Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 18

Они сразу же включились в борьбу за пакет, толкая друг друга плечами. Густав рванулся к ним, чтобы все вернуть, но уперся грудью в леерное ограждение. Таможенник оттолкнулся и поехал задом к группе охотников за чужими деньгами. В руке у него уже был свисток, который он поднес ко рту и прерывисто свистнул. Народ расступился, но вместо пакета на ровной поверхности оказался черный предмет. Это была шайба. Пока Густав оторопело смотрел на нее, таможенник вновь свистнул, и игра началась снова. Вдоль борта, у которого стоял Сирман, закружили хоккеисты, на майках и шлемах у них было написано: Добро пожаловать в СССР.

В этот момент он проснулся, широко открыв глаза и глядя в темный потолок. Минуту приходил в себя, и только после, окончательно поняв, что привидевшееся – лишь дурной сон, глубоко вздохнул. На соседней кровати умеренно и ровно храпел его новый знакомый. Потолок, освещенный слабыми предрассветными сумерками, начал только проступать из темноты. Занимался суетливый и напряженный столичный будень. За окном, едва слышно, но вполне отчетливо в остальном безмолвии, возникал веретенообразный звук пока еще редких, проезжающих по проспекту автомобилей.

С трудом возвращаясь к реальности, Густав поднялся на кровати. Сегодня ему предстояло сделать одну простую вещь: купить билеты на рейс во Владивосток. Отправиться туда вместе с финном, чтобы завтра утром забрать из его багажа пакет в подарочной бумаге. Только и всего. В запасе у него есть еще некоторое время, пока он может путешествовать по своим документам. Ситуация с отправкой чемодана на другой конец земли его расстроила? Пустяки! Он, как человек рациональный, буквально внушил себе мысль, что все случившееся – лишь мелкая неприятность, которая не должна испортить общего плана.

Окончательно оправившись от ночного кошмара и решив, что больше он спать не будет, Сирманн поднялся и направился в душевую. Здесь он совершил важнейший утренний моцион, при этом несколько раз коснувшись коленями холодного фарфора, а затем обернулся к зеркалу и включил воду. Минуту он просто стоял, облокотившись на раковину и разглядывая себя в зеркало. С собой в дорогу он не взял ни щетки, ни пасты, ни бритвы, вообще ничего, однако – это же не повод для расстройства! Ведь теперь на него смотрел не просто уверенный в себе, напористый и жизнелюбивый, но и теперь весьма небедный молодой субъект, слегка заросший двухдневной щетиной. Густаву вполне понравилось отражение, и он, набрав в рот воды, стал чистить зубы пальцем до тех пор, пока подушечка не заскрипела по эмали. Затем он влез под душ и нарочито сделав воду похолоднее, стал фыркать и кряхтеть, подставляя тело под бодрящие и свежие струи. Так он как будто прогонял страх из недавнего кошмара. Вскоре, натираясь казенным вафельным полотенцем и напевая под нос двусмысленную песню про дроздов, эстонец прыгал по холодному кафельному полу. Через несколько минут, чистый и подтянутый, он натянул брюки и вышел в сонное царство комнаты. Гёйсе мирно похрапывал, а часы на стене показывали только полседьмого. Внутри было душно и поэтому, Густав, прихватив свой дипломат, юркнул в коридор. Неслышно пройдя по ковровой дорожке в гробовой тишине, он присел прямо в холле в потертое кожаное кресло и сунул руку в карман, вынимая бумажник. На случай, если его кто увидит, он открыл дипломат и сделал вид, что перекладывает вещи. Сирманн вынул из бумажника все деньги и положил их внутрь открытого дипломата. Наличных было совсем немного – 2 пятисотенные, три сотни, полтинник и две десятки. Всего тысяча триста семьдесят с мелочью. Нужно было обменять этот небольшой запас на рубли, не густо, но на билет во Владивосток должно хватить. Куда именно он поедет после Приморья, Густав представлял себе не вполне четко, собираясь сперва отсидеться в каком-нибудь тихом городке, а уж после решить, в какую сторону дует его попутный ветер.

Он все хорошо обдумал. Менять только на рынках, понемногу, чтобы не привлекать внимание. Там, где ты никогда не появишься во второй раз. Ты будешь последним идиотом, если расплатишься им в супермаркете или ресторане! Все номера купюр известны и они только будут ждать момента, когда они всплывут. Все, что ты захочешь купить, покупай только за «чистые» деньги. Это все, дальше – да прибудет с тобой сила!

Конечно, совсем скоро им будут известно, что он в России, единственное, над чем они будут ломать головы, почему он поехал сюда, сюда, а не в Европу, не в Латинскую Америку, да мало ли, где можно укрыться от преследования?! Догадываться об этом мог только один человек. Это была единственная ниточка из его таллиннской юности.

Раньше они с ребятами ходили в старый клуб за Ратушной площадью послушать, как бренчит на гитаре под аккомпанемент безликого трио старый рокер по имени Томас. Он, казалось, никогда не выпускал гитару из рук. А потому, чтобы он не играл, создавалась ощущение, что музыка оживает, и все вокруг наполняется изысканной и сочной мелодией.





Однажды, еще до начала выступления, только усаживаясь на свой табурет и пытаясь попасть «джеком» в гнездо, он вмешался в спор двух студентов, которые даже под плотной пивной пеной продолжали семинарский спор. Касался он того, что они увидели в телескоп обсерватории. Один орал, что это была черная дыра, а другой, куда более проницательный, сообщал, что у телескопа был просто закрыт глазок. Томас прикрикнул на разошедшуюся молодежь. Густав находился рядом, и все прекрасно слышал.

– Если и есть на свете черная дыра, – сказал глухо рокер, – то она совсем не в космосе, а всего лишь за восточной границей. Кто из вас бывал в России? То-то, а я знаю эту страну не понаслышке. В ней исчезает и растворяется все, что вы только можете себе представить, деньги, люди, жизни… Мои лучшие годы тоже остались там.

И он рассказал историю, которая, буквально врезалась в память Густаву. 1982, жаркое лето. Всенародно любимая звезда Тынис Мяги дает единственный концерт в «России». Томас, в то время еще молодой и волосатый музыкант, играет на гитаре в модном ВИА «при звезде». Давка неимоверная, билеты продаются с рук в два-три раза дороже и все равно их рвут на части. Штатские с выправкой не в силах бороться со спекулянтами, которых успех Мяги окрыляет, и они перемещаются по толпе быстрее, чем мысли в голове генсека. В зале – фурор, после каждой второй песни овация, после каждой третьей пионеры дарят цветы. Одним словом, все так чинно, благородно! Однако на словах:

«Любовь нас выбира-а-а-ет!..» (Критик обличил меня в лжесвидетельстве – на самом деле эту песню исполнял Як Йола.)

годами выработанный распорядок эстрадных концертов дает сбой. Примерно из шестого ряда, не в силах сдержать обуревающие ее чувства, вскакивает плотная москвичка. Она кричит что-то совершенно необузданное, очевидно эротического характера, и бросается к сцене, по дороге теряя очки. Сквозь мигание цветных прожекторов Мяги видит быстро приближающуюся меломанку (фанатов тогда еще не было) и понимает, что заслушавшаяся полиция все равно не успеет на перехват. Он сжимается и инстинктивно ищет пути для отступления. А сколько шагов требуется всесоюзной звезде, чтобы юркнуть в суфлерное окошко? В 1982-м – ровно два. Однако в мигании прожекторов и густом глицериновом дыму близорукая дева не замечает обмана, и, выпустив вперед руки, жадно шарит по сторонам. Первое, что она находит, оказывается гитаристом ВИА Томасом Тримме, но для москвички это – долгожданный контакт с Мяги. Она валит щуплого музыканта на пол и пытается прильнуть к «волнующим губам». Гитара молкнет на Ля минор. Ударник от неожиданности берет синкопу и умолкает, а басист съезжает на пол-тона выше. Жуткий си-бемоль висит над залом ровно секунду, пока опытный звукооператор рывком не сводит мастер «Саундкрафта» на ноль. В зловещей тишине и рассеивающемся дыму как выстрел, раздается щелчок.

Фоторграф из 34-го ателье, Женя Свиягин, доставший билет по большому блату, безошибочно узнает в этом щелчке «Никон-700», с длиннофокусным объективом, который практически из любого жизненного события может сделать фотографию-конфетку повышенной четкости. Такую машину он видел только раз в жизни, во время короткой командировки в Болгарию, когда возле знаменитого памятника сытый американский журналист под чутким присмотром КГБ делал фото репортаж про подвиг неизвестного солдата Алеши.