ты просто не можешь отмахнуться от меня!

Наверно, она что-то уловила в моем голосе, потому что согласилась встретиться со мной в том самом кафе, где мы ужинали. Я повесил трубку и уставился на телефон. Почему мне так важно знать, что она думает, что чувствует она? В течение года единственным моим желанием было порадовать ее. Не потому ли я и согласился на операцию?

У кафе я долго вышагивал взад и вперед, пока стоявший поодаль полицейский не начал подозрительно поглядывать на меня. Я зашел внутрь и взял чашку кофе. К счастью, столик, за которым мы сидели в прошлый раз, оказался свободным…

Алиса сразу заметила меня и помахала рукой, но, прежде чем подойти, задержалась у стойки и тоже взяла кофе. Она улыбнулась, и я сразу сообразил, что причина этого — знакомый столик. Романтическое совпадение.

— Конечно, уже поздно. — начал извиняться я, — но, клянусь, мне очень нужно поговорить с тобой. Я чуть не рехнулся…

Прихлебывая кофе, она молча выслушала мой рассказ о том, как я уличил Джимпи, о моих собственных чувствах и противоречивых советах, что я получил, а потом задумчиво сказала:

— Чарли, ты поражаешь меня. Ты так вырос в последнее время, а нерешителен как дитя. Я не могу решать за тебя. Если не хочешь остаться ребенком навеки, нельзя ждать подсказок от других. Ты должен найти решение в себе самом — почувствовать, что будет правильно. Научись доверять себе.

Мое раздражение достигло крайней точки и вдруг до меня дошло, что она имеет в виду.

— Так что же, по-твоему, я сам должен…

Она кивнула.

— Кое-что я уже понял. Кажется мне, что Штраус и Немур оба не правы.

Она внимательно смотрела на меня.

— С тобой что-то происходит, Чарли. Какое у тебя сейчас лицо!

— Ты права! Происходит! Передо мной висела дымовая завеса, а ты разок дунула — и ее не стало. Простейшая идея. Доверяй себе. Раньше мне ничего подобного и в голову прийти не могло.

— Чарли, ты просто молодец!

Я поймал ее руку и крепко вцепился в нее.

— Это ты. Ты коснулась моих глаз и подарила мне свет.

Алиса залилась краской и высвободила руку.

— В прошлый раз я сказал, что ты нравишься мне. Нужно было быть решительнее и сказать, что я люблю тебя.

— Не надо, Чарли. Подожди.

— Ждать!? Тогда ты сказала то же самое. Чего ждать?

— Ш-ш-ш… И все-таки подожди. Заканчивай учебу и посмотри, куда она тебя приведет. Ты меняешься слишком быстро.

— Ну и что? Мои чувства к тебе никогда не изменятся. Если я и поумнею, то полюблю тебя еще больше

— Не в том дело… Случилось так, что я — первая женщина на твоем пути. Именно как женщина. Я была твоим учителем, то есть человеком, к которому обращаются за помощью и советом, и было бы странно, если бы ты не влюбился в меня. Посмотри на других женщин. Дай себе время.

— Ты хочешь сказать, что дети обязательно влюбляются в своих учителей, а эмоционально я еще ребенок?

— Не играй словами. Для меня ты совсем не ребенок.

— Эмоционально отсталый взрослый?

— Нет!

— Так что же я такое?

— Не дави на меня, Чарли. Я не знаю. Через несколько месяцев, а может и недель ты станешь другим человеком. Может случиться, что тогда мы уже не сможем общаться на интеллектуальном уровне, а когда ты повзрослеешь эмоционально, просто не захочешь видеть меня. Чарли, мне нужно подумать и о себе. Поживем — увидим. Запасемся терпением.

Конечно, в ее словах был определенный смысл, но я просто не мог позволить себе вникнуть в него.

— Прошлый раз… — выдавил я. — Ты представить себе не можешь, как я ждал этого… Я чуть не сошел с ума, пытаясь понять, как себя вести и что говорить, как произвести впечатление. Меня ужасала мысль, что я могу чем-нибудь рассердить тебя.