Страница 52 из 57
— Нет. Что ты такое говоришь?
Фыркаю, пока сердце колотится, как ненормальное. Мне больно. Грудную клетку разрывает, но на такие жертвы я точно не готов. Алимеев ничего не делает просто так, как и подобные ему экземпляры. За блажь и помощь всегда приходит расплата. Я позволил себе быть счастливым, и жизнь тут же забрала дорогого человека. Бредово, но именно так я и думал. Лучше бы я… Чем так… Бесполезным овощем…
— Я должна тебе сказать, что… Мне нужно уехать из города, но… это… потому что… потому…
— Можешь не объяснять, — стараюсь говорить максимально равнодушно, и это получается, ведь внутри и так лопнул каждый орган, по крайней мере именно такие жуткие ощущения разрывали меня, — вали на выход.
— Леш, ты чего? Я просто хочу сказать, что…
— Пошла вон. — Поворачиваюсь голову в ее сторону и цежу каждое слово сквозь зубы. — Я получил, что хотел. На большее ты не тянешь. Уходи.
— Зачем ты так говоришь? — Ее голубые глазки наполняются слезами, затапливая мое сердце кровью.
Горит внутри. Дышать не могу. Проглатываю чертову горечь.
— Потому что только в сказке они живут долго счастливо, не смотря на социальный статус, принцесска. Смотри в глаза реальности, Света, — повышаю тон, ощущая, что еще немного, и я могу передумать, — я — кусок мяса, за которым тебе придется ухаживать. Хочешь убирать мое…?! Хочешь постоянно это делать?!
— Все будет хорошо. Ты будешь ходить. Надо просто согласиться на операцию…
— Пошла вон!
— Леша…
Слезы оставляют широкие влажные дорожки на ее бледных щеках. Она начинает захлебывается ими. Рвет душу на кусочки. Сжимаю кулаки и перевожу взгляд на потолок.
— Больше ничего не будет… — Сухо звучит, и она отшатывается.
— Не верю. Ты просто расстроен.
— Принцесска, уходи, пока я не кинул в тебя вазу. Ты меня достала. — Слова лезвием по языку, но иначе она останется и попытается уговорить меня. — Пошла вон! Или ты с первого раза не понимаешь?! — Рука уже тянется к вазе, из которой только сегодня убрали цветы.
Шагает к двери, но смотрит на меня, как на убогого. Столько обиды и боли в ее глазах, что мои застилает пеленой, и чтобы моя девочка этого не увидела, все-таки дергаю вазу и кидаю. Успевает закрыть дверь. Осколки. Боль в спине от резкого движения.
Все.
Больше не моя.
У нее своя жизнь.
Счастливая и беззаботная.
А у меня…
Больше ничего не будет…
Глава 42. Старый друг лучше новых двух
Вхожу в особняк, который так любезно снял папочка, и останавливаюсь в огромном холле. Теперь мне предстоит жить здесь, пока не наступит тот самый день. Руки начинают дрожать, но я медленно вдыхаю и выдыхаю, прикрыв глаза.
Терапия не дала результата. Наоборот. Самочувствие ухудшилось.
Сегодня в очередной раз взяли анализы и отправили домой. Только здесь пусто. Папа занимается какими-то делами со столичными партнерами. Мама разъезжает по делам благотворительного фонда, а я…
Я рисую, чтобы окончательно не свихнуться от одиночества.
Пусть они звонят каждый день, узнают, как я, но ощущение безысходности не покидает, а еще…
Сейчас во мне поселилось самое гадкое чувство, какое можно представить. Страх.
Если раньше я не осознавала, что в какой-то момент просто могу перестать дышать, то на данный момент это ощущение топило меня. Заставляло дрожать так сильно, что приходилось успокаиваться. Медленно вдыхать и выдыхать. Это помогало, но ненадолго.
Я постоянно думала о том, чем все закончится.
Учебы нет. Остались лишь холсты, с помощью которых я могла выразить свои эмоции. Утопить их в краске. Только сколько бы не водила карандашом или кистью, получалось в итоге одно — Леша.
Иногда картины были темными. Настолько мрачными, что сердце замирало. Другие наоборот светились, и это радовало. Я знала, что Богданов в столице. Совсем рядом со мной, но в то же время так далеко…
Даже порывалась съездить к нему, но вспоминал его слова, полные злости глаза, и сразу оседала на пол.
Несколько месяцев прошло, а я так и не могла научиться переживать ту боль. От слов. От действий.
Понимала, что он сделал это намеренно, но неуверенная в себе девочка внутри меня зажималась в угол и плакала.
А потом наступал момент слабости. Она проникала в каждую мышцу. Буквально пропитывала их. Я ложилась на постель и бесцельно лежала, ничего не делая. Практически не шевелилась.
Позволяла мыслям оседать в голове, но не плакала.
На это просто не было сил.
— Светлана Владимировна, я накрыла на стол. — Голос женщины, которую нанял отец, выводит из размышлений, и я приподнимаю голову, чтобы кивнуть, но она не уходит и мнется на пороге. Странно, только я за все эти дни так и не спросила ее имени. — И еще… К вам пришли.
— Кто? — Хмурюсь, присаживаясь на край постели, и поправляю платок, который слегка съехал на лоб.
— Молодой человек. Очень вежливый. — Женщина улыбается, а я не успеваю выразить свое недовольство, потому что она уходит, оставляя меня в полнейшем недоумении.
Кто может прийти? Какой еще молодой человек?
Может, курьер от папы.
Или?
Сердце замирает от предположения, но ведь такого не может быть. Богданов вычеркнул меня из жизни, как и всех остальных. Хорошо, что на операцию согласился. Не знаю, кто его переубедил, но папа сказал, что мой парень принял помощь с распростертыми объятиями и слова против не выразил. Сомнительно… Очень…
Только проверить я не могла.
Даже набирала его номер несколько раз, но абонент был недоступен. Скорее всего Леша попросту сменил номер телефона, или намеренно внес меня в черный список. Если да, то очень обидно.
Я спустилась вниз и, когда увидела знакомую фигуру, замерла на последней ступеньке.
— Ты что здесь делаешь?
Орлов собственной персоной хмуро изучал мое бледное лицо. Красотой я последнее время не блистала, да и не хотелось. Видят меня лишь врачи, поэтому я особо не старалась.
— Привет, Светик! — Саша шагнул вперед, а я продолжала стоять и смотреть на него, как на призрака.
— Как ты узнал, что я здесь?
— М-да, я думал ты остыла за это время. — Друг усмехнулся, но шагнул еще ближе, поглядывая на меня с нескрываемой жалостью. — С отцом приехал по делам. К твоему зашли, и я его разговор с врачом услышал. Почему ты не сказала, Свет? Мы же вроде друзьями были…
Даже слова сказать не могу, потому что внутри все сжимается. Меньше всего мне хотелось жалости или публичных сожалений. Папа тоже не хотел, чтобы пресса мусолила эту информацию.
— Так нужно было, и сейчас ничего не поменялось. — Складываю руки на груди, пытаясь отгородиться от его взгляда.
У меня было время подумать над всем, что произошло, и я отчетливо понимала, что просто не замечала многих мелочей, которые выдавали отношение друзей к девушкам. Я старательно делала вид, что не вижу их косяков, но если вспомнить, то много раз слышала о спорах и выигрышах. Тогда меня не волновали чужие чувства. Пока я не встретила его…
— Свет, мне жаль, что так вышло. Поверь, меньше всего я хотел навредить тебе.
Орлов смотрит на меня выжидающе. Переворачивает внутри все органы таким взглядом. Ступаю вперед, продолжая высоко задирать нос. Мне нужно было задать ему несколько вопросов, касающихся аварии, и сейчас подвернулась идеальная возможность.
— Я ужинать буду. Можешь присоединиться. — Сказала ему и направилась в столовую.
Напряжение, которое витает в столовой, пока Саша поглощает ужин вместе со мной, заставляет нервно ерзать на стуле. Все-таки несколько месяцев сыграли свою роль, и мне было очень непривычно быть с ним в одном помещении. Мне кажется, что я вовсе разучилась общаться.
— Пацаны скучают по тебе. — Наконец нарушает тишину Орлов и внимательно смотрит, как я пью сок. — Я тоже. Тебя всей тусовке не хватает, Светик.
— Я хочу знать, — прищуриваюсь, оставляя от себя стакан, — ты просил своего отца решить проблему?