Страница 6 из 28
Приехал домой, помыл все тщательно, размешал, и протянул заплаканным мне и сыну.
У меня округлились глаза, будто я решала взять ее в руки и предать все свои попытки быть настоящей мамой, способной кормить самой, или сдаться, не упираться, как баран, и дать ребёнку поесть.
Я не могла решиться, Дима взял сына на руки, сказав мне:
– Отдохни, сядь. Дай я попробую.
Он прижал Пашу к себе, а тот жадно накинулся на еду, затем отстранился немного и посмотрел на Диму таким взрослыми взглядом. Если бы я не сидела рядом, то никому бы не поверила, что такой кроха может так взглянуть.
А у Паши в тот момент сильно округлилась глаза, будто он спрашивал отца:
– Эй, чувак, а до этого месяц что было? Нельзя было покормить, да.
Чем сильнее аппетитнее чавкал сын, тем сильнее я начала улыбаться.
А Паша поел и уснул. На пять часов. Целых пять часов, я ночью аж просыпалась от того, что думала, что он снова кричит, а я не слышу.
А он просто сопел.
И, вроде, мне радостно должно быть, что сын стал плакать меньше, но я сижу и не знаю, что это? Мой материнский проигрыш или победа!
Сижу не дома. В кафе, куда отправил Дима. Я выбрала недалеко от дома, из его окон виднеется сквер с пестрыми деревьями, которые раскрывают себя по-особому именно осенью, ведь вот весной и летом, если не вглядываться в форму листвы, то они все издали зелёные, как женщина до рождения ребёнка, а наступает осень, и каждый листок начинает играть своими красками, показывая насколько по-разному каждая относится к роли матери.
– Боже, какое странное сравнение возникло, – мои мысли меня пугают, ведь я одна. Впервые в материнской жизни я один на один, сама с собой, – надо отвлечься и думать о своём, не о сыне и мамках.
И вот я смотрю на посетителей, паренька, «залипающего в телефон», двух подружек лет двадцати, обсуждающих куртку, женщину с внучкой лет пяти, которая засыпает себе в рот сахар, как птенец заглатывает червяка.
Смотрю на них, и мне кажется, что они понимают, что я тут неспроста, что я тут не «наедине с самой собою», а Мама, которой просто дали часик побыть одной, одной в ожидании кофе и … работы.
Да, наконец-то, ЭТО случилось, я нашла ещё одну парочку спасательных рук, которые не дадут мне «раскиснуть», как подгузник, если его долго не менять. Работа точно поможет мне не «уйти под воду», ведь это то, чем я хотела заниматься с детства, то, что даёт силы, каждый сложный перевод как восхождение на Эверест с криком: «эээ, и это я покорила!»
Помню, как во время беременности работа не давала мне раскиснуть, мобилизовала. Помню, как на меня, пузатую, глазели мужики, когда я скакала по лестницам при сдаче нового кондитерского цеха за пять дней до родов, а я кайфовала от того, что могу работать, могу и хочу!
– Ваш капучино, – на стол поставили кофе в нежно-розовой чашке.
«Ваш капучино» – как это сладко звучит, Боже!
Порой надо ограничить себя в чем-то, чтобы понять прелесть счастья в моменте: разве я любила так кофе до беременности, нет, но почти год без него, и уже от аромата дурманит головушку. Жизнь, ты прекрасна!
А ещё мысли о скором переводе свидетельств о рождении, Боже, как я хочу работать.
А сейчас быстро пить кофе бежать к моим мужчинам домой! Жизнь, ты поистине прекрасна!
12.10.2013
Жизнь, ты дерьмо! Слышишь, дерь-мо. Полное дерьмо!
Вернее, ты дерьмо, потому что его нет!
Сменили за две недели сыну уже три вида смеси, то его пучит как лягушку, живот надуется, словно пузырь, боюсь прикоснуться, чтоб не лопнул через зад. Вот так материнское доброе сравнение, но вот реально так. Или по-другому, если не видеть, кто издаёт звуки, то кажется, что со мной живет какой-то старикан.
То просто тишина вместо какашек третий день, а держать в себе дерьмо нельзя: ни фигурально, ни фактически.
– До чего ты докатилась, Лен, – начала я мысленно отчитывать саму себя. – Без конца лезешь и проверяешь подгузник. Димка сгонял к педиатру, а та сказала: давайте вводите отвар чернослива, но я уверена, что рано для прикорма!
Я взяла на руки сына, который всем видом показывал, что недоволен происходящем в его жизни.
– Паша-Паша, теперь ясно, отчего мамаши уделяют столько времени какашкам, – сын чуть повернул голову в мою сторону и начал косить одним глазами. – Теперь и я стала такой мамашей сама.
Затем в моей голове возникла мысль, от которой мне стало безумно смешно: а ведь можно эволюцию развития матери по какахам выстроить:
– поиск оптимальных подгузников по отзывам;
– как приучить ребёнка к горшку, и нужен ли он;
– умение парировать на возгласы «ему 2, а он ещё в подгузнике»;
– обучение унитазу как отдельный вид искусства;
– блин, смывай за собой, те ж уже 5, и попу нормально вытри!
– (уровень для мам сыновей) тебя стульчак не учили поднимать, а?!
Но вернёмся к нашим баранам, вернее к запору, просто в голове не укладывается: мне не дает покоя чужое дерьмо! Неверно сказала, оно не чужое, оно моего сына, да и «дерьмо» звучит грубо, Пусть будут «какахи», так и запишем. Будь они неладны!
19.10.2013
Вечером к нам приезжали Кулискины. Алена, оказывается, нашлась опытная, их сыну-то год уже, как разошлась, разошлась, так начала давать разные советы прям с порога: коляску в подъезде не держи – вдруг коты чужие помочатся, колёса мой после каждой прогулки, и в квартиру заноси, на ней и укачивай ребёнка. А ещё зря я гостей первый месяц, оказывается, принимала, могли ребёнка сглазить, поэтому они «от греха подальше, Лен» приехали через два месяца.
И слушаю я подругу, с которой столько лет знакомы, а ощущение, что человека первый раз вижу – и это я делаю не так, и то я делаю не так: ребёнка надо туго пеленать, гулять дважды в день даже в дождь, купать только, обернув в ситцевую простыню, чтоб не испугать.
– Дим, а ты слышал, что Алёна мне рекомендовала обязательно вступить в мамские чаты в интернете: в них вся правда, оказывается, – крикнула я мужу из коридора, пока он в окно кухни смотрел на неожиданно начавшийся первый снег.
– Вот оно чё, – донеслось от него, ну если Аленка говорит, то вступишь, да?
– Да не хочу я никуда вступать, но в чаты, где докторов обсуждают, и свечами из чеснока запор новорождённых лечат, ни в чаты, где одежду со скидкой, собравшись в стайки по семьсот человек заказывают, – нервно ответила я, видно же, что я злюсь, ёрничаю, а муж «вступи», – понимаешь, да хватит смотреть в окно, Дим.
Муж обернулся на секунду, и я продолжала:
– Только надо сейчас в октябре вступить в группу и на следующую зиму заказать эту самую одежду, размер чада, высчитав, понимаешь! А что ты не мать? Не знаешь рост ребёнка на год вперёд? Пороть тебя надо?!
– Лен, ты чего такая злая? А? – Дима посмотрел на меня серьезно. – Алёна просто говорит тебе, как сама живет, она не учит жить также, она говорит то, что сама считает правильным, понимаешь?
Я ничего не ответила Диме, мне хотелось поддержки в его лице, а не таких слов на тему вечной толерантности.
Дима продолжал смотреть в окно с сыном на руках, приговаривая:
– Это твой снег. Твой первый снег. Ты его не запомнишь, но я обязательно расскажу, как мы на него с тобой любовались.
Я вышла из кухни, в голове стояли Алёнкины рассказы, а ещё отчего-то вспомнился детский фильм про собаку «Бетховен». Там был такой момент, когда хозяйка подавала коктейли гостям, которые ей улыбались лишь лицом, и вот она отпила чуток, поняла, что нормально на вкус, и это обратно всё выплюнула в стакан….
Так и я смотрела сегодня на Алёну, макающую мою шарлотку, которая, по ее словам, не пропеклась, в клубничное варенье и жалела моментами, что в него не плюнула, особенно, когда она начала причитать, что я мало старалась с грудным вскармливанием и, видимо, неверно прикладывала сына к груди.
А я вида не подаю, улыбаюсь ей, держа на руках спящего сына, а внутри всё негодует, и тут она говорит так авторитетно, будто мне не подруга, а мать: