Страница 48 из 51
4. Тот же Попов рассказывает: «В бытность мою полицейским надзирателем московского охранного отделения, мне было поручено (прибл. в 1900 г., в марте) задержать на улице нелегального еврея, по указанию филеров, когда он выйдет со сходки (у Мясницких ворот). В 12 ч. ночи упомянутый еврей вышел оттуда и направился к Сретенке, усиливая с каждой минутой шаг, и постоянно оглядываясь по сторонам и назад. Медлить было нечего, надо было арестовать, чтобы не упустить, но этого я сделать не мог, так как начальником было сделано приказание вывести его в безлюдное место, и тогда лишь только задержать — боялись, что публика может отбить его. Нелегальный шел все быстрее и быстрее, и я с филером стали отставать. Тогда мы решили, во что бы то ни стало, арестовать его, не допустив до Сретенки и, быстро догнав его, взяли сзади за руки, сказав ему, что приказано доставить в охранное отделение; еврей оказал сопротивление, вырываясь от нас; быстро собралась толпа. Еврей стал кричать, что его ни за что тащат сыщики в охранку, просил публику, в которой было 2–3 студента, помочь ему отбиться, но в это время он уже был втискан нами в сани нашего извозчика. Толпа обступила нас, требуя дать ей объяснение, по какому поводу задерживаем „ученика". Тогда я обратился к публике со словами: „Господа, оставьте нас ради Бога в покое, разве вы не видите, что он помешанный и бредит сыщиками? Ведь он сын нашего хозяина, и мы его ищем 4 дня. Мать и отец его в отчаянии". Из публики послышались разного рода комментарии, извозчик же наш, улучив минуту, погнал, и мы благополучно доставили его в отделение, где произвели личный обыск, но находившиеся при нем чугунные часы не отобрали. После чего к нему вышел ротмистр Сазонов, которому он заявил, что „сыщики" везли его, как собаку, положивши поперек саней. Ротмистр Сазонов, по всей вероятности, улыбнулся на эту фразу, а еврей моментально сорвал с себя часы, бросил их со страшной силой в лицо ротмистра Сазонова, но к счастью промахнулся».
5. Писец саратовского охранного отделения Мольков докладывает: «Во время декабрьского 1905 года мятежа в Москве, в бытность мою в то время на службе в московском охранном отделении, со мной был следующий случай. После взрыва революционерами охранного отделения и нападения на дом градоначальника, я сдал дежурство по канцелярии и, вместе с другим товарищем по службе, отправился, с разрешения начальника охранного отделения, к себе на квартиру, к своей семье, которая, услыхав о взрыве в отделении и отправлении дежурного надзирателя в больницу, была в отчаянии, зная, что я был в это время дежурным. Перед выходом из отделения мы намеренно оделись в очень плохую одежу, чтобы нас не мог признать кто-либо из революционеров, которые большей частью нас знали, потому что мы оба находились на приеме публики в охранном отделении. Пробравшись из отделения как можно незаметнее, и сделав в прилегающих переулках несколько поворотов, пришлось выходить из Леонтьевского переулка на Тверскую улицу. На углах всех переулков, выходящих со стороны дома градоначальника на эту улицу, стояли толпы боевых дружин, следивших за выходом из дома градоначальника и охранного отделения полицейских чинов и агентов. В Леонтьевском переулке мы увидели нечаянно заехавшего туда и не бывшего в состоянии выехать легкового извозчика, и велели ему везти нас. Только что мы подъехали на угол Тверской улицы, к стоявшей там толпе боевой дружины, как из толпы, показывая на нас, закричали: „Стой! Ни с места! Кто вы?“ Первоначально, не обращая на их крик внимания, мы, сердито замахиваясь на извозчика, стали намеренно громко ругать его, говоря: „Разве можно быстро ездить мимо товарищей, не спрося их разрешения на проезд, да еще в таком месте, — так мол ты, черт знает кого провезешь!" Этим мы сразу дали понять им, что мы не кто иные, как свои же — „товарищи". Затем, опять-таки намеренно извинившись пред „товарищами" за извозчика, мы поспешно спросили у них разрешения на проезд: „по важному делу — товарищи", а для большей замаскировки попросили „провожатого", чтобы нас пропустили и на соседнем пункте. По получении ответа: „Отправляйтесь, теперь пропустят везде" — мы отправились дальше на том же извозчике, никем больше не останавливаемые, так как дружины, стоявшие на ближайших углах переулков, видя, что нас пропустили на первом пункте остановки, уже не решались останавливать нас. Таким образом нам пришлось беспрепятственно и благополучно доехать до квартиры, несмотря на выстрелы войск, стоявших на улицах».
6. Начальник ярославского охранного отделения Гинсбург сообщает о случае, «когда филерами была проявлена особая сообразительность и обдуманная осторожность». «В конце мая 1907 г. мною были получены агентурные сведения о нахождении в селе Балабанове, в 13 верстах от Рыбинска, тайной типографии рыбинской организации Р. С. Д. Р. П., типография должна была помещаться в особом подполье в церковном доме, занимаемом диаконом Восторговым. Для разработки этих сведений, а частью и для проверки их мною командированы были два филера отделения, которые, почти не показываясь днем на улицах села, и объяснив любопытным о цели своего прибытия в село Балабаново закупкой хлеба для хозяина-подрядчика, в течение почти двухнедельного срока, по ночам из-за изгороди огородов наблюдали за домом диакона Восторгова. Несколько раз наблюдению удалось заметить приезд на лодках к селу молодых людей со свертками, а также подозрительный свет в светелке дома, который появлялся в неурочное ночное время, и, наконец, ими было обращено также внимание на промелькнувший раза два огонек в нижних отлушинах дома — все эти мелочные данные, в связи с указаниями агентуры, и дали мне возможность ликвидировать в ночь на 6 июня типографию названной выше организации».
7. Начальник варшавского отделения варшавского жанд. полиц. управления жел. дорог Тржецяк сообщает: «В 1905 году, летом получены были от местной заграничной агентуры указания на то, что какая-то слушательница С.-Петербургских женских курсов выехала в Москву, с целью организовать убийство б. московского градоначальника, барона Медема, и других начальствующих лиц, причем имелось лишь указание на то, что личность эта будет жить в Петровском парке. Собранными справками установлено было несколько курсисток, проживающих в Петровском парке, причем учрежденное за ними наблюдение вполне точно указало, что личности эти не имеют никакого отношения к местным революционным организациям. По прошествии шести недель от департамента полиции получены были указания на то, что полученные сведения могут относиться к известной революционерке Коноплянниковой. В числе наблюдаемых лиц, действительно, оказалось лицо, соответствующее приметам Коноплянниковой и имевшее кличку наблюдения „Семейная". Дальнейшее наблюдение за Семейной не дало положительных результатов, и дало лишь установить, что Семейная умышленно конспирирует свое пребывание в Москве и проживает по чужому паспорту. Вскоре наблюдаемая из Петровского парка переехала в Москву и в течение 2 недель переменила шесть квартир. В виду этого наблюдение за Семейной было установлено, и вскоре она выехала в гор. Саратов. Выехавшими агентами было между прочим установлено, что по приезде в Саратов, она поселилась у студента Морозова, у которого безвыходно пробыла двое суток. На третий день одним из агентов наблюдения замечен был рано утром, на рассвете студент Морозов, выходящий из своей квартиры. По местным условиям и во избежание провала наблюдавший за ним агент не мог сопровождать Морозова и вынужден был находиться от него на весьма значительном расстоянии. Выйдя за город, Морозов отправился в близлежащий лес, и наблюдающий агент вскоре вполне отчетливо слышал вдали звук от какого-то взрыва. Эти результаты наружного наблюдения дали уже вполне точные указания на то, что Морозов производил опыты со взрывчатыми веществами и что Семейная прибыла к нему за получением таковых. Вскоре Семейная, с корзиною в руках, выехала из Саратова в Москву. В виду этого приступ-лено было к ликвидации всех результатов наблюдения и произведены были одновременно аресты и по обыскам по всей группе, причем в Саратове у сотрудника Морозова в квартире обнаружена была полная мастерская взрывчатых снарядов. Так как по приезде в Москву Семейная, посетив некоторых серьезно наблюдаемых лиц, выехала немедленно в Смоленск, то арест ее был осуществлен в поезде, причем при ней обнаружена была корзина, привезенная из Саратова, в которой находились в разобранном виде метательные снаряды. Одновременно с этим были арестованы в Москве и Саратове все лица, с коими имели сношения Семейная и Морозов».