Мой плохой мальчик

Я не знаю, как реагировать. Юре я бы все уже высказала, но, зная Андрея, подозреваю, что мы только сильно поссоримся.

А если он изменил мне?! Почему позвонил только сейчас?! Он не думал обо мне? Забыл? Он развлекался? Я так сильно ревную и переживаю, что считаю каждую минуту, а Андрея все нет и нет. Время переваливает за полночь, и я начинаю реветь в подушку. Наверняка поехал к какой-нибудь красавице. К своей сверстнице. С которой нет насущных проблем. С которой тепло и весело.

Когда в замке прокручивается ключ, я хоть и пытаюсь тереть щеки, но выгляжу ужасно. Зареванная, с опаской плетусь к двери. Андрей садится на тумбу и, пока мое сердце отплясывает джигу-дрыгу, резко стягивает кеды и протягивает вдоль стенки ноги.

— Капец, как я устал. Представляешь, Жануль, в нашу сторону никто не ехал. Вообще никто еще не собирался расходиться. А я там уже заколупался, думал пораньше к тебе вернуться. Поперся на автобус, а оттуда с двумя пересадками. На такси-то жалко, решил сэкономить. И в итоге опоздал на тот, второй. Пришлось идти через мост, дальше туда, где «Два гуся». Я ж баран упертый, ну ты знаешь. Потом увидел клумбу, решил надрать тебе цветов, — сует мне несколько поломанных веток. — И какая-то бабка, вместо того чтобы порадоваться, что у нас любовь, давай угрожать мне полицией. А куда ей эти цветы? Завянут, и все. А я радость тебе дарю. Эй, ты ревела, что ли? Что случилось?

— Да нет, просто…

Я закрываю рот ладонью. А Волков встает, кидается ко мне, обнимает.

— Подумала, что ты меня бросил, — плачу уже в открытую.

Какая же я стала слабохарактерная, кошмар.

— Ну тише, тише. Я тебя только в постель могу бросить. Я просто без тачки был. Экономлю же на бензине. Думал, кто-то в нашу сторону рванет. А они сидят и сидят. Ой, Жанна, честно, у них такие проблемы детские, вроде как вышедшая версия игры, а нам с тобой не до этого. У нас вон Мишка растет.

Плачу еще сильнее. На его плече.

— А ну давай заканчивай. Хватит сырость разводить. Со мной пойдешь в следующий раз, ибо бурная фантазия — враг сердцу. Слушай, а у нас пожрать есть?

— Ты же в гости ходил, — улыбаюсь, шмыгая носом.

— Да там девки херни какой-то намутили, вообще готовить не умеют. Лучше бы не пробовал.

Обнимаем друг друга за талию и идем на кухню.

— Ничего не умеют, не то что моя девочка.

Глава 43

— Уважаемые студенты, записываем.

Открываю заранее заготовленный план занятий, а мои ученики, положив тетради на мольберты, должны тезисно набросать основные моменты.

— А я запомню, Жанна Кирилловна. Я не хочу писать, — нагло смотрит на меня Семененко.

Терпеть не могу этого ленивого студента. Однако сегодня все иначе. Что-то изменилось. Не знаю почему, но мне очень не нравится его наглый взгляд.

— Есть понятие «надо». Ведение записей, Семененко, способствует превращению чтения в активный процесс, мобилизует, наряду со зрительной, и моторную память. — Перекладываю бумаги, шелестя листами. — Следует помнить: у студента, систематически ведущего записи, создается свой индивидуальный фонд подсобных материалов для быстрого повторения прочитанного…

Семененко неожиданно встает из-за мольберта и, наклонив голову к плечу, объявляет на всю аудиторию:

— Жанна Кирилловна, а Волков тоже за вами записывает? Ну, дома у вас.

И начинает надрывать кишки со смеху.

Мне моментально становится плохо. Как будто что-то воткнули в сердце. Резко, как приступ инсульта или инфаркта. Я не знаю, как себя вести, как отвечать студентам о Волкове. Не подготовилась.

Оглядываю аудиторию. Они дружно тянут лыбу. Они все знают.

Стыдно. Андрей один из них. Я живу с таким же, как они. Откуда взяться уважению, если меня трахает такой же пацан, как Семененко?

— Сядь на место, — говорю уверенно и жестко, насколько могу в данной ситуации.

Все мои комплексы, словно черти, ползут обратно из табакерки.

Стараюсь продолжать, но тяжесть моего положения кажется такой невыносимой, что я едва стою на ногах, голова кружится, и я плохо понимаю слова, которые произношу вслух.

— Особенно важны и полезны записи тогда, когда в них находят отражение мысли, возникшие при самостоятельной работе, поэтому…

— А я понял, он больше по спорту у вас, физические нагрузки, все дела. Ай-ай, Жанна Кирилловна, ну вы шалунья, — пошло шутит студент и не садится.

— Выйди вон из аудитории.

— Ну, Жанна Кирилловна, а можно мне так же оценку заработать? Не учиться, а как Волков? Я с ним в душе в бассейне был, у меня хрен-то больше будет. Мы с пацанами мерялись.

У меня начинают трястись руки. От бессилия, от безысходности, от грязи.

Кому-то все равно, но не мне. Мои собственные тараканы не дают мне покоя. Я не в состоянии выносить эту мерзость. Хочется забиться под стол.

— Выходи из аудитории. Сейчас же!

Говорю таким гортанным, не своим, ужасным голосом, что остальные ребята сидят тихо. А Семененко нагло запихивает вещи в рюкзак, не прекращая на меня смотреть. Идет мимо.

Он думает, что со мной так можно. Он знает, что Волков… Как же ужасно, как же омерзительно.

— Я напишу на тебя докладную.

— Ладно вам, Жанна Кирилловна, вы красивая молодая женщина, думаю, мы договоримся, — и подмигивает.

Это тошнотворно и отвратительно. Не имеет ничего общего с тем, как ко мне приставал Андрей. Это просто противно.

У меня резко прихватывает живот, начинает тошнить, и такое ощущение, что еще секунда и буквально вывернет наизнанку.

Я так много чего боялась в отношениях с Волковым. Каждой тени, каждого шороха, насмешек среди коллег, мести от мужа, физической расправы от его родителей.

Но есть еще вот это. Об этом я не подумала. Они как-то узнали, что я живу вместе с их одногруппником, и теперь относятся ко мне, как к бл*ди.

Я не в силах стоять перед ними. Своими студентами. Все пропало. Вся моя жизнь идет под откос из-за того, что я потаскуха.

С раннего возраста мечтала преподавать. Любила это дело. Только кто будет прислушиваться ко мнению преподши, которая раздвинула ноги перед студентом?

Мое тело содрогается, что-то сжимает грудь так, что я не могу вздохнуть. Смотрю на свое отражение в стеклянной дверце шкафа с комплектом гипсовых моделей для натюрморта и не узнаю себя. От этого мучительного ощущения беспомощности зрачки очень сильно расширились, а губы почти синие.

Перевожу взгляд на студентов. Большинство сидят, уткнувшись в свои листы. Они взяли ручки в руки и ждут. И я вспоминаю, как однажды мне очень хорошо сказал теперь уже бывший муж: «Жанночка, столкнувшись лицом к лицу со своими страхами, ты понимаешь, что никуда они не денутся. Важно, твое к ним отношение! Надо научиться принимать проблемную ситуацию и искать ее светлую сторону!»

У Юры много недостатков, но мужик он умный. Не отнять.

Да, студенты и преподаватели будут обсуждать меня и смеяться, возможно придумают мне какое-то унизительное прозвище, но никто из них не сможет отобрать у меня те минуты счастья и безумной любви, которые подарил мне Волков. И я должна просто пережить это. Я обязана справиться.

А то, что у нас такая шикарная физическая близость, на которую только что намекал Семененко? Ну что же поделать. Пусть завидуют. Интим — он и вправду помогает нам любить. Без обмена ласками в любви остается неисполненным что-то важное. И такие, как мы с Волковым, любовники, глубоко любящие друг друга, получают от постели особое наслаждение.

И, несмотря на осуждение общества, в нашем ежедневном акте любви исчезает разница в возрасте, и мы двое сливаемся воедино. В минуты страсти у нас с Волковым словно одно тело на двоих. Всепобеждающее наслаждение.

Еще раз смотрю на группу. Многие из смеявшихся надо мной девочек и мальчиков могут похвастаться чем-то похожим? Вряд ли.

Когда мы любим, а мы с Андреем сто процентов любим, мы достигаем совершенно новых вершин. Тому же Семененко такое и не снилось.