Мой плохой мальчик

— Волков, веди себя прилично, — краснею еще гуще.

Подтаскивает стул, присаживается ближе. Ластится, как большой мохнатый пес.

— Обожаю, когда ты злишься, тут же хочется сделать тебя своей еще пару грязных раз.

Кладет мне руку на бедро и гладит внутреннюю часть. Царапает, сжимая пальцами. Под столом не видно, но я бью его по лапам. А он шутливо гримасничает и пьет заказанный специально для него коктейль.

— Как Миша? Как вы общаетесь?

— Как настоящие дружбаны. Я же тебе говорил, что разбираюсь в пацанах такого возраста. Я обещал ему кое-что показать на компе.

— Понятно.

Смеюсь, у них всегда есть общие темы. Забавно. А Андрей снова не сдерживается и льнет ко мне. Правда предварительно внимательно следит за сыном. Ждет, пока Миша уйдет из поля нашего зрения за витрину.

— Жанка, мне мало тебя, переезжайте с пацаном ко мне. И будем жить втроем. Я обещаю, все будет тихо.

— Тихо? Ты издеваешься? Да мы с тобой кувыркаемся как ненормальные и кричим оба, круша мебель. Ты забыл, как мы развалили твою кровать?

— Она была дохлая.

— К тому же есть еще твои родители, — говорю о том, что меня ужасно беспокоит в наших отношениях.

— Вы познакомитесь, и ты поймешь, что они классные.

Отворачиваюсь к панорамным окнам. Для него родители, безусловно, самые лучшие.

— Я старая тетка, совратившая их мальчика. Представляю, что было бы, притащи Миша домой тетку с ребенком.

— Ну какая ты старая? — Пальцами поворачивает мое лицо к себе. — Ты идеальная.

Я улыбаюсь ему, а Андрей мне. Он тоже безупречен, хоть совсем еще юный. Знаю, что его родители не хотят со мной знакомиться, считая увлечение сына блажью. Андрей скрывает этот факт от меня, чтобы я не расстраивалась. Но я слышала обрывки разговоров, и все они не радуют. Волков-старший угрожает лишить Андрея наследства и заблокировать все карты.

Глава 40

Как оказалось, родители Андрея живут в элитном сталинском доме, расположенном недалеко от центра, вдоль набережной. У них огромная квартира с высокими потолками и просторной кухней. С пятидесятых годов в таких домах селились представители научной интеллигенции и партийной элиты, вся история, происходящая в стране, находила свое отражение в семьях, которые там жили.

И вот сейчас я сижу за огромным овальным обеденным столом из натурального дерева. За моей спиной мраморная колонна с позолоченной капителью. Слева повелитель солнца — греческий Аполлон. Справа семейные портреты и реликвии. Над головой, по центру, огромная, украшенная канделябрами люстра.

Во главе стола с одного края мама Андрея, Ирина Генриховна, с другой — отец, Дмитрий Романович. Напротив мой любимый мальчик.

Я такого не ожидала и поэтому стараюсь вести себя как можно тише и вообще ни с кем не разговаривать. И даже разрезая омлет блестящими столовыми приборами, очень боюсь поцарапать семейный фарфор. Мама почти ничего не ест. Она крутит в руках стакан свежевыжатого сока и постоянно смотрит на меня. При этом улыбается. Но это обманчивое впечатление. Она совсем мне не рада.

Сама она напоминает оперную диву. На ней синяя шелковая блузка, ее волосы собраны в строгую прическу, в ушах массивные серьги с натуральными камнями.

Вокруг стола крутится крупная рыжеволосая матрона-домработница. Не дождавшись пока я доем, она швыряет нож на мою тарелку и забирает столовый прибор.

— Надеюсь, вам понравилось угощение.

— Спасибо.

— Андрюша, твоя знакомая сама любезность, — замечает матрона.

А мама наблюдает за нами и продолжает пить сок. Чувствую себя дурой. Но терплю ради Андрея.

Мы переглядываемся. Домработница покидает зал.

— Не обращайте внимания, Жанна. Она ревнует, — оживает мама.

Стараюсь держать спину ровно.

— Ко мне ревнует?

— Ну конечно, — все так же улыбается мне Ирина Генриховна, — кроме вас, за этим столом чужих нет.

— Мама! — резко вступается за меня Андрей.

— Да я же шучу, сынок. Просто, Жанна, — делает паузу, наклоняя голову к плечу, — не помню, как ваше отчество. Вы ведь уже в том возрасте и статусе, когда к вам нужно обращаться только полным именем.

— Мама, перестань.

Мой Андрей выглядит мрачным и растерянным. А его мать продолжает:

— Наша домработница Александра растила Андрюшу, очень сильно помогала мне в его младенчестве. У меня не было молока, простите за интимную подробность, и она кормила его своей грудью. Как раз в этот период Александра родила сына. Поэтому Андрюша для нашей Александры словно родная кровиночка, естественно, она волнуется за него. А вы новое лицо. Темная лошадка. Чужой человек.

— Мама, Жанна мне не чужая! Прекрати, пожалуйста.

— Ну, для тебя, может быть, и не чужая, а мы с Дмитрием Романовичем видим ее впервые, поэтому насторожились.

— Мама, может, хватит? — злится Андрей.

Держусь как могу, но меня подмывает сказать хоть что-то в свою защиту, не знаю, как надо вести себя в такой ситуации, моя предыдущая свекровь была гораздо проще.

— Я ничего плохого не хотела и не заслужила такого отношения. — Поправляю салфетку на коленях.

Чувствую себя провинившейся девочкой, которую поймали за нарушением порядка и теперь позорят перед всем классом.

— Может, и не хотела, Жанночка, но сделала, — задумчиво разглядывает меня мать Андрея. — Я так понимаю, из-за вас Андрюша очутился в менее престижном вузе. Вы ведь были его преподавателем, и, чтобы не предать вас анафеме, он перевелся. Сильный мужской поступок. Но из-за вас его образование будет на ступень ниже. Как вам такое?

Отец молча ест. Но уже через пару минут подает тарелку Александре.

— Спасибо. Было очень вкусно. Был рад знакомству, Жанна. — Встает Дмитрий Романович, как будто не присутствовал в гостиной последние полчаса. — Сын, зайди ко мне в кабинет. Поговорить с тобой хочу по финансовым вопросам.

Отец сразу же покидает комнату. Мать тоже поднимается. Опять улыбается и, обойдя стул, опирается двумя руками на спинку.

— Прежде чем направиться к отцу, Андрюш, проводи, пожалуйста, свою девушку ко мне в кабинет.

Отлично. У него свой кабинет, у нее свой.

— Хочу с ней по-женски посплетничать.

И уходит, причем отец покинул гостиную через коридор справа, а мать направляется к тому, что от меня по левую руку.

Мы с Андреем остаемся вдвоем. Он тянет ко мне руки через стол, просит подать ладони.

— Не обижайся. Они добрые. Просто испуганы. Я ни с кем никогда их не знакомил. Они привыкнут и полюбят тебя, так же, как я, — улыбается.

Мне хочется прижаться к нему. Но сейчас это совершенно неуместно.

Андрей провожает меня до массивной резной двери. Открывает ее, впуская меня внутрь. Его мать сидит за большим столом. Для меня это дико. Так старательно нагонять себе важности. Да, его отец работает в Минфине, но мама-то вроде бухгалтер в какой-то крупной фирме по продаже компьютерной техники. Пусть и главный бухгалтер, и я ничего не имею против людей этой специальности, но откуда столько пафоса?

Все стены обиты натуральным деревом, полы аж переливаются, настолько сильно натерт паркет. Я не знаю, кто из родственников оставил им в наследство это жилище, но они сами словно продолжение его монументальности.

— Знаете, Жанна, я очень люблю свою работу. Думаю, и вы тоже. Муж всегда говорил: уйди, отдохни. А я не могу. Я люблю цифры.

Я оглядываюсь. Рассматриваю интерьер, но, словно Андрюхина сверстница, все еще мнусь на пороге.

— Жанночка, дорогая моя, я позвала тебя сюда, чтобы предотвратить беду. Мой сын девятнадцатилетний мальчишка. А у тебя, насколько я знаю, еще и ребенок. — Она берет со стола карандаш и начинает постукивать им по столу. — Если ты, не дай боже, забеременеешь, то, имей в виду, Андрей тебя бросит и ты останешься с двумя на руках. А зарплата преподавателя совсем маленькая. Почему я думаю, что он тебя бросит? Потому что он во всем слушает своего отца. А Дмитрий Романович… — Она стучит карандашом быстрее. — Он отнюдь не белый и не пушистый. Он может потакать сыну до поры до времени, но жениться на тебе он не даст. У него на единственного сына грандиозные планы. Так что ты, как взрослый человек, должна поступить правильно. И уйти от него. Денег я тебе дам. Я, повторюсь, люблю цифры. И доведу до сведения Дмитрия Романовича, что сумма должна быть немаленькой.