Герой

Но трон в тот миг не швырнул его через весь зал, в противоположную стенку, как бывало прежде, когда его божественные собеседники изъявляли недовольство чувствами и намерениями дворфского короля.

— Они не могут поддерживать свои двеомеры вечно, безмозглый дворф! — взревел Громф, и Бренору пришло в голову, что в этом приказе содержалось некое магическое средство убедить его повиноваться. Не думая о том, что делает, он рывком потянул на себя рычаг, который контролировал водных элементалей.

Бренор задержал дыхание, и поток воды, стекавшей с потолка, остановился. Почти сразу же Предвечный встряхнул свою темницу, и пол пещеры задрожал.

Бренор со своего места не мог видеть, что происходит в яме, и не осмеливался отойти от рычага — нет, он даже не мог отпустить его, он хотел поднять его снова, чтобы обрушить водопад элементалей на огненного Предвечного. Однако тут он увидел Громфа. Маг улыбался, глаза его сверкали, в них отражалась булькавшая в пропасти рыжая лава.

Предвечный изрыгнул пламя, и фонтан магмы поднялся из ямы. Затем чудовище, продолжая плеваться огнем, высвободило могучий поток сверхъестественной энергии. Струя расплавленной горной породы взметнулась из ямы, угодила в щупальце и устремилась по этому «каналу».

Бренор подумал, что совершил ужасную, непростительную глупость. Он освободил чудовище! Лава сожжет и затопит весь Гаунтлгрим!

Он вцепился в рычаг и начал поднимать его.

Подожди! — взвизгнул Громф, и дворф в ужасе обнаружил архимага рядом с собой. — Нет, нет, — более спокойно произнес Громф. — Посмотри, король Бренор! Взгляни на эту мощь! Даже дворф должен по достоинству оценить величие этого момента!

Он уговорил Бренора подойти к краю ямы, и дворф, приблизившись, ощутил горячее дыхание Предвечного. У него защипало в глазах, ему даже опалило бороду, но он не обращал на это внимания. Он стоял, словно загипнотизированный, пораженный первобытной мощью существа, равного богам.

Снова из ямы забила струя лавы; раскаленный поток устремился к «щупальцу», заполнил его и потек в Лускан.

Несколько минут прошло, и он услышал, как Громф считает — напоминание было вполне недвусмысленным. Он стряхнул оцепенение и, спотыкаясь, еще не придя в себя от благоговейного ужаса, направился к рычагу.

Бренор не знал языка дроу в достаточной степени для того, чтобы следить за счетом, но наконец Громф поднял на него взгляд, растопырил десять пальцев и начал последний отсчет. Бренор приготовился поднять рычаг и снова обрушить магический водопад на существо, бушевавшее в пропасти.

Кэтти–бри и Джарлакс стояли рядом с дырой в земле, среди развалин старой башни, пристально глядя на руины: обломки известняка и разных ценных горных пород, которые дворфы собрали по всей округе и ссыпали в яму. У них за спиной столпились тысячи зрителей, многие готовы были бежать при малейших признаках опасности.

И они имели все основания бояться. Кэтти–бри собиралась вызвать небольшое извержение вулкана, освободить огненного Предвечного, то самое чудище, которое несколько десятилетий назад стерло с лица земли Невервинтер и уничтожило тысячи жителей города.

Вдруг тонны камня, сваленные в яму, слегка пошевелились, совсем немного, но Кэтти–бри едва не подпрыгнула на месте от неожиданности.

Джарлакс стиснул ее плечо, и женщина, оглянувшись на дроу, поняла, что он уверен в себе не больше, нежели она.

Камни снова загремели. Вдруг из ямы забил фонтан лавы; он поднялся в воздух и тут же затих. Затем куски известняка зашуршали, покатились в стороны; острые края обломков старой башни начали размягчаться, плавиться, расплавленные куски породы смешивались друг с другом. Пузыри лавы лопались, воздух наполнился отвратительной вонью.

Но Кэтти–бри лишь прикрыла шалью лицо, чтобы не вдыхать ядовитые пары; ни она, ни Джарлакс, которого, казалось, не беспокоил мерзкий запах, не отвернулись.

Большой шар шлака поднялся со дна ямы; казалось, он растягивался, рос. Сначала он превратился в тонкое «щупальце», но потом быстро стал утолщаться и образовал нечто вроде основания гигантского дерева. Дерево продолжало расти вверх, поднялось над головами наблюдателей на высоту десяти футов, потом еще выше. Огромный пузырь появился на стороне ствола, обращенной к Джарлаксу и Кэтти–бри, и они из предосторожности отступили на несколько шагов.

Пузырь лопнул, как они и боялись, но не разлетелся на капли. Вместо этого прямо из дыры в стволе возникла огромная ветка, потом повернула и продолжила расти вверх.

А затем извержение прекратилось, и магическое сооружение в виде полого ствола высотой пятнадцать футов, с одной массивной полой веткой, которая отходила на несколько футов от главного ствола, начало дымиться. Новый строительный материал, перегретый известняк, блестел в свете солнца, словно влажный отполированный гранит.

Те, кто окружал Джарлакса и Кэтти–бри на поле, ахнули, затем разразились восторженными воплями. Явление, которое они только что наблюдали, казалось почти священным: «дерево» было творением сверхъестественным, совершенным, похожим на дело рук богов. Должно быть, именно так происходил рост горных хребтов в далекую эпоху начала мира.

Однако Кэтти–бри, в отличие от остальных, не выразила радости и лишь плотнее закуталась в шаль.

— Прекрасное начало. — Джарлакс обнял женщину за плечи. — Это даже больше того, на что мы надеялись. Ты сумела проникнуть в суть вещей, разгадать тайну башни.

Кэтти–бри едва заметно кивнула, но выражение ее лица по–прежнему оставалось суровым.

— Это момент твоего величайшего триумфа, — заметил Джарлакс, — но его нет здесь, он не может разделить с тобой торжество.

Кэтти–бри посмотрела на наемника. Она не ответила, да и к чему? Взгляд ее был красноречивее любых слов.

Все в мире как будто бы происходило так, как надо, события в Лускане и Гаунтлгриме вели к благополучию и процветанию окрестных земель, мирная жизнь налаживалась. Но Дзирта не было с ней; она понимала, что он вернется лишь спустя несколько лет, спустя несколько десятилетий, а может быть, никогда не вернется. У Кэтти–бри возникло ужасное чувство: она подумала, что история их любви теперь рассказана до конца.

Джарлакс хотел утешить ее, но промолчал, понимая, что любое сказанное им слово выдаст его истинные мысли. Ведь в глубине души он разделял ее мрачные предположения.

Ивоннель Бэнр даже не заметила, что открыла рот от изумления. Она пристально уставилась на воду в чаше для ясновидения, ошеломленная, потрясенная до глубины души красотой и мощью невиданного зрелища, открывшегося ей.

— Громф… великолепный Громф! — прошептала она.

Ее отец возглавил команду могущественных чародеев и жрецов, которые сумели обуздать огненного Предвечного и контролировали его ярость.

Когда водные элементали снова хлынули с потолка пещеры и загнали разъяренное чудовище обратно в яму, Ивоннель взмахнула рукой над чашей для ясновидения, и в черной воде появилось изображение Лускана. Ее дядя Джарлакс и эта женщина, Кэтти–бри, стояли перед своим творением.

У Ивоннель снова перехватило дыхание; мысленно оценив размах их предприятия, она лишь ошеломленно покачала головой. Она увидела ствол и первую ветвь «дерева», массивную волшебную башню, сотканную из магии и полную… жизни…

Как она осмелилась думать об этом?

Неужели такое вообще возможно?

Да, именно это говорили Ивоннель ее сердце и рассудок. Эта башня была не просто сооружением из бездушного камня. Она напоминала высохший полый ствол некогда могучего дерева, но девушка чувствовала нечто большее, чувствовала, что башня — живая. Однако она не могла бы сказать, дал ли жизнь зданию процесс роста или же это свойство изначально было присуще башне.

Ивоннель знала лишь то, что напевало ей сердце, и мелодия этой песни совершенно определенно подсказывала ей, что она видит нечто… божественное.

Нескоро она сумела оторваться от созерцания сцены в чаше. Пошатываясь, она покинула зал и еще долгое время после этого не могла полностью прийти в себя.