Страница 27 из 57
— Я не раз это сделал. И?
— Болван неотесанный! — Резко поднимается и хватает свое шмотье.
— Еще одно слово, Рапунцель… — Цежу сквозь зубы, наблюдая за тем, как она направляется к двери, только вот проблема, сначала придется меня обойти.
— Только попробуй тронуть меня хоть пальцем и…
Замирает рядом и часто дышит. Бледная кожа постепенно приобретает розовый оттенок, особенно на щеках. Злишься, принцесска? Так я тоже не в восторге сейчас.
— Что? Позовешь на помощь папочку? Будешь козырять деньгами? Опять?
Надвигаюсь на нее, буквально припечатывая к стене. Ненавижу чертову Барби так сильно, что готов прямо сейчас сотворить что-то противозаконное. Задерживаю взгляд на губах, на мгновение залипая в порочных мыслях, но противные слова заставляют рычать от злости и вести себя соответствующе, как зверь…
— Я по крайней мере могу это сделать, а ты, судя по всему, нет. — Намекает на жалкую комнатушку, вот только если раньше на прекрасном личике при таких словах появлялась кривая улыбочка, то сейчас ее нет. — И? — Подается вперед и практически касается носом моего, и я даже ощущая сладкие нотки ее духов. — Что теперь сделаешь? Снимешь и остальную одежду? Или можешь это сделать только, когда я без сознания?
Возможно, так и сделал бы, вот только ее фразочки оказали другой эффект. Залип на глаза, не произнося ни слова, и отстранился, хоть и с трудом, ловя себя на мысли, что пахнет она крышесносно.
— Твои намеки, Рапунцель, мимо кассы. — Резко перехватываю тонкое запястье и указываю на пластырь. — Раны нужно было обработать.
— Это можно сделать, когда человек в трезвом уме и здравом рассудке. — Пыхтит, но уже не пытается вырваться, кажется, даже расслабляется, или я уже сам себе начинаю придумывать то, чего нет.
— Без обид, но это не про тебя.
— Что… Хамло!
Не отхожу от нее, пока она возмущенно раздувает ноздри. И в общем-то не мое дело. Нужно просто отступить и дать ей уйти, и мои проблемы на этом закончатся, но я по какой-то неведомой причине стою на месте. Сражаюсь с ней взглядами.
— Не спорю. — Отпускаю руку, которую она и не пыталась вырвать из моих пальцев, и засовываю свои в карманы толстовки, чтобы ненароком не приложить их к какому-то интересному и привлекательному месту на ее теле. — Со здоровьем проблемы?
— Ч-ч-что? — Часто хлопает ресницами и рот оставляет приоткрытым, ну издевается же?!
— Ничего, — делаю шаг назад, а то вероятность удара током увеличивается в разы, — просто так в обморок ни с того ни с сего не падают, принцесска. Неужели дома не кормят? Или намеренно поддерживаешь кости в сухом состоянии?
— Это не твое дело, дикарь.
Фырчит и складывает руки на груди, а я пожимаю плечами.
— Пока ты не уронила меня на асфальт, возможно. — Цокаю, глядя на стол, где стоит нетронутая пачка с шоколадными вафлями. — Но после того, как уложила на лопатки, да еще и прокатилась на руках, а они к слову не казенные, обязана объясниться.
Молчит, пока я отхожу к столу и включаю чайник. Жду ответа. Резкого. Ядовитого, но она снова осматривает комнату, потом свои руки и вновь возвращает мне свой колючий взгляд.
— Ты же не дал мне под машину попасть, — говорит тихо, словно вспоминает, — это…
— Благородно с моей стороны. Наверное, стоит поблагодарить. — Развожу руки в стороны, а она мнется, будто ее поймали на чем-то гадком. — Ну…?
Не знаю, почему жду от нее гребаного спасибо. Не особо оно мне надо. Не ради этого помог.
Разве можно было иначе? Оставить там одну или сбагрить кому-то, чтобы разбирались?
Будь на ее месте кто-то другой, сделал бы то же самое.
Напряжение в комнате такое, что шевельнись, и убьет. Смотрим друг на друга, словно идиоты, честное слово. Мои нервишки сдают, поэтому…
— Спасибо.
Ох, ну ни хрена себе! Глаза сами увеличиваются, когда слышу пусть тихое, но заветное слово. Даже выдыхаю, только сейчас замечая, что не дышал все это время.
— А ты не безнадежна, Рапунцель.
Глава 19. Все меняется
Я краснею. До корней волос. Вот прямо сейчас перед этим… Этим дикарем! Неандертальцем, который притащил меня в свою пещеру и нагло улыбался.
В голове полнейший кавардак. Солянка из мыслей.
Не знаю, как пошевелиться, и что вообще говорить дальше. Продолжать нападать и метать стрелы. Но ведь он мне помог, несмотря на то, что я говорила сегодня. Вроде меня совсем не должно волновать, как будет выглядеть со стороны моя наглость, только слова застревают в горле, да и двигаться сейчас мне совсем не хочется.
Не потому что он стоит передо мной весь такой важный с нахальным взглядом, а из-за легкого головокружения. Добивает еще и сухость во рту. Пить хочется, будто зверю, который пропадал в пустыне.
— Что это значит? — Задираю нос выше, чтобы не думал лишнего, и смотрю, как парень расслабленно с какой-то ленцой достает две кружки с полки, которая висит над столом.
— Воспитать тебя еще не поздно. — Говорит спокойно, кидает в них по пакетику чая и заливает их кипятком.
— Меня? Может, ты что-то перепутал?
— Садись. — Произносит вместо ответа, но я лишь вопросительно поднимаю брови. — Ты отсюда не уйдешь, пока не вкинешь в себя чай с вафлями. Извините, — ерничает открыто, разводя руки в стороны и сопровождая все это поклоном, — чем богаты, тем и рады.
— Я тебя поблагодарила, но это не значит, что мне можно указывать. — Произношу с важным видом и направляюсь к двери, только дикарь резко перекрывает путь отхода.
— Ты уйдешь, когда поешь.
— Помнится, ты меня с жабой сравнил, так почему сейчас хочешь чудовище усадить за стол и пить с ним чай? Что за невиданная доброта в лице неотесанного болвана?
Перебор. Понимаю это в то мгновение, когда дикарь оказывается рядом. Мы стоим и смотрим друг на друга практически нос к носу. У меня опять от такой близости ноги подкашиваются. Но отступать не буду. Он и так увидел слишком много.
— Развернулась и села за стол, — процедил сквозь зубы, поглядывая на мои губы, — не сядешь сама, значит я усажу и волью этот долбанный чай прямо в твой прелестный ротик.
Прелестный ротик… Что?!
— Не посмеешь. — Усмехнулась и прищурилась, пока парень раздувал ноздри. — Если тебе так хочется меня облапать, то не нужно искать для этого предлоги.
— Предлоги, говоришь. — Странно посмеивается и делает шаг, от которого меня ведет назад.
Головокружение никуда не делось, и мне пришлось схватиться за его руки, которые чудесным образом легли на мою талию.
— Чай и вафли, Рапунцель, — говорит мне прямо в губы, не отрывая взгляда от моих глаз, пока я часто моргаю и туго соображаю, что вообще со мной сейчас происходит, — потом можешь чесать отсюда на все четыре стороны, но без голодных обмороков. — Он еще некоторое время пялится на мои губы, после чего отодвигает от себя с усмешкой. — Неужели дома не кормят, принцесска? Или ты на добровольной основе кости сушишь?
— А ты всегда такое хамло? Или по особым случаям?
Поднимаю бровь вверх, а дикарь улыбается, и чтобы не чувствовать, как зашкалил от этого мой пульс, отворачиваюсь к столу, на котором стоят кружки. Проглатываю противную густую слюну, понимая, что готова выпить злополучный чай, чтобы не ощущать, как во рту появляется пустыня.
— Чай так чай. — Отодвигаю стул и сажусь за стол, пока за спиной раздается движение.
Мне до жути не по себе, но… но я не хочу уходить. Смотрю на кружку, оценивая масштаб трагедии, и прикасаюсь пальцами к кошке, которая на ней изображена. Черная на белом. У нас в доме никогда не было литровых кружек. Мама так их называла. Не может настоящая леди пить из такой чашки, которая и не чашка вовсе, а корыто объемом с водоем. У нас приветствовались лишь изысканные сервизы стоимостью в тысячу евро, как минимум. Европейское качество, и все дела. Мама любила шикануть. Чтобы ужины соответствовали семье политика. С самого детства с белоснежной салфеткой на коленях и прямой спиной, будто к ней прибили спинку стула.