Мой плохой мальчик

На стене напротив меня висят часы. Я гипнотизирую стрелки. Если я смогу продержаться час, дальше будет легче. Андрей не звонит и не пишет. Так лучше. Так правильнее. Андрей мне не пара. Это грязь. Это не чувства.

Какие чувства? Нет чувств!

Только чем быстрее движется стрелка, тем хуже мне становится. Больше не будет Волкова. Одной проблемой меньше. Разведусь и найду нормального мужчину, своего возраста.

Прочь из моей головы!

Закрываю глаза и продолжаю жевать. Листья салата кажутся силосом, а мясо полным дерьмом. Откуда столько эмоций?

Не выдерживаю…

— Я сейчас приду! — Подрываюсь с места, бегу в коридор и, сжав телефон, мечусь туда-сюда.

Нельзя ему звонить. Он меня послал. Меня отправил в задницу девятнадцатилетний пацан.

Потому что я его предала.

Да что за бред? Мы не встречались.

Руки трясутся.

Этого не может быть. Не должно быть. Я в состоянии справиться с этой тревогой. Он не мог так глубоко запасть мне в душу. Так ведь бывает, когда очень хорошо знаешь человека.

А разве я его не знаю? Неужели не чувствую каждое слово, каждый вздох, не ловлю каждый взгляд? Бывает по-разному. И даже так, как у нас с Волковым.

Я ведь тоже орала на него, когда увидела, что он танцует с другой. Андрей знает: муж и жена априори живут в одном номере. Он уверен, что я сплю с мужем. Каково ему? О господи, да я расцарапала бы ему лицо за такое. Я так сильно его ревную.

Покрывшись холодным потом, набираю его номер. Только Волков не подходит. Сколько уже прошло времени? Точно больше часа. Кошмар. Я с ума сойду, если он не поднимет трубку.

Но неожиданно он сбрасывает мой звонок и набирает в один из мессенджеров. Я пугаюсь, потому что это видеозвонок. У меня камера не включена, он не может меня видеть, а вот я его — очень хорошо.

И мое сердце тут же разрывается на куски, как от прямого попадания.

— Смотри, там моя бывшая. Скажи привет моей бывшей!

На экране Волков, он обнимает ту самую блондинку. Девственницу, которая от него без ума. Его рука висит на ее шее.

— Привет! — машет эта дура, даже не представляя, кому конкретно.

— Сегодня наш день, милая, — Притягивает ее за шею локтем сильнее. — Мы не будем себя сдерживать, — и подмигивает в камеру.

За кадром орет музыка. Слышен смех молодежи. Это какая-то вечеринка. Ясно, что мне пообещал Волков. И в чем он не будет себя сдерживать этой ночью.

Вот она — расплата за отношения с пацаном. Он импульсивный, он бешеный. Он не будет жалеть, он режет по живому, потому что я уехала с мужем. Потому что не встретилась с ним. Потому что он хотел, а я не ответила взаимностью, не выбралась, не нашла для него времени.

Жму все кнопки сразу, чтобы только не слышать его голос. От шока роняю телефон на плитку. Боюсь, что он разбился и понадобится новый. Поднимаю. Экран цел. Не могу сообразить, что дальше. Стою и то открываю, то закрываю чехол телефона.

Внутри так сильно ноет. Не должно, но оно есть. И то, что я чувствую, — это самая настоящая боль. Как ее ни назови, она существует.

Глава 29

Я больше не могу находиться за столом. Хочу плакать и жалеть себя, забравшись под одеяло. Поэтому, улучив момент, покидаю зал ресторана и возвращаюсь в нашу комнату. Скрутившись комочком, просто лежу и следующие несколько часов туплю в стену, наматывая сопли на кулак.

Накручиваю себя и страдаю, представляя, как Волков лишает девственности свою блондинку. Мне видится, что он с ней нежен и горяч одновременно и регулярно спрашивает, хорошо ли ей. Он голый на постели, рисует ее и дарит поцелуи.

Мне плохо. И вдруг ни с того ни сего начинает морозить. На нервной почве организм дает сбой и поднимается температура.

Под утро является Юра.

Пьяный.

Сквозь горячечный бред понимаю: нельзя было оставлять его в ресторане без присмотра. Через полутьму номера вижу, как его качает из стороны в сторону, а из брюк торчит мятая рубашка.

Он мне противен. И, завернувшись в одеяло, я ухожу с кровати на кушетку. Свернувшись пополам, трясусь под ним примерно до обеда следующего дня, а может, и дольше. Юра шастает туда-сюда в поисках бутылки. Догнавшись, снова засыпает, завалившись прямо в одежде.

Свет режет глаза, и, потеряв счет времени, я стараюсь держать их закрытыми.

Разлепляю веки, почувствовав тяжелую ладонь на своем лбу.

— Ё-мое, ты вся горишь.

Мне кажется, что я брежу. Но мне уже фиолетово.

— Отвали, говно малолетнее, знать тебя не хочу, — отмахиваюсь от изменившего мне призрака, натягивая на голову одеяло.

Выдаю мучительный стон, то ли от вируса в крови, то ли от боли в сердце.

— Не бесись, Жанна Кирилловна. Я не смог.

Дальше меня как будто приподнимают и куда-то несут. Муж громко храпит, ему точно нет дела до наших перемещений.

— Положи меня на место. Ненавижу тебя! Проклинаю день, когда ты перевелся ко мне! Хочу, чтобы ты сдох!

— Фу, Жанна Кирилловна, разве человек вашей профессии не должен тянуться к прекрасному? Что за мещанские проклятия? Твой алкаш не закрыл дверь в номер. Это хорошо. И именно поэтому я тебя забираю. Но меня беспокоит твой жар. Сейчас найду здесь какого-нибудь врача.

— Мне ничего от тебя не нужно. Отвали от меня и положи на место!

— И не подумаю.

Не могу поверить в то, что этот эгоистичный сукин сын действительно здесь.

— Как ты нашел меня?

— Я уже говорил, что у нас в деканате работает полная дура. Мало того что за шоколадку рассказала, где проходит эта ваша конференция, так еще и глазки мне строила. Дальше я по фамилии выведал, где вы остановились, посредством все той же шоколадки, а вот номер добыть в этом отеле оказалось трудно. Много ученых и теоретиков. Пришлось выпереть одного, заплатив кучу денег. И номер, конечно, не айс, ваш с алкашом гораздо лучше. Ну да ладно. Я примерно представлял, что ко второму дню твой суженый набухается и мне ничто не помешает украсть тебя. Но меня беспокоит, что ты такая горячая.

Не могу угомониться. Не верю ни единому слову. Он сделал мне очень больно. Однако сил хватает лишь сжать кожу на его предплечье. Даже ударить не получается.

— Не твое дело! Вали домой! Без тебя разберусь. Мажор недоделанный, всех подкупил, гнида продажная. Небось и в институт по блату запихнули.

Меня душат слабость и женская обида.

— Вот не надо. В институт я сам, хотя папа пытался. — Перекладывает меня поудобнее, — Какая же вы грязная на язык, Жанна Кирилловна. Не ожидал от вас таких слов. Прям разошлась моя учИтелка не по-детски.

Я снова пытаюсь его треснуть, но сил нет. Он действительно приносит меня в какую-то комнату и кладет на кровать. Проходит еще немного времени, и незнакомая мне женщина просит поднять ночную рубашку. Ледяным стетоскопом прослушивает легкие и делает укол.

Я проваливаюсь в глубокий сон.

В перерывах между моим храпом и сопением малолетний придурок — если это, конечно, он, а не галлюцинации — заставляет меня пить нечто фруктово-ягодное. Переодически мочит лоб холодной тряпкой. Водит в туалет. Как только начинаю потеть, переодевает в сухую майку. Проветривает.

Но самое интересное, что от всего этого мне гораздо легче, перестает трясти, становится жарко и слабость постепенно отпускает. Он ложится позади, и вот так, в его руках, я ощущую неуместный покой.

— Вали к своей девке, урод. — Делаю я еще одну жалкую попытку вырваться.

— У меня на нее не встал, — смеется, — представляешь, какой позор, Жанна Кирилловна, просто ваще в ноль. Вот что ты со мной сделала, глубокоуважаемый педагог, заколдовала, — бормочет мне в шею, обнимая двумя руками.

Дергаюсь. Ненавижу его. Он все равно пошел с ней. Да, в итоге ничего не было, он пожалел и не захотел ее, но ведь пошел. Но Андрей доказывает снова и снова, кто ему действительно важен.

Волков рядом, жмет к себе, и сердце постепенно успокаивается. Я даже злюсь на себя за то, что ощущаю это умом непостижимое равновесие. Не замечаю, как легко и просто засыпаю рядом с ним.