Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4



В прокуратуре Фрунзенского района, куда я был доставлен с множеством незнакомых мне людей, после трехдневного пребывания в КПЗ следователи при обсуждении моего вопроса в кабинете у прокурора оказались несказанно расстроены. На все вопросы и обвинения отвечал с гордостью, как подобает настоящим комсомольцам, то есть стойко и непоколебимо. Одной фразой. При этом опираясь на целый ряд статей Конституции, закрепленных и гарантированных сводами в правах, – «… каждый гражданин СССР имеет право участвовать в парадах, митингах, уличных шествиях и демонстрациях». Мне повезло в том, что мое дело рассматривал человек не титульной нации, ну и, конечно, не могло не повлиять на это мое плачевное физическое состояние. Я даже сам на себя смотрел в зеркало с состраданием, мученик, да и только. Один прокурорский бастык, кстати, на внешний вид русский, не дал после долгих раздумий санкции на мой арест и последующее привлечение к уголовной ответственности. Административный штраф за активное участие в массовых беспорядках и сопротивление представителям властей, да, еще за нанесение ущерба госимуществу из хулиганских побуждений, оцененный в сумме несколько десятков советских рублей, врученный мне нарочным, был вынесен заочно неизвестно где внутри бюрократической машины. Кстати, я его так и не оплатил, и это свидетельствует теперь о наличии многих предпосылок в недалеком разрушении механизма этого государства-монстра. Вообще-то на самом деле тогда формулировка звучала куда более устрашающе и многословнее в обвинении и значила то, что у меня под вопросом личное будущее с таким волчьим билетом. Но это не так важно теперь. Грех не соглашаться с тагдиром.

С рождения цепкая память запечатлела все в общих чертах четко в те значительные в моей жизни три дня. Суммарно и даже в части существующих объяснений и аналитике Желтоксана у меня сложилось свое мнение, в корне не совпадающее ни с одной из существующих версий, преподносимых различными пристрастными источниками, к примеру, российскими и республиканскими, то есть государственными. В том числе и множеством других истеричных звучащих из частных уст, заинтересованных в чем-либо доморощенных героев и аналитиков. Как говорится, каждый мнит себя героем, видя бой со стороны! Спустя почти двадцать пять лет, прошедших с того времени, учитывая то, что эта книга не может увидеть свою жизнь по непонятным причинам из них уже почти двадцать, только это не может красить мой «свободолюбивый» народ. И меня удивляет политическое равнодушие крепко спящего гражданского общества и еще больше отсутствие в стране настоящей, а не искусственно возникшей понятно из чего элиты. Все-таки, наверное, не все пожелания властолюбивого лидера следует понимать буквально относительно того, что все преобразования следует делать вначале только в экономической плоскости? Помнится казус из древней истории, даже признанный всеми великим: мудрый Аристотель позволял себе наивно глупо вольнодумствовать и заблуждаться, он всерьез утверждал в лекциях то, что мухи возникают из говна. Теперь это актуально по всему бывшему соцлагерю.

Как говорится, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. У меня имеются личные мотивы и убеждения на этот счет, и объяснения просты. Я уверен в том, что многие мои братья и сестры на всем белом свете, по-настоящему любящие свою Родину, меня поймут и как заботливые родственники поддержат, если понадобится, защитят от нападок и обвинений, пусть даже если я где-то и в чем пересолил или думаю неправильно. Мне думается, за правду глаз не должны судить, а вот за чуткость уха следует.

Везде и всюду, где есть недомолвки, присутствуют хитрые уловки с желанием постоянно манипулировать общественным мнением, существуют множество проблем, будут иметься попытки лукавых властей сокрыть это туманом пропаганды, отметив выдающийся культ личности при жизни деятеля среднего уровня со всеми его недостатками, дурными наклонностями и незначительными качествами. В режиме онлайн все выглядит отвратительно и мерзко, то есть напрасными потугами идиотов-лилипутов возвеличить карлика в среде обычных людей. При том с навязыванием этого своего нелепого пристрастия окружающим великанам, проживающим за забором. Вдвойне будет гадко и омерзительно, если это карлик навязывает пристрастие своим неполноценным подчиненным, добиваясь признания в массах своего уродства в восхитительной степени. Даже наличие таких представлений в народе, а они звучат повсеместно, за исключением в среде подневольных госслужащих (находящихся под неусыпным контролем преследующей повсюду присяги) свидетельствует не только о примитивном мышлении равнодушного населения, но и о слепоглухой порочности властной системы. Такое образование аморфно и безжизненно, у него нет завтра. Таким образом, возможно предполагать то, что тревоги основываются на страхе, посему устраняются всякие риски, главное – лишь бы больше утекло воды с тех пор, цель одна – выигрыш времени. Быть может, имеется бесноватая надежда на то, что история спишет, а потомки простят?

Тревоги всех тех, кого волною случая вознесло наверх и сплотил некий общий интерес, ясны. Многие в высших эшелонах власти, и не только республики, причастны и имеют отношение к Желтоксану, быть может, обязаны ему своим восхождением или пожинают плоды за хранение известных им тайн, всем им невыгоден раскол мнений в общественных массах с последующими волнениями и беспокойством по поводу декабрьских событий. Это понятно, безусловно, всем, в том числе низам, мыслящим опрометчиво, хотя и прагматично. Они также не хотят терять в возможной буре недовольства то малое, что имеют. Вот только почему из их поля зрения выпали те, кто в этой жуткой бойне потеряли родных и близких, или такие, как я, у которых никогда из-за лжи не заживут кровоточащие раны в сердце? Ведь мы потеряли в уме доверие и уважение ко всем тем, кто, уловив момент, использовал имеющиеся выгоды мутного времени и проник, таким образом, в лоно сладкой доморощенной власти. Если начать копать грамотно с осторожностью археологов, соблюдая с беспристрастием хронологию, возможно восстановить цепь событий по времени и ответить на все вопросы, как было и есть.



Но это неизвестно, во что выльется и что может обнажить. Посему нечего скрывать и умалчивать тот факт, что общественные массы в подавляющем большинстве своем проявили себя за это время как обычные манкурты, ибо всячески стараются отстраниться, отдалиться, отвернуться от значимого события своей истории. К тому же, по утверждениям многих людей, во многих областных центрах и крупных городах республики сознательные граждане также вышли с протестным молчанием на импровизированные митинги, переросшие в факт неподчинения, неповиновение произволу властей, пусть и безропотное, но показательное сопротивление карательным бригадам спецназа.

После всего были слезы отчаяния и мольбы о помиловании. Гаже всего выглядело похмелье. Последствия в виде невнятных отголосков с клеветой обвинений до полного умолчания спорной сути и щекотливости предмета устрашают свободный дух личности пластилиновой зависимостью национальной незрелости общества. Тем, как попали под ручное управление массового психоза, с цензурой в массовом сознании. В особенности были противны уму и сердцу позорные публичные раскаяния с обидными высказываниями представителей так называемой интеллигенции. Статьи некоторых лизоблюдов из элиты, отобранные с целевой задачей из числа коренного населения, определенно избирательно публиковались в СМИ, в том числе за подписью заслуженных деятелей и известных лиц по поводу случившегося. Многие из них, как в сталинские времена репрессий, поспешили на партийных собраниях отказаться от своих несознательных родственников.

Имелась другая сторона тех, кто преуспел и отличился в это смутное время переоценки ценностей. Они теперь всячески всеми доступными средствами тщательно скрывают свои былые подвиги на той неблагодарной жатве, утаивают взаимосвязь с тем упругим трамплином, несомненно, давшим мощный затяжной толчок для их карьерного роста. Скрыть все равно им не удастся то, что в этом деле кровно замешано большинство должностных лиц всех структур во всей иерархии государственных органов, исполнявших свои служебные обязанности на тот момент, тем более многие из них с большими полномочиями еще пребывают во власти. Это все те, кто были отмечены за свою сознательность и служебное рвение как республиканскими, так и союзными правительственными наградами: орденами, медалями, грамотами, премиями, воинскими чинами и иными видами поощрений. Иначе говоря, кто без тени смущения продал идеалы гражданского общества и национального самосознания. Они пошли на поводу обывательского мышления, решив выбраться из исторического кульбита на своих шкурных интересах, применив мастерски искусство живучести простейших, то есть как паразиты, приспособившись к условиям окружающей среды по ситуации. Я сам стал невольно свидетелем того, как всюду, где возможно, лицемеры использовали бессовестно своеобразную двойственную риторику, особенно в общении с простыми людьми. Один из них в Джамбуле, некто по фамилии Исаков, бывший прокурорский начальник, узнав о том, что меня обвиняли в участии в событиях Желтоксана, гневно свербя меня глазами сквозь лупатые очки, утратив самоконтроль от злости, кричал бессвязно спустя годы на суде по моему гражданскому иску к государственным органам: «Да я таких бунтарей, как он, сгноил в тюрьмах немало». И что самое странное, его никто не посмел отдернуть и усмирить.