Второй

Трон – штука красивая, но на вид неудобная. Ладно, ради такого дела можно потерпеть. Села с осознанием собственного достоинства. Стахий тут же занял место Алмаз, по левую руку от меня.

Такого обращения девица не ожидала, даже в день, когда в домах будет расти лес, а свиньи начнут летать.

– Стахий! – Алмаз хватала воздух ртом, как рыба.

Я демонстративно внимательно смерила её взглядом, заставляя замолчать.

Позволив себе минутный ступор, попялившись на меня обиженно округлёнными глазами, жрица тихо нашла себе другое место.

Девицы так растерялись, что едва не забыли, как удерживать грудь в рамках декольте, для этого грудную клетку требовалось держать надутой, как парус корабля под тугим ветром. В зале повисло молчание. Выбитый из колеи Сергей, надо сказать, так и стоял с пальто недалеко от двери.

– Прошу, садитесь, – я приглашающе повела раскрытой к потолку ладонью.

Чи, подготовленный к моему визиту, подал мне тарелку с фруктами и по-ресторанному оформленным омлетом.

Ох уж эти любители гляделок! После злющих глазищ Тимура пусть на меня смотрит хоть тысяча глаз – не подавлюсь!

Я принялась за еду. Полноценную компанию за столом мне смог составить лишь Прохор. Остальным отчего-то кусок не лез в горло, хотя казалось бы я не давала оснований полагать, что намерена скверно сказаться на их беззащитном передо мной пищеварении. Способность воздействовать на жидкости чужих тел нигде не оговаривалась, и я не собиралась волновать собравшихся признанием, что могу.

Приятно было ради разнообразия отведать что-нибудь кроме супа, который мы ели в мажьей квартире круглыми сутками. Суп, к сожалению, не та жидкость, что со временем становится ценнее.

Позавтракав, я поднялась с трона. Стахий спешно подал пример, поднимаясь вслед за мной на ноги. Старцы, молодые люди и девушки почтительно встали со своих мест.

Приятно.

– Пойду, приберусь, – объявила я.

Вопросы и возражения не прозвучали. Прохор молча пошёл за мной.

В прежнее моё полусанаторное-полушпионское пребывание в Храме я нередко задавалась вопросом, отчего помещения внутри внешне продуманного и имеющего симметричный контур Храма так хаотичны и неудобны для жизни. Оглядываясь назад, не знаю, что приводило меня в замешательство. По-моему, всё очевидно. Требовалось просто прибраться, чего до сего момента отчего-то не догадались сделать.

Храм тем временем разминался и приходил в себя, ступени пружинили под ногами. Я взялась за второй этаж, где располагались комнаты старцев и служительниц. По-моему, комнаты должны образовывать не нелепый квадрат внутри внешних стен Храма, это просто неудобно, а по крайней мере идти по периметру, чтобы внутрь проникал солнечный свет из окон. Так-с, сделаем комнаты приятной площади, скажем, по двадцать четыре квадратных метра. Не хотелось бы лишать света комнаты, расположенные не по периметру. Можно собрать в центре различные подсобные помещения или что-нибудь развлекательное, вроде театра или бассейна. Люди не проводят там много времени, естественный свет в принципе там не нужен. Вот ещё что – неплохо бы увеличить медотсек. В конце концов, Захар больше всех участвовал в моём обучении и может получить небольшую, то есть, как раз-таки большую премию в виде расширенного медотсека.

Полуприкрываю глаза, мысленно интересуясь у Храма о наличествующей мебели. Мебели у Храма навалом. Сразу дооборудываю осмотровую дополнительными шкафами.

Стены перестраиваются, мебель переносится по воздуху, вещи владельцев перекочёвывают на указанное место. И всё сразу. Всё равно что оказаться в центре торнадо, заглянувшего на распродажу мебели. Ну или как в Мойдодыре. Или в Федорином горе.

Замечаю, что Прохор жмётся ко мне. Какая я нечуткая и невнимательная. Люди ведь не любят торнадо.

– Всё в порядке, – похлопываю его по открытой до локтя руке, не придумав ничего более утешительного. – Это приёмы Воздуха и Земли. Ни с кем ничего не случится – это быстро.

Действительно, перестановка и перестройка заканчиваются прежде чем я произношу «ничего».

Прохор несвойственно бледен, но держится.

С третьим этажом проще. Он исключительно для меня и моих названных родственничков. Стоит переступить порог залы, в камине вспыхивает огонь. Тут всё так же пусто, как и в те времена, что я заглядывала сюда гостьей. Не планирую ничего менять. Только хочу занавеси на окна. Вероятно, не помешает поставить кровать, хотя в моём случае отсутствие кровати не означает наличие проблемы. Для меня земля перина, вода покрывало, воздух колыбельная, а огонь очаг. У меня всегда всё есть.

– Ты будешь жить здесь? – с надеждой спросил Прохор, отвлекая меня от размышлений.

Интонация льстит. Искренность подкупает.

– Я бы хотела, – признаюсь со вздохом. – Не думаю, что получится.

Прохору известны мои обстоятельства.

Переделываю комнаты для Тимура и Вениамина. Переношу их в одну сторону. Разделяю спальни, кабинет и гостиную перегородками. Заполняю мебелью. В гостиной размещаю изобилие диванов, отчасти затёртых, журнальный стол и высокий сервировочный, на всякий случай. В кабинет ставлю письменный стол, кресло, пару стульев, вешаю на стену пару полок. В спальнях по кровати, тумбочке, торшеру и вешалке для одежды.

С четвёртым этажом разбираюсь с третьего. На четвёртый этаж переносятся ценности в стеллажах и обсерватория.

Подземная система также нуждается в преобразовании, но предпочитаю заняться ей в следующий раз, без спешки, как и библиотекой.

– Прохор, напомни мне потом, что нужно отреставрировать мебель в гостиной.

«Дубль» послушно кивнул, не требуя платы принимая на себя работу секретаря. Интересно, мне положен секретарь?

Я вернулась в преображённую осмотровую. Захар уже был на месте и в недоумении. Мы застали его согнувшимся пополам напротив шкафа для инструментов, с побагровевшим лицом и побликивающей под лампой плешью.

– Большая честь для меня… – сбивчиво поприветствовал адепт Воды, резко распрямляясь. Краска схлынула с его лица, но отдельные красные пятна не торопились исчезать.

Я бодро пожала протянутую руку. Горячая ладонь задержалась на моей, словно прикасалась к святыне, дарующей богатство, любовь, успех или ещё какой расхожий стереотип блаженного счастья.

– Так гораздо удобнее, – он неопределённо повёл рукой по сторонам.

– Я так и подумала, – киваю без ложной скромности. – Прохор, занимайся прямыми обязанностями, я здесь задержусь.

Прохор коротко поклонился на прощание, развернулся и ушёл на плохо гнущихся ногах.

– Я бы хотела участвовать в осмотре больных.

Захар не посмел возражать.

Первой явилась Лилия Кензи с хроническим насморком. Она долго с ним мучилась, а Захар мучился с ней. Чуть больше, чем свой насморк, Лилия Ивановна любила обсуждать чужую жизнь.

– Здравствуйте. Синусит. – без пауз сообщила я, не дожидаясь, когда утомительная пациентка переступит порог.

– АААААА! – Кензи заверещала дурным голосом и убежала куда-то, шарахнувшись о дверь и вскинув руки.

Мы переглянулись с Захаром. Лекарь философски пожал плечами и продолжил сортировать травы, присланные с гор Эскамеруна. Молчаливость, владевшая Прохором, перекинулась и на него. Он точно так же помалкивал и держался поблизости под каким-то благовидным предлогом, при этом избегал, как и начальник дружины, вести себя как равный – уж чего проще, если хочешь быть рядом с тем, кто сидит за столом, сядь с ним. Ничего подобного, как недавно Прохор предпочитал сидеть на полу у ног, так Захар суетился вокруг шкафчиков. Он позволил себе лишь краткий комментарий насчёт Кензи:

– Она вмиг оповестит весь город.

Таков план.

Вторым появился Набаков. Он ещё был не в курсе. Я даже засомневалась в способностях драгоценной Лилии Ивановны. Набаков пролепетал что-то в высшей мере почтительное и неразборчивое и не сразу разобрал требование расстегнуть рубашку.

Захар помял руками впалую грудь, прислушиваясь. У Набакова на щеках был чахоточный румянец, он то и дело метал в меня быстрый смущённый взгляд и морщился от прикосновений опытного врача.