Симоха Рамода

Сашка ответил:

– Будет тебе, Николай Анисимович, страху нагнетать. Стрельцам вообще говорить не надо. Пусть возвращаются в столицу. А то ведь слухами так все обставят, что к концу недели сюда войско прибудет или нас отзовут назад.

На другой день Петухов, как и обещал, собрал крепких мужиков и представил их рудознатцу. Сам же поехал по поводу страшной находки.

Глава четвертая

На прииске в этот день больше времени ушло на обучение крестьян, чем на добычу руды. С теми, кому достались открытые или дневные залежи, хлопот почти не было.

Тяжелее оказалось с теми, кому досталось копать дудки, то есть ямы от двух саженей и больше и, потом уже брать в руки кирку. У мужиков обнаружился панический страх лазать в эти ямы. Им было не до работы киркой. Кто боялся нечистой силы, дурного знамения, а кто просто остерегался обвала земли. Сашка замучился подавать личный пример: копать ямы, работать в них киркой, толкать речи о безопасности такой работы и для души, и для тела. В этот день из крестьян были выжаты все силы. Сашка тоже испытывал неприятную дрожь в руках и ногах от физического напряжения. Он попросил мастера сделать перерыв до следующего дня.

Двигаясь в сторону деревни, все еще издали увидели возле дома старосты незнакомую бричку, запряженную парой лошадей.

– Вот, господин, – начал Петухов, – знакомьтесь с нашим уездным губным старостой. Зовут его Устин Андреевич.

Староста оказался под хмельком, а привстав, даже немного покачивался.

– Пошли в избу подальше от глаз и ушей! – почти приказным тоном сказал уездный.

– Значит, так, – продолжил он в доме. – Места у нас тихие, никогда подобных убивств не водилось. И решили мы с Николаем Анисимовичем, что два неизвестных путника не поладили между собой и подрались до обоюдной смерти.

– Так, что от нас требуется? – перевел толмач вопрос немца.

– Подтвердить мои слова, если кто будет спрашивать.

Все дружно закивали головами.

Утром москвичи, выйдя на улицу, увидели, что лошади и повозка уже стоят на месте.

– С добрым утречком, господа! – Петухов, якобы между прочим, оторвался от своих мыслей и сказал, – сейчас иду будить гостя, его ведь по-человечески надо проводить, а потом организую придание земле убиенных. Коль скоро они веры не нашей, хоронить придется за кладбищенской оградой.

В этот день работа на прииске пошла веселее, телеги загружались железной рудой, и за этим следил сам мастер. Сашка постоянно в мыслях возвращался к страшной находке.

– Господин Ланге, – обратился он к немцу, – пойду, проверю наши колышки на прииске, а то в этих краях я перестаю чему-либо удивляться.

Толмач перевел.

– Согласен, здесь пока работа налажена, а без дела стоять не в наших с тобой правилах. Верно?

– Да, господин Ланге, – и Сашка почти по-военному развернулся на половину оборота и бодрым шагом пошел прочь.

Вскоре он отыскал место преступления и начал кружить вокруг. Ему очень хотелось найти дополнительные подсказки произошедшему. Сашка был уверен, что должны быть следы волочения. Просто под деревом свернуть шею двум ражим мужикам невозможно. Их откуда-то приволокли или принесли. За двое суток трава, конечно, поднялась. Но если трупы волокли, то следы должны остаться. Ему не повезло. Как бы он ни хотел, но что-либо обнаружить не удалось. Тогда Сашка углубился в кустарник и стал искать место, где эта драка могла произойти. Увидел небольшую поляну. Примерился и понял, что вчетвером тут можно и дубиной махать, и саблей орудовать. Кое-где виднелась выдранная ногами трава и клоки земли. Наконец, он увидел деревянную пуговицу, явно сделанную не для красоты, а только для прямого назначения. Сашка поднял ее и внимательно разглядел. На крестьянских рубахах и душегрейках такие можно частенько увидеть. В другом месте обнаружился след голой ступни. То ли здесь земля оказалась мягкой, то ли кто-то сильно оттолкнулся. В районе пятки на земле отпечатался бугорок. Стало быть, ступня у великана имеет старую рану. Сашка нашел в кустарнике сухую ветку и, приложив к следу, сделал для себя мерку.

К вечеру работники вернулись в деревню с телегами, гружеными рудой. Наскоро поев, отправились спать. Мастер что-то пробубнил толмачу и быстро удалился.

– Александр, завтра мастер даст тебе новое задание, сегодня у него не было сил говорить.

С началом дня навалились хлопоты. Толмач вторил за мастером, делая его скороговорку понятной для русского уха:

– На этом рисунке, – Ганс протянул Сашке кусок плотной бумаги, – изображена плавильная печь. Это нужно показать каждому печнику. Проводник у тебя будет, необходимо найти того, кто знает, что эта за печь. Если найдется знающий, выясни, строил ли этот печник такие печи? Можно было бы нанять печника в Москве. Но я, честно сказать, боялся разгневать нанимателя. Он такой жадный. Пришлось уговаривать выбирать самому помощника, а печника он бы точно не дал. Да еще мог запросить другого рудознатца.

Проводника звали Прохор. Почти еще мальчик, но уже смелый и бойкий в делах.

– Слышал, тебя Сашкой кличут? На нашей стороне мы с Петуховым уже всех печников опросили. Они лишь таращили глаза на картинку и отрицательно качали головами. А сейчас поедем на другую сторону реки, будем искать тама.

Они посетили пять или шесть деревень. Нужного печника не нашли. Наконец, Сашка не выдержал и спросил:

– Чего у нас осталось-то, думаю тоже все без толку!

– А вон церковь стоит белая как лебедь, красавица. Храм назван именем Иоанна Богослова.

– На службы сюда ездите? – спросил Сашка.

– И сюда тоже. Вот только поговаривают, что скоро церковные порядки будут менять. Вроде, как и молимся мы неверно, и крест накладываем неправильно, а в книгах писано не так, как должно.

– В душе у тебя Бог есть?

– Есть.

– Ну а как молиться, скажут священники. Храм Иоанна Богослова уже проехали, где твой печник-то?

– А вон деревня у леса стоит, называется Бужениново. Да печник там странный, вроде дурачка.

– А печи-то кладет справно?

– Равных ему нет! В двух деревнях нанимался. Хвалят, не нарадуются.

– Нам же печник нужен, а не плясун. Как этого печника зовут?

– Симоха. Появился он в туточных краях неожиданно. Откуда пришел, не известно. Встретился он с их старостой и поселился вон в том крайнем доме. Спросят его о чем-то соседи, а он Рамода. Вот и стал Симоха Рамода. Зарабатывает всем понемногу, да, похоже, все отдает старосте. Имеет огород.

Ворох почерневшей соломы служил кровлей у полдома или полуземлянки Симохи. При первом приближении можно было разобрать два оконца. Проемы закрыты ивовой плетенкой и смазаны еловой смолой. На смоле висели пауки и комары, неудачно пытавшиеся попасть вовнутрь помещения. Хозяин появился из-за плетня неожиданно. По возрасту, похоже, Сашкин ровесник! Но будто не от мира сего. Копна русых волос, доходившая по длине до плеч. Расчесана на прямой пробор и по всему не грязные. Борода и усы до конца не оформились по возрасту, но по любому никогда не видывали ножниц или бритвы. Глаза невиданно синего цвета, даже на небе такой синевы не сыщешь. Нос такой прямоты, что будто создавали его по линейки. Домотканая рубаха, подпоясанная вервием, свободные шаровары из грубой материи и лапти с онучами. Поздоровались, и Сашка показал рисунок.

– Что это, знаешь?

– Это плавильная печь для железной руды.

– Откуда знаешь?

– Приходилось.

– Что приходилось видеть, класть, ломать?

Симоха поднял голову и стал смотреть на небо. При этом шевелил губами.

– Ну, говори, не томи, – заорал Прохор.

– Я могу эту работу сделать. Когда ехать? – спросил Симоха.

– Сейчас, – ответил Сашка, все еще не веря в удачу.

Приступили к экзамену. Немец, достав бумагу и грифель, попросил печника нарисовать плавильную печь в разрезе. Рассказать, что где, для чего. Сашка находился рядом, и ему стало так интересно, что он забыл обо всем на свете. Процесс превращения добытых в дикой природе каменьев в железо, пусть еще со всякими примесями, он стал с этого времени назвать волшебством, равным, а может сильнее, чем работа в кузне.