Страница 21 из 45
– Ничего особенного, – отмахнулась я, не сводя глаз с Альберта. – Матвей бросил меня, после того, как подло воспользовался. Я расстроилась. Я напилась. И решила отомстить ему, переспав с кудряшкой Назаром…
Лебедев подорвался с места, одним махом свалив посуду на пол. Гору осколков принялась убирать мать, так равнодушно, словно ничего не произошло.
– Закрой свой рот! Как ты только могла?!
– Что именно? – демонстративно удивилась я. – Отдаться парню? Или тебе волнует только парень, которому я отдалась? Выкладывай, меньше всего я хочу насолить своему любимому папочке и разрушить его планы. Подскажешь, с кем мне можно крутить роман, кого любить и с кем трахаться?
Морщины на лбу мужчины разгладились. Он был взбешён и в то же время потерян, потому что почувствовал угрозу.
– Что такое, папа? Ты думал, что я не узнаю? Ох, тебе не стоит переживать. Я не лягу под альянс Сотниковых. Ты и без того остался в минусе.
На его щетине скапливался пот, так яро Лебедев дышал.
– Что ты несёшь? – едва слышно проговорил от, проглатывая шок.
Мне наскучила моя позиция. Пройдя к холодильнику, я осушила пакет холодного молока, а после широко улыбнулась.
– Не притворяйся, что это сделка была первичной. Ты продал меня не раз. Но если сейчас я похожу на кусок мяса, непотребный и испорченный, то что сделала тебе одиннадцатилетняя девочка? Расскажи, папа. Я хочу знать, как я провинилась.
Мать впервые напряглась. Замерев с осколком керамики, она обратилась ко мне. Безупречное лицо взяла дрожь.
– Дорогая? – выдавила она. – О чём ты говоришь?
– Да не слушай ты её! – взорвался отец. – Разве ты не видишь? Она не в себе! Убирайся в свою комнату, Снежана! Концерт окончен!
В этот момент во мне взорвалась бомба из адреналина, ненависти и презрения. На меня смотрела пара глаз, лишённых всякого сочувствия и понимания. На секунду я пожалела, что не могу взять брата за руку. Пожалела, что появилась на свет.
– Тогда ты заплатил Платону, так? – с болью прошептала я. – Он приставал ко мне. Ты знал об этом, но сделал вид, что ничего не произошло. Твою маленькую дочь лапал грязный мужик, а ты предательски закрыл глаза. Вывод напрашивается сам: ты – редкий циник и эгоист – стал слепым, потому что получил плату за недуг.
Елена охнула, прикрыв рот рукой. По мраморной коже скатилась слеза.
– Какая же ты дура! – взревел отец, приказав помощникам вывести меня на улицу. – Ты обезумела и несёшь полнейшую чушь!
Меня подхватили сильные руки, как блохастого щенка, потерявшего последний приют. А я продолжала кричать, ибо больше не могла нести это бремя.
– Урод! Нелюдь! Как бы ты жил, если бы он воспользовался мной?! Как тебе спалось все эти годы?! Ты отправишься к чертям! Теперь ты будешь жить по моей указке, иначе об этом узнают все! Я ненавижу тебя! Чтоб ты сдох!
Сильный охранник вытолкал меня во двор, при этом искренне извинившись. Я не держала на него зла, зато держала связку ключей, украденную со стола. Теперь в моём распоряжении была наполированная иномарка, которую я намеревалась разбудить. И видит Бог, отец не стал бы противиться. Только не сейчас.
Уже через несколько минут я насильно сдерживала слёзы и настойчиво выжимала педаль газа, пусть совершенно не умела водить. Вместе со скоростью тлела душа и чувство самосохранения. Я ощущала себя свободной в собственной клетке.
Здесь меня на достанут. Здесь меня не обидят.
В кармане завибрировал мобильник, или то, что от него осталось. Ответив на звонок, я узнала ласковый и одновременно встревоженный голос Александры.
– Скажи мне, что это не ты была за рулём иномарки, – с надеждой проговорила она. – Снежана, твоя езда была слишком опасной.
– Всё в порядке, – надрывно посмеялась я. – Мне нужно проветриться. Не беспокойтесь, уже через час я буду дома – спать в кровати и мечтать о ваших оладьях.
Повисла недолгая пауза. Тревожная.
– Нельзя доверять эмоциям, детка. Вернись сейчас. Я сделаю чай, мы поговорим, а ты расскажем мне всё, что происходит в твоей душе.
Я закрыла глаза. Тепло от понимания, что я кому-то небезразлична, легло пушистым котёнком на сердце. Но по натуре своей я не могла поделиться этой болью. Мне было проще закопать это в себе, чем заразить кого-то ещё.
– Спасибо вам. Спасибо за всё.
– Детка…
Я сбросила вызов и выкинула телефон в окно. Сейчас хотелось именно так: обесценить всё то, что для скупых обусловленная важность; показать средний палец жизни, которая распускается не для всех; посмеяться над любовью, что так редко попадает в яблочко и заставляет страдать.
Мазила, так ли высока твоя цена, как о ней говорят?
– Будьте прокляты продажные люди! Продажная жизнь! Du wirst für immer unglücklich bleiben! *** Пустышки! Мертвецы! Ich hasse es! ****
Дорога слилась в одно серое пятно. Влажные руки, то так усердно колотили руль, соскользнули. Меня отбросило в сторону при резком манёвре, отношение к которому я не имела. Автомобиль разогнался до бешеной скорости и закружился на трассе. А потом послышался глухой удар, стало темно.
Легко и спокойно.
Я вернулась в детство, стала той беззаботной девочкой в светлом платьице, что даже не думала быть сильной. Я смеялась. Громко. Звонко. Тогда я не знала, что сердце может разбиваться на тысячу мелких осколков; что сокровенные грёзы способны ранить, но никак не исполняться.
Так странно, что даже в полном забытие я слышала лишь его голос:
– Твою мать, Снег! Что же творишь, бестолочь… Всё будет хорошо, слышишь? Я рядом. Рядом.
_________________________________________
* Да будет прокляты любовь и выпивка!
** Придержи коней, Снежана, ты превращаешься в шлюху!
***Вы навсегда останетесь несчастными!
****Ненавижу!
Глава#18
«Матвей больше не с нами. Он предал нас…»
«Останься с тем, кто любит тебя по-настоящему…»
«Всё будет хорошо. Теперь я рядом…»
Всю ночь меня мучали навязчивые кошмары, наполненные образами минувших дней. Я просыпалась от собственных вскриков, убаюкивалась тишиной и, поверженная неодолимой слабостью, засыпала снова.
– Спи, девочка, – шептал ласковый женский голос. – Тебе нужен отдых.
Сквозь густую полудрёму пробивался тёплый свет, а тело расслаблялось под нежными прикосновениями, сравнимыми с материнскими.
Я проснулась от резкой боли в висках. Голова раскалывалась на части, отнимая возможность адаптироваться. Лишь через несколько минут я обнаружила себя в незнакомой комнате, в чужой постели и в не своих вещах. И только вдохнув знакомый аромат футболки, мне удалось развеять чувство потерянности.
Матвей. Он был моим спасителем.
Всегда был.
Несколько дней меня изнуряла дьявольская одержимость. Стало страшно от мысли, как далеко я могла зайти. Назар. Отец. Украденное авто. Сейчас подобное казалось немыслимым, но ещё вчера – вполне нормальным.
Следом пришёл стыд, проявившись лихорадочным зудом на коже. Тогда я заметила, что ныне безупречное тело покрывали ссадины и лиловые синяки, как неприятное следствие безумной гонки.
Dustishistfantastisch! Чем я только думала?
Дверная ручка потянулась к полу, заставив меня напрячься. Дверь распахнулась, и на пороге показался Матвей. Уставший и немного встревоженный.
– Полагаю, неприятная исповедь только началась? – спросил он, глядя на мой растрёпанный вид. – Прости, я не хотел тебя прерывать. Продолжить ты сможешь, но только после обеда, иначе мама-термит проест мой мозг.
Я вздохнула, потупив виноватый взгляд.
– У тебя хотя бы он имеется. Нужно быть полной дурой, чтобы устроить подобное, тем самым подписав себе приговор.
– Если ты о иномарке, то не стоит переживать. Я загнал её в ремонт. Уже вечером Альберт не отличит её от прежней. А что касается умственной оценки… Ты не просто дура, Снежана. Ты безумная дура.