Охота на птичку

‒ О, сеньорита Софи уже проснулась? ‒ слышу за спиной любимый голос. — Кофе в постель не дождалась.

Никита входит в номер с подносом, на котором я замечаю фарфоровые чашки, кофейник, круассаны и еще какие-то джемы и конфеты. Он лохматый и все еще мятый после сна. Такой трогательный с этим набором для завтрака в постели! Мое сердце трепещет от зашкаливающей милоты. Прямо сейчас я хочу сказать ему, что люблю! Уже набираю воздух и открываю рот, но он приказывает, кивая в сторону кровати:

‒ Бегом обратно и сделать вид, что спишь!

Я хохочу и прыгаю в постель. Взмахиваю легким белым одеялом, накрываюсь с головой.

Слышу грохот подноса о тумбочку, хочу высунуться, чтобы посмотреть, выжил ли фарфор, но не успеваю. Сильные мужские руки сгребают меня вместе с одеялом и заворачивают в кокон. Никита наваливается сверху:

‒ Ты попалась, непослушная девчонка! Теперь я буду делать с тобой все, что захочу!

‒ Ой, как страшно! — заливаюсь я смехом и выныриваю одной головой.

Мы встречаемся глазами, счастливо смотрим друг на друга, а потом долго целуемся и занимаемся невероятно нежным утренним сексом.

После пьем противный остывший кофе и одеваемся, чтобы спуститься к океану и прогуляться по дикому пляжу.

От утеса вниз ведет извилистая узкая тропа. До нее мы с Никитой доходим, держась за руки, а дальше разделяемся. Теперь он идет впереди. Где-то на середине пути мне снова приходит сообщение. На этот раз ‒ от Дашки:

«Не ожидала от тебя. Зачем врала? Или ты думала, что я не узнаю в твоих сториз Гордиевского? Зря ты с ним связалась. Там без вариантов»

Меня пробивает холодным потом. Смотрю на текст и глазам своим не верю. Что за бред?

Открываю Инстаграм и цепенею от ужаса. Майя выложила видео, на котором неделю назад мы с Никитой целуемся на Площади Каталонии. А Настя написала пост о том, какими романтичными бывают программисты, оказывается. У меня все фото и видео сохраняются в облако, к которому у девочек есть доступ. Я забыла предупредить их, что история с программистом не для публикации. Они просто сделали свою работу.

‒ Птичка, лети ко мне! Ты где там застряла? ‒ Никита ушел далеко вперед и теперь зовет меня.

‒ Ники, мне срочно нужно позвонить. Пять минут! — кричу я в ответ, удаляю видео из сети и набираю номер Даши.

Подруга хватает трубку с первого гудка.

‒ Панасоник, ты совсем, что ли? — ожидаемо начинает она с наезда. — На кой хрен он тебе нужен? Он же женится на Третьяковой! Они к свадьбе готовятся.

‒ Даш, послушай, ‒ перебиваю ее я. ‒ Он меня любит, а я ‒ его. С Юлей они расстались. Он все мне рассказал.

‒ И то, что она беременная от него, тоже сказал?

После этого вопроса я слышу странный звон в ушах и вижу, как бесконечная синяя гладь океана становится выше. Но это не вода взлетает, а я приземляюсь. Сажусь прямо там, где стояла. Ноги не держат.

‒ Ты уверена?

‒ Там срок уже три месяца. Свадьбу срочно организовывают. Я лично от нее знаю. Она не врет, Панасоник.

Звон все нарастает. Кажется, у меня сейчас мозг взорвется.

‒ Я поняла. Спасибо, Даш. Созвонимся позже, ‒ говорю я не своим голосом.

На ватных ногах спускаюсь на пляж. Никита стоит спиной и всматривается в горизонт. Заслышав мои шаги, поворачивается и широко улыбается своей невообразимо прекрасной улыбкой.

Подхожу к нему вплотную и без предисловий спрашиваю в лоб:

‒ Ты знал, что Юля ждет ребенка от тебя?

Он заметно меняется в лице. Вижу, что не знал. Но это не меняет сути.

‒ Соня… Ты что такое говоришь?

Кривится и явно пытается осознать услышанное. Точно не знал.

‒ Мне подруга рассказала. Она лично от Третьяковой знает. И про беременность, и про вашу скорую свадьбу.

Никита резко поднимает руку, ладонью вперед. Призывает меня замолчать. Моргает часто и снова кривится. Не верит.

‒ Минуту, ‒ просит он и отходит в сторону. Достает телефон, звонит.

Я не слышу всего разговора. В ушах у меня по-прежнему звон, и я уже начинаю сходить с ума от этого звука. Хочется бежать. Невыносимо хочется удрать отсюда и больше никогда не видеть ни Гордиевского, ни этот его грозовой океан.

Я начинаю идти вдоль берега, в другую от Никиты сторону, и слышу за спиной.

‒ Зачем скрывать два месяца? Какой на хер сюрприз, Юля?

Он кричит. Грубо и с неприязнью. Зачем? Все равно уже ничего не изменить.

Через минуту он догоняет меня. Дергает за плечо. Разворачивает. Его лицо перекошено злостью. И болью. Я вижу в его глазах страданье. Они потухли и посерели, стали какого-то неопределенного цвета печали. Они больше не зеленые.

Роняю голову на его плечо, прижимаюсь. Звон в голове мгновенно прекращается. Пусть это все окажется сном! Или галлюцинацией. Пожалуйста, пусть я просто заболела. Или нечаянно объелась грибов. Вместе с кофе случайно приняла амфетамин. Пусть меня просто глючит, и все это происходит лишь в моем воображении. Иллюзия, обман. Я не смогу пережить такую правду.

Он проводит рукой по моим волосам и отстраняется, чтобы видеть мои глаза.

‒ Я люблю тебя, ‒ выдыхает отчаянно.

Я хватаю воздух ртом и понимаю, что должна ответить. Обязана сказать именно сейчас. Сейчас или никогда.

‒ Я… Я…Я…

Мне не хватает воздуха.

‒ Знаю, ‒ останавливает он мои тщетные попытки. Притягивает и обнимает:

— Мы что-нибудь придумаем.

Пытаюсь сделать вдох — получается с трудом. Болезненный спазм в центре груди пережимает трахею и не отпускает до тех пор, пока по щекам не начинают катиться слезы. Из меня вырывается всего один всхлип, дальше я плачу беззвучно.

‒ Я разберусь, ‒ обещает Никита. ‒ Это не мой ребенок, такого просто не может быть. Я уверен. Слышишь, Соня, я сегодня же полечу, разберусь и вернусь к тебе. Два-три дня ‒ и вернусь!

Верю ли я ему? Да. Безусловно. Абсолютно. Тотально. Без каких-либо «но».

Вскоре мы выезжаем из отеля. Так и не полюбовались океаном вместе.

Я беру себе билет на вечерний самолет до Барселоны. Никита улетает из того же аэропорта, на полтора часа раньше меня. Всю дорогу идет дождь. Никита внимательно следит за дорогой, я смотрю в боковое окно. Разговаривать совсем не хочется.

Прощаясь, мы долго стоим обнявшись. Бросив на пол рюкзаки в центре огромного зала, прижимаемся телами, заряжаемся. Всю дорогу молчали, лишь изредка переглядываясь, и теперь снова молчим.

Мы безмолвствуем, а наши души переговариваются.

‒ Не оставляй меня, ‒ просит его душа.

‒ Останься со мной, ‒ умоляет моя.

Но мы уже идем. Расходимся в разные стороны, к своим гейдам.

В ожидании рейса я бесцельно брожу по дьюти-фри. Рассматриваю стенды элитной косметики и парфюмерии, затем бреду к бутылкам с алкоголем. Мелькает шальная мысль купить какой-нибудь дорогущий коньяк и выпить его из горла в туалете. Но я отметаю эту затею и покупаю огромную шоколадку с орехами. Вот мой правильный наркотик, который обычно помогает забыться. Но в этот раз и он окажется бессилен.

Перед самой посадкой звонит мама. Блин! Я совсем забыла, что должна была перезвонить ей.

‒ Соня, как ты себя чувствуешь? — неожиданно сходу интересуется она.

‒ Я в порядке, — вру я.

‒ Мне звонила Даша. Все рассказала, ‒ признается мама, и голос ее дрожит.

‒ Зачем? — я действительно не понимаю.

‒ Чтобы я могла поддержать тебя. Она волнуется. И мы с Арсением, ‒ она запинается на секунду. ‒ Как ты это переживешь. Первая любовь…

‒ Спасибо, мама. Я переживу, ‒ обещаю я.

‒ Утром я просила тебя перезвонить по другой причине, ‒ меняет она тему разговора. — Дело в том, что мы с Арсением приняли решение оплатить твою магистратуру. Появилась такая возможность. Пришли мне реквизиты для оплаты.

Мне бы обрадоваться, но я только вздыхаю. Обреченно, с тоской. Кажется, что никакая, даже самая прекрасная, новость не способна перекрыть мою печаль. Я думаю только о том, что мы только что расстались с Никитой.

И тут мама говорит то, от чего меня накрывает волной дичайшего ужаса.