Захваченный (ЛП)

— А что там насчёт киски? — голос Дрю становится ближе.

— Он думает, что ты подкаблучник, — говорит Бет.

— Да, — отвечает Дрю, — я в восторге быть подкаблучником.

— Он хочет, чтобы Кэсси была его девушкой, но не хочет признаваться в этом, — говорит Бет, — потому что боится.

— Ты можешь занять диагностическое кресло, Бет, если только ты стала психиатром, а я об этом не слышал. Я не боюсь.

— Она захочет быть твоей девушкой, Колтон, — говорит Бет. — Ты ей явно нравишься.

— Я не боюсь, что она мне откажет, — сердито отвечаю я.

— Но ты всё равно боишься.

— Да пошла ты, Бет. В следующий раз сам отвечай, когда звонят на твой грёбаный телефон, Дрю.

— Ты хороший человек, Колт, — настаивает Бет. — Просто признайся себе в этом.

— Мне нужно идти. — Я вешаю трубку, прежде чем кто-то из них пытается добавить что-то ещё о том, что я хороший, и отношения хорошие, и мы с Кэсси должны состариться вместе.

Что, чёрт возьми, они об этом знают?

Глава 36

Кэсси

— Я так рада, что твой экзамен прошёл хорошо, — громко говорю я, обернув полотенце вокруг мокрых волос. — Серьёзно. Я так рада за тебя. Ты потрясающе провёл последнюю неделю. Ты должен гордиться собой.

Колтон не отвечает, и я иду из ванной в открытую дверь спальни, чтобы повториться.

— Что это, Кэсси?

Он держит стопку бумаг, и я смотрю на блокнот на полу, моё сердце замирает.

— Ничего, — немедленно отвечаю я и тут же жалею об этом.

Просто скажи ему. Все будет хорошо.

Но по выражению его лица, когда он читает записи, я понимаю, что это не так.

— «Футболист демонстрирует сверхмужское поведение вне поля как продолжение своей агрессивной идентичности на поле».

— Это не то, на что похоже, — начинаю я.

Колтон смотрит на меня, выражение его лица где-то между гневом и болью.

— Это обо мне, — говорит он. — Это о моих друзьях.

— Нет, это совсем не так, — протестую я. — Это общая характеристика. Это не относится конкретно ни к кому из вас. Я бы никогда не писала о тебе.

Он читает черновик моей диссертации, и я морщусь.

— «Его гипермужское поведение может быть защитой от хрупкого чувства…»

Я вырываю бумаги у него из рук.

— Колтон, послушай, — говорю я, и слова быстро слетают с моих губ. — Это никоим образом не касается тебя. Я изучала мужскую идентичность. Когда я начала заниматься репетиторством, у меня возникла идея посмотреть на это в футболе. Мой консультант считал, что это хорошая идея для диссертации. Но этот тезис не имеет к тебе никакого отношения.

Колтон смотрит на меня с отвращением.

— Ты все это время использовала меня как подопытного кролика.

— Нет, нет, нет, — опровергаю я. — Это литературный обзор. Это всё из книг. Это просто обзор существующих исследований. Там ничего нет ни о тебе, ни о ком-либо из команды. Я обещаю.

— Ты обещаешь? — спрашивает он, горько смеясь. — Ну, тогда, пока ты обещаешь, я определённо доверяю тебе.

— Я хотела тебе сказать, — говорю я.

— Сколько времени я провёл с тобой этим летом? — сердито спрашивает Колтон. — И ты так и не нашла времени упомянуть, о чем твоя диссертация?

— Ты никогда не спрашивал.

— Значит, это моя грёбаная вина, что я не спросил, проводишь ли ты исследование на моём примере? Да, ебать меня за то, что я просто предположил, что ты этого не сделаешь.

— Это не тематическое исследование, — слабо протестую я. — Я… я не знала тебя, когда начала писать это. Поэтому я не упомянула об этом тогда. И чем дольше это продолжалось, и я не говорила тебе, тем большим это становилось. Я не хотела, чтобы ты меня ненавидел.

— Ну, мне нечего сказать, это был отличный грёбаный способ убедиться, что это произошло, — говорит Колтон. — А всё это «я ничего не знаю о футболе» тоже было ложью?

— Что? Нет, — выпаливаю я. — Я ничего не знала о футболе. Или о тебе. Чёрт, Колтон, прости, что не сказала тебе. Я знаю, что это выглядит плохо.

— Ты даже не представляешь, как это выглядит, — отвечает он, поднимая с кровати футболку и натягивая её через голову.

— Я ничего не знала о тебе, когда встретила тебя, Колтон. — О, боже. Выражение его лица — боль и предательство — словно удар под дых. Кажется, меня сейчас вырвет.

— Дело даже не том, что ты написала, — говорит он. — Дело в том, что ты всё время скрывала это, лгала мне. О чем, черт возьми, ты ещё врёшь?

— Колтон, я не…

Но он поворачивается и выходит за дверь.

***

— Почему ты сидишь здесь в темноте и… — Сэйбл резко останавливается в дверях квартиры, Танк стоит позади неё. — О, чёрт, что случилось?

— Ничего, — говорю я, шмыгая носом. — Я имею в виду, что это была моя вина. Колтон ушёл.

— Когда дело касается Колтона, ты ни в чём не виновата, — говорит Танк. — Ты уверена, что он не трахнул чирлидершу или что-то в этом роде?

— Джонатан! — возмущается Сейбл.

— Что? Если они и расстанутся, то только из-за этого, а не из-за того, что сделала Кэсси.

— Совсем не помогает, — стонет Сейбл, хлопая его по руке.

Танк прочищает горло.

— Знаешь что, я просто… пойду куплю что-нибудь. Снаружи.

Дверь за ним захлопывается.

— Мне следовало сказать ему об этом раньше, как ты и говорила, — произношу я.

Сейбл садится рядом со мной на диван, берёт мои руки в свои. Она протягивает руку и вытирает большим пальцем у меня под глазом.

— У тебя всё лицо в туши, милая, — говорит она. — Ты рассказала ему о диссертации?

Я отрицательно качаю головой.

— Хуже. Он нашёл её, — отвечаю я. — Я оставила свой черновик на столе. Это была копия, которую я распечатала для корректуры. Я даже не думала об этом. И он, должно быть, передвинул блокнот или уронил его на пол, или ещё что-то, и я вышла из душа, а он просто стоял там.

— И он её прочёл? — спрашивает Сейбл. — Ладно, это не так уж плохо. Я читала её. Ты не высмеиваешь его или его спорт, не говоришь, что футболисты компенсируют маленькие члены или что-то ещё.

Несмотря на то, что расстроена, я не могу не фыркнуть.

— Да, я определённо этого не писала.

— И что же он сказал?

— Он прочёл только часть, начало обзора литературы — ну, ты знаешь, теории о том, что агрессия является компенсацией за хрупкую мужскую идентичность, и…

Сейбль стонет.

— Ладно, эта часть не самая лучшая, — соглашается она. — Значит, он думает, что ты говоришь о нём и втайне презираешь его.

— Да, именно так.

— И что ты тайно использовала его как «подопытного кролика» для проникновения в сознание футболистов, чтобы написать диссертацию.

Я киваю.

— И что ты знала это, когда начала его учить, — продолжает она. — И обучала его под ложным предлогом, что делает тебя лживой сучкой. А потом переспала с ним поверх всего этого, что просто сделало бы тебя шлюхой.

— Спасибо, Сейбл, но я уже внесла ясность в список своих проступков, — заявляю я твёрдым голосом. А потом я ломаюсь, потому что мои глаза наполняются слезами, и я не могу остановить слезы, текущие по моим щекам. — Я ужасный человек.

Сейбл обнимает меня.

— О, милая, это совсем не так, — успокаивающе говорит она. — Ты лишь совершила ошибку. Я уверена, что он подумает об этом и поймёт, что ты не такая, как он предполагает.

Я отрицательно качаю головой.

— Во всяком случае, сейчас конец лета. Он собирается играть, и это всё равно должно было закончиться. Он почти так и сказал.

— Он так и сказал?

— В основном.

— Это больше не секс, не так ли?

— Так и было, — настаиваю я. — Да, я имею в виду. Это была просто интрижка. Это всё, что должно было быть, так что я даже не знаю, почему я расстроена. Со мной что-то не так. Такое чувство, будто кто-то ударил меня в живот, и меня вот-вот вырвет, только я не могу, и мне хочется плакать.

— Я думаю, что именно так ты себя чувствуешь, когда влюблена, — отвечает Сейбл.

— Как будто тебя сейчас вырвет?