Страница 41 из 45
Очевидно, она чувствует что-то совсем другое. Я-то решил, что мы помирились, но Марина, видимо, считает иначе.
— Что значит «нет»? — моментально огрызаюсь я.
Мне надоело, как же мне надоело! Который день за ней хожу, как будто привязанный. А она, как вышла из подсобки, полностью успокоилась, не плачет, взяла себя в руки. Словно одумалась и решила прекратить между нами отношения. А я-то считал, что охрененно круто разбираюсь в женщинах. Ведь глаза же были на мокром месте, когда в кафе появилась Потапенко. А теперь что? Моя официанточка, как будто протрезвела. Снова будем соревноваться друг с другом в остроумии? Коррида началась с быком и красной тряпкой?
Марина отходит от меня и, громко шлепнув крышкой барной стойки, принимается работать. Я мечтал поехать с ней к себе домой и наконец-то начать жить нормально. А вместо этого опять вынужден пререкаться. Мне нравится уровень ее умственного развития, и она безусловно интереснее всех моих женщин вместе взятых, но такого долгого воздержания, между прочим по ее вине, у меня со школы не было. Ведь пытаюсь же быть хорошим парнем, ради нее стараюсь. Первый раз в жизни, кстати, так задницу рву.
А Марина так любезна, что решает пояснить мне, что же конкретно она имела в виду, когда сказала слово «нет».
— «Нет» — это слово, выражающее отрицание, Озерский. «Нет» — это река в Бельгии, приток реки Рюпель. «Нет» — это река в России, правый приток реки Фарт. «Нет» — это кинофильм режиссёра Пабло Ларраина, вышедший на экраны в 2012 году. «Нет» — это песня, написанная Константином Меладзе, кстати, твоим тезкой, — смотрит на меня с насмешкой Марина, — и записанная российской певицей Полиной Гагариной для её эм-м-м, — задумавшись, — не помню какого по счету студийного альбома. Продолжать?
— Достаточно. Умная очень, да? Реки она выучила с песнями Меладзе, — понимаю, что мы уперлись в стену.
— У меня в школе по географии было отлично. Я тебе могу еще про озера рассказать.
— Обойдусь.
— Слово клиента — закон, — улыбается Марина.
Дожил, вместо того, чтобы свалить к чертям собачьим, поискать новую интересную тему для журналистского расследования, я подпираю кулаком щеку и наслаждаюсь тем, как изящно двигается моя девочка между полками и барной стойкой. Вот только «моя» ли?
Между мной и официанточкой начинается очередной бесполезный разговор.
— Что-то еще будете заказывать? — наигранно улыбается Марина и включает кофе-машину.
И вот сейчас я зол. Я уже почувствовал ее вкус, все мое тело отреагировало, в штанах тяжелее гири, а мне опять подсунули фигу с маслом. Молодо — зелено. Глупая она еще, хоть и умная до чертиков. Ну что за цирк? Неужели нельзя начать нормальные отношения? Что еще ей нужно? Ну ведь сама же мне только что язык в рот засовывала, чего ей стоит открыться? Ведь вижу, что запала она на меня не меньше, чем я на нее, но Марина уперлась рогом и не поддается. Положить бы «младшего я» на ее детское упрямство и дождаться, когда сама прибежит. Но что-то заставляет жопу к стулу приклеить и ждать.
Хвостик Марины порхает между кассой и посетителями. А я не могу перестать следить за ее телодвижениями. Раньше было куда проще. Поимел — ушел, забыл, как звали. А теперь, я словно по рукам и ногам связан, сижу и смотрю на нее, как псина на сладкую мозговую косточку. Осталось только слюну на стойку пустить. У Алекса друг хороший в частной клинике практикует, может стоит позвонить и записаться на прием, вдруг это лечится.
И откуда только столько самообладания в этом юном теле? Она обслуживает пожилую пару, падает мороженое. А мое терпение заканчивается. С силой бью по барной стойке, укладывая крупную купюру, расплачиваюсь за кофе. Беру свою куртку и валю. Я ведь не малолетка, чтобы бегать за ней целыми днями. И так прогнулся ниже некуда. Пора паузу брать. Бессмысленно все это. Горечь внутри и отчаяние. Далась мне эта чертова любовь, лучше ничего не чувствовать и жить спокойно, чем вот это вот все. Сколько уже я недель подряд за ней таскаюсь? От мудака Махеева я ее спас, брата вернул, Потапенко послал, плюнул на карьеру. Не хочет, значит надо отпустить. Мне бы встряхнуть ее, как следует, чтобы объяснила, чем я заслужил такое отношение? Мое прошлое оно только мое, оно было, его не вычеркнешь, но я ведь ей не изменял, я ведь ни с кем не был после Марины.
Со злостью толкаю дверь, выхожу на улицу и захлопываю ее, от души, что называется, громко. Ветер дует в лицо, треплет волосы, щеки тут же начинает неприятно покалывать. Я не застёгиваю куртку, потому что мне уже все равно: заболею я, потекут ли из носа сопли, поднимется ли температура. Проклятье какое-то! Заслужил, конечно, заслужил, за все свои пятьдесят. Мог бы выбрать кого-то попроще.
Позади слышится звон «музыки ветра», кто-то открыл дверь и спешит за мной.
— Озерский! — летит мне в спину на улице.
Марина — самая первая мысль. Оборачиваюсь. Мне приходится сжать зубы, чтобы побороть в себе желание схватить ее в объятья и прижать к себе, оторвать от земли, покружить, поцеловать от души, обнять. От чувств буквально рвет на части. С неба падают мелкие снежинки, и Марина кажется еще красивее, чем когда-либо. Вышла ко мне, догнала. Одумалась. Неужели?
— Сдачу забыл, — равнодушно пихает мне в ладонь купюру Марина, свободной рукой сжимая полы куртки.
А затем просто возвращается, обратно в кафе.
Глава 48
Костя
— Он пишет совсем слабо, все кто читал, все в ужасе, — пыхтит Алекс, сидя в огромном желтом кресле у себя дома и обсуждая новую книгу одного очень популярного автора. — Там что-то про лес и снеговика.
Имя писателя он не запомнил. Сомневаюсь, что он читал эту книгу. Больше выпендривается перед телочками.
— Автор без стиля — грустное зрелище, — пожимает плечами Алекс.
На подлокотнике его кресла сидит новая бухгалтерша «Желтых слив». Молоденькая и яркая, она перебирает волосы на его затылке, заглядывает ему в рот и очень внимательно слушает. Забавное зрелище. Раньше я не замечал, какими недалекими бывают девушки в нашей компании. На ней короткое красное платье и вызывающие колготки в сетку. За квадратным журнальным столиком расположились еще две симпатичные девчонки, новые журналистки, они тоже явно очень старательно подготовились к вечеринке — выглядят ярко и эффектно. На принесенном из кухни табурете, слегка нагнувшись вперед, расположился Миша, копирайтер. Он в «сливах» совсем недавно, но уже влился в нашу банду, у них с Алексом много общего. Любят, когда каждый день словно праздник. В квартире Алекса играет приятная музыка. Немного душновато, но окна открыты настежь, несмотря на холодную погоду. Столик заставлен тарелками с бутербродами и всевозможными закусками на шпажках. То и дело раздается коллективное ржание. Я стою в проеме двери на балкон. Скрестив руки на груди, я смотрю на все это, как бы со стороны. Несколько раз попытался безболезненно вернуться к своей старой жизни. Пришёл на эту тусовку и первые пятнадцать минут активно участвовал в разговорах, помогал дамам наполнять бокалы, и даже толкнул тост о важности нашей газетенки в мировой прессе. А затем я скис. Сдулся, как затасканный малышом воздушный шарик. Безжизненная, сжеванная цветная резинка на веревочке — вот, во что я превратился. Я правда пытаюсь жить по-прежнему, но не фига не выходит. Мне с ними скучно, а когда мне скучно, я перестаю быть креативным. К тому же, с тех пор как одна слишком умная официантка сказала мне «нет», меня ничто не радует. Вот вообще ничто. Я стою, втягивая прохладный вечерний воздух, и размышляю насколько прилично будет свалить прямо сейчас.
— Алекс, я домой пойду, — подхожу к столу и хлопаю приятеля по плечу, забирая свою куртку.
— Может останешься, девочки — огонь, — шепчет он, подмигивая. — Та, что слева, на тебя прям облизывается.
Глаза Алекса горят таким восторгом, что мне хочется зевнуть ему в лицо.