Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18

Сам идет к нам в руки? Подозрительно. Не стоят ли

за всем этим эстонские спецслужбы?..».

Полковник Сергей Матвеев, руководитель Следственного управления ФСБ.

Вещие сны – миф или реальность? – такой оригинальный заголовок, набранный шестым петитом, украшает одну из полос популярной бульварной газеты, которую мы читаем по дороге на работу. Нам недалеко до тридцати, и мы внимательно читаем газету: рядом с нами пыхтит уже отжившая свое бабуля, и когда вагон покачивается, она испуганно хватается за поручень. Бабуля наивно ждет, когда освободится наше место, но нам ехать до последней. А газета между тем сообщает:

В самом центре Африки, под большим баобабом, до сих пор живет первобытное племя Масаи. Согласно фотографиям со спутника, они собирают коренья и с удовольствием едят сырое мясо, а по большим праздникам прыгают через костер. Их жизнь беззаботна и предсказуема, они в точности знают, будет ли в этом году в Экваториальной Гвинее снег, и когда, наконец, мусульмане и евреи станут добрыми друзьями. Считается, что Масаи разгадали тайну сна, и таким образом постигли будущее. Сон для них – куда больше, чем просто возросшая активность мозга накануне пробуждения.

Каждое утро дети племени приходят к старому морщинистому вождю и рассказывают ему свои сны, а вождь и другие старейшины племени внимательно слушают и объясняют детям, что может означать лев с черной гривой или банан со вкусом манго. Они учат детей управлять своими снами. «Управляя сном, ты управляешь своим будущим, – говорит вождь, – если падаешь с пальмы, представь, что трава внизу мягче страусиного пуха, если на тебя нападает крокодил, кусай крокодила первым. Побеждая во сне, ты можешь ничего не боятся в реальной жизни». Вдохновленные полученной информацией и пытаясь припомнить, что же снилось нам сегодня ночью, мы покидаем вагон.

Интересно, смог бы объяснить мудрый вождь Масаи, что значил удивительный сон, который привиделся Густаву Сирманну лунной русской ночью, первой из тех, что он еще встретит на этой чужой земле?

Цветной калейдоскоп рассыпался и, отражаясь в шести зеркалах, вновь соединялся невероятными группами. Радужные пятна пыхтели и били друг друга боками, все фигуры были вычурными и напоминали странные и враждебные цветы, которые даже пчелы облетали стороной. Их гудение, медленное и тягучее, как мед в сотах, вскоре заполнило весь эфир. Однако в тот момент, когда Густав ожидал уже увидеть полосатое брюшко и мохнатые лапки, чтобы вскинуть руку и крикнуть: «Привет, пчелка!», он понял, что это гудит грузовик. Двигатель, дававший 350 лошадей, не меньше, теперь находился прямо под ним и пучил воздух двуокисью углерода.

Сам Густав сидел рядом с водителем в не очень чистой кабине. За окном полз знакомый редколесный пейзаж. Солнце, желтое и влажное, словно вымытое золотое блюдце, катилось над кронами деревьев со скоростью километров 20, вместе с автомобилем. Дорога, а точнее колея, вела на съемочную площадку. В раскрытое окно дул свежий морской воздух, продувая душную кабину насквозь, теребя воротник рубашки и разбрасывая по лбу челку. Море находилось совсем рядом, буквально за деревьями, и иногда виден был то тут, то там его синий лоскут с далекими белыми барашками.

Лагерь, в котором жила съемочная группа, белел выгоревшими крышами фургонов. Между ними передвигались полуголые загорелые люди с добрыми, как у чеширского кота, улыбками. Они именно передвигались, потому что ходьбой эти странные движения назвать было нельзя. То по диагонали, то прямо – по шахматным правилам. Чуть в стороне расположился автобус: передвижной комплекс с аппаратурой, рядом – на автомобильной раме с широкими колесами – кран с корзиной для оператора.

Все повторялось. Бывает так, что где-то за пределами сна ты понимаешь: неправда, иллюзия, но краски и образы настолько реальны, что все, кажется, происходит на самом деле.

Водитель машины, кучерявый и желтозубый, сигналил, приветствуя всех вокруг, взмахивая в окно красной рукой. Густав тоже улыбался, скорее из вежливости. Перед ним вдруг, прямо по лобовому стеклу, поползли строки, которые он увидел в какой-то местной газете: «…почти вся съемочная группа из России. Исключение составляет лишь один наш соотечественник – настоящий профессионал, который приглашен с Государственного телевидения в качестве консультанта. С его помощью программа, конечно, приобретет завершенный вид и получит художественный смысл…»

Машина остановилась, зашипел воздух в тормозных цилиндрах, и Густав спрыгнул на землю. Он шел на свое рабочее место, в автобус, подчиняясь общим правилам, принятым в этом сне, прямо, строго направо, по диагонали, еще две клетки и он уже рядом. Вот – маленький стол, на котором громоздились монтажные контроллеры, а сверху висели мониторы. Один из них работал постоянно, на нем бежал тайм-код прямого эфира. Щелчок. Еще раз.





Он снова шел на рабочее место и смотрел по сторонам на знакомые лица охранников, рыжего техника и упитанного мужика из режиссерской группы. Он шел, осознавая, что он не должен быть здесь, что здесь – сейчас самое опасное место. Две клетки вперед… Его, конечно, уже хватились, ему звонили, но он отключил телефоны. Одна направо…Может, к нему даже приезжали домой, но так и не нашли. Две по диагонали. Вокруг улыбки и улыбки, но уже не такие добрые. Когда он превратится для них, или уже превратился, из просто не пришедшего пару дней на работу сотрудника, не самого важного, без которого вполне можно обойтись, в человека, которого будут искать беспрестанно, методично, проверять каждый след, который он мог оставить? Сколько времени у него есть, чтобы бросится отсюда стремглав, пока его не схватили? Тяжелое чувство охватило Густава, но он продолжал двигаться, как и все остальные, по странной закономерности, управляемый свыше неведомыми и могущественными игроками, разыгрывающими эту партию. Его охватило неприятное чувство, он вдруг понял, что от него ровным счетом ничего не зависит и его фигура может быть в любой момент разменяна.

Границы лагеря разъехались. Остался только кран, который делал над всем полем широкие «проезды», а из корзины оператор выкрикивал одну и туже фразу: «Прямой эфир подделать невозможно!». В этот момент Густаву прямо на лицо опустился огромный указательный палец, перекрыв видимость и частично дыхание, а за ушами ухватили большой и средний. Он быстро поднялся в воздух и совершил стремительный перелет на другую позицию. Вновь получив способность видеть, он обнаружил на соседней клетке таможенника, который прекратил ставить разрешительные штампы и грубо спросил:

– Как твое имя? Что в дипломате?

– Я – брат Густав, – отозвался главный герой этого необычного сна, – у меня там только Библия.

– Не верю. Открыть!

Густав начал копаться с замком, тщетно пытаясь вспомнить шифр. Цифры ускользали от него, колесики останавливались на каких-то непонятных символах, которых там никогда не было.

– Открыть! – повторил таможенник багровея, за его плечами, перешептываясь, стали толпится какие-то люди в однообразной спортивной одежде.

– Я сейчас, – процедил Густав, отступая.

– Все, что вы ищите, – сообщили у него из-за спины, – Он переложил ко мне.

Густав обернулся, перед ним стоял Гёйсе. Одет он почему-то был в гавайскую рубашку и шорты, на голове – соломенная шляпа, а глаза скрывали зеркальные очки. Слова он произносил безо всякого акцента, прибегнув, на сей раз, к помощи эстонского языка. Одной рукой он приобнимал Наташу в синем платьице, а другой еще какую-то девицу в камуфляже и боевой раскраской на лице. За спиной проповедника стояло несколько толстых овец, которые настойчиво блеяли.

– Это моя мама, – сообщил Гёйсе, прижимая к себе девицу и широко улыбаясь. Мама в ответ на это криво усмехнулась и достала откуда-то из-за спины знакомый увесистый пакет, который неимоверно ловко, даже как будто сквозь Густава переправила на таможенный стол.

– А-а-а! – восторженно взревел таможенник, – Все изымается! Деньги пойдут на защиту государства, – и он швырнул пакет через себя, прямо в толпу зевак, над головами которых развевался алый транспарант: «Коммунизм побеждает в хоккее».