Правительница Д'Хары

Кэлен присела на край кровати. Ее желание куда-либо уходить мгновенно улетучилось, когда она поняла, что маленькую девочку терзал кошмар. Она приложила ладонь к ее лбу тыльной стороной, чтобы понять, не было ли у той жара.

Не обнаружив у девочки ни единого признака болезни, Кэлен почувствовала легкое замешательство, толком не зная, что стоило делать в подобных ситуациях. Она помнила, что собственная мать в такие моменты обычно ложилась рядом с ней и обнимала, своими руками изгоняя все ее кошмары. Тогда, еще будучи маленькой девочкой, она впервые осознала, что безопасность — это не толстые стены замков и не мечи гвардейцев, а чьи-то преданные объятия.

Не найдя ничего лучше, Кэлен точно так же легла прямо напротив девочки и нежно коснулась рукой ее волос, практически невесомо начиная гладить ее голову. К ее удивлению, это простое действие помогло, и Лора внезапно притихла, наконец перестав метаться. Женщина приподнялась на локте, словно внезапно спугнутая птица, чтобы понять, не разбудила ли она ее своим спонтанным и немного нескладным порывом.

Ее сердце замерло, будто в нерешительности, когда она увидела, как девочка сонно замигала своими большими глазами, глядя прямо на женщину. В предрассветной тьме комнаты было сложно разглядеть, что было в этом взгляде, и Исповедница не знала, как вести себя. Возможно, она зря разбудила ее?

Внезапно Лора взяла ее за руку, слабо сжимая своими пальчиками ладонь Кэлен.

— Мама, это ты? — тихим и неверящим голосом спросила она.

Ее тон был настолько преисполнен тихой надеждой на внезапное счастье, что сердце Кэлен невольно сжалось, когда она вспомнила, что случилось с ее матерью. До конца эпидемии оставалось каких-то несколько дней, когда она умерла, оставив своих детей одних в повстанческом лагере. Разве мог Создатель пошутить над женщиной так жестоко? Разве могла быть в этом его воля?

Кэлен не нашла в себе сил на правду.

— Да, милая, — прошептала она, сжимая ее руку в своей. — Спи. Я буду здесь, с тобой.

Она придвинулась ближе к девочке, и та в момент прижалась к ней, тонкими ручками обхватывая шею. Мягкие волосы защекотали подбородок Кэлен, и она обвила ее своими руками в ответ. Когда-нибудь она расскажет ей, что произошло на самом деле — уже тогда, когда старые раны, нанесенные войной, затянутся, и дети, которые сейчас остались без родителей, будут готовы создать свои собственные семьи.

Исповедница не могла не думать о том, что чувствовала мать Лоры, понимая, что она оставляет своих детей одних. Как можно принять подобное, зная, что кроме тебя о них никто не позаботится? Разве можно смириться с этим?

Кэлен немного сильнее сжала ее в своих объятиях, будто Лора могла ускользнуть из них и внезапно исчезнуть. Она не оставит ее, что бы ни случилось, и будет бороться за ее жизнь точно так же, как и за жизнь своего собственного ребенка.

***

В бывшем кабинете Далтона было не менее темно, чем на улице. Томас сидел за его рабочим местом, закинув ноги на деревянный стол. Стейн уже обжился, как юноша заметил — ни единого документа, ни единой книги, ни единого следа разума обладателя этого кабинета.

Кэмпбелл был опасен, и Томас это видел не хуже Джеганя. Что ж, тем сложнее было поступить с ним так, как требовал того сноходец. Лишить воли и собственного образа мыслей, подчинить себе — в этом был весь Джегань. «Справедливый» Император не хотел свободы никому, кроме себя, и только слепой глупец мог не заметить этого. Поддерживал ли его Томас в этом стремлении? Однозначно нет. Хотел ли заполучить его доверие? Однозначно да.

Дверь приоткрылась, и в ней появилась голова экс-министра Культуры Андерита. Далтон, к удивлению Томаса, совершенно не выглядел уставшим или заспанным, будто ждал его вызова всю ночь.

— Могу я поинтересоваться, чем обязан такой чести, да еще и в такое время? — сразу же вступил Далтон, уверенно входя в свой бывший кабинет. Томас догадался, что вся его уверенность на данный момент исходила именно из того, где они находились. Это было законное место Далтона, и они, имперцы, посягнули на него. Разве могло быть что-то более уничтожающее, чем лишение человека его положения? Разве что предательство близких людей.

Томас знал, что жена Далтона не так давно умерла от чумы. Как она подцепила ее, не покидая благополучного андерского квартала, все еще остается загадкой, но одно стало ясно наверняка — Тереза Кэмпбелл была блудницей, которая так и не потеряла любви своего мужа.

А стоило ли сотрудничество с Имперским Орденом этой смерти невинного, хоть и неверного человека?

— Присаживайся, — Томас указал рукой на стул, стоявший у рабочего стола. Там еще позавчера вечером сидел он сам, ножом угрожая Стейну.

Забавно, как сильно человека определяет стул, на который он успел сесть. Раньше Томас был в зависимости от Кэмпбелла, теперь же жизнь Далтона зависела от него самого, какого-то чужестранца, ведомого неизвестными ему целями и мотивами. Одно прикосновение — и личности Далтона Кэмпбелла будто никогда и не было. Живая марионетка Императора Джеганя, которой даже не нужно забираться в голову.

— Скажи, ради чего это все? Смерть твоей жены, эпидемия в твоем родном городе. что принесло тебе сотрудничество с Имперским Орденом помимо этих бед? Стоила ли игра свеч?

Далтон посмотрел на него исподлобья оценивающим взглядом, и только тогда Томас понял, насколько опасным оставался Кэмпбелл, даже когда он был в фактической западне.

— Это был лишь вопрос выживания, — Далтон откинулся на спинку стула, — сила обычно на стороне тех, у кого численное превосходство. И здесь у Имперского Ордена явный перевес.

— И все? — Томас всплеснул руками, — я разочарован, Далтон. Ты казался мне более интересным. Но все же, ты что-то явно недоговариваешь.

Томас поднялся со стула, затем медленно обошел стол и оказался стоящим прямо рядом со светловолосым мужчиной. В лунном свете он казался гораздо старше, чем был на самом деле, и это лишь придавало таинственности его образу.

— Ты ведь присягнул Ричарду Ралу, правда? — Томас облокотился на стол, по его лицу пробежала мгновенная улыбка. — Джегань не может тебя прочитать, поэтому отправил меня. А если он не может, значит, ты присягнул Ралу по-настоящему. Очень интересно складывается эта история, м-м? — Томас театрально осклабился. — Теперь мы оба знаем, что ты предатель.

Кэмпбелл усмехнулся, но на его лице не было и грамма страха.

— И, могу догадаться, это грозит мне смертью. Я все правильно понимаю?

Томас покачал головой.

— Нет, здесь ты ошибся, — юноша выдержал небольшую паузу, чтобы смысл его последующих слов наверняка дошел до Кэмпбелла, — Джегань велел мне исповедать тебя.

Далтон вдруг стал похож на взвившуюся змею. Он резко вскочил со стула, ошарашенный, но, несмотря на столь сильное изумление, все же не стал отдаляться от своего собеседника, заботясь о сохранении собственного достоинства.

— Разве это возможно? Ведь последняя Исповедница — Кэлен Амнелл.

Томас развел руками, изображая недоумение на лице. Его неприятно кольнуло имя, произнесенное Кэмпбеллом, будто оно само по себе было холодным оружием, которое могло ранить его.

— Полагаю, возможно, раз я нахожусь здесь. Ничего более сказать я не могу, — юноша знаком указал мужчине обратно на стул, невинно улыбаясь, — успокойся, Кэмпбелл. Я не собираюсь этого делать. Ты слишком интересен, чтобы лишать тебя собственной воли.

Бывший министр Культуры, кажется, был совершенно не убежден его словами, а даже наоборот, еще более запутан.

— Если ты ослушаешься, разве Джегань не узнает об этом?

— Нет, — Томас покачал головой, — не узнает. Он умалкивает об этом, но я знаю, что в мои мысли он тоже не может влезть.

— Тогда выходит, что весь этот разговор остался только между нами, верно? — высказал предположение уже немного успокоившийся мужчина.

— От начала и до конца, — Томас кивнул, — но помни, что теперь ты бесконечно предан мне. Джегань не должен узнать, что я его ослушался, или нам обоим придется плохо.