Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 209

— Дело не в ней и даже не в тебе, — она сделала паузу и мимолетно взглянула на лицо будущего мужа, — а только во мне. Я… не хочу этого, Ричард.

Когда повисла тишина, говорили лишь их взгляды. Она увидела его безмолвное понимание. Ричард и сам знал, что заводить детей сейчас — безрассудство. Но в такой реакции Кэлен крылся более старый, почти забытый страх, который сейчас пробудился с новой силой. Он не стал спрашивать, что еще подтолкнуло ее на подобные безрассудные действия, наверное, потому что она бы не ответила. Не сейчас. Возможно, позже, но не тогда, когда что-то внутри нее мешает ей даже попросту покинуть эту комнату.

Ричард просто кивнул, и Кэлен показалось, что с ее плеч свалилась гора. Зная своего будущего мужа, она понимала, что ее ждало продолжение разговора, но, по крайней мере, не сейчас.

Исповедница легла и натянула одеяло повыше. Спустя мгновение она поняла, что лежит в кровати в том же платье, в котором выходила из комнаты, кажется, целую вечность назад. Ее голова просто раскалывалась, поэтому она решила не обращать на это внимание. Веки начали медленно слипаться.

Ричард поднялся с кровати и направился к двери, но вдруг Кэлен окликнула его.

— Ты останешься?

Она осуждала свою эгоистичность, но как еще она могла убедиться, что все в порядке? Ей казалось, что если он уйдет сейчас, то эта недосказанность пустит корни слишком глубоко.

— Думаю, я могу немного опоздать на заседание, — сказал он после короткой паузы.

Она знала, сколь многое лежало на его плечах, но то, с какой легкостью он согласился, дало ей надежду. Она не знала, как стать его опорой сейчас, когда ее сил не хватало даже на бодрствование, но если был малейший шанс, что ее близость поможет ему… она не станет упускать его.

 

========== Глава X ==========

 

Вся спальня была окутана золотым сиянием, и каждый его светлый луч забирался в потайные уголки огромной комнаты, изгоняя оттуда тайны, скрытые дневным солнцем. Вечер — это время, когда можно рассказать все, зная, что впереди ждет только ночь. Вечер — это подготовка к борьбе с иллюзиями, стирающими границы реальности и сна.

Кэлен боялась грядущей ночи. Она понимала, что впереди ее ждало нечто ужасное, потому что теперь темнота причиняла боль. Она приносила тишину и забытье, а ничего страшнее этого она уже не могла вспомнить.

Тишина приходила тогда, когда заканчивались слова и сами звуки, из которых плелась ткань мироздания. Пустота была вакуумом, как тот, в котором она проснулась много недель назад.

Кэлен стояла у окна и отстраненно впитывала в себя красоту закатных лучей. Она хотела замедлить время и всегда находиться у света, не попадая во тьму. Она наслаждалась звуками вокруг: пением птиц, еще не скрывшихся от холодов, тихими и короткими разговорами морд-сит за дверью; даже шумной возней торговцев где-то далеко в городе. Ее спасал от тишины даже собственный голос, и разговоры с самой собой уже не казались нелепыми.

Возможно, это был знак, предупреждавший, что выздоровление было далеко. Кэлен понимала, что что-то внутри нее перевернулось с началом этой войны. Раньше она не боялась тишины, а любила ее, а ночь была ее союзницей в многочисленных сражениях и вылазках.

Изменилось слишком многое.

Кэлен отвернулась от окна. Ее глаза не сразу привыкли к более темной обстановке вокруг, поэтому пару секунд она стояла, зажмурившись. Она обернулась на звук открывающейся двери, не порицая себя за надежду.

Ее сразу постигло разочарование: дверь не открылась, и Ричарда на пороге не оказалось.





Кэлен бодрствовала уже более получаса и лишь из-за того, что заходившее солнце начало резать глаза, отсвечивая на стене. Днем Ричард не занавесил окно специально, чтобы в этой комнате не было и намека на тоску или горечь, которая поселилась в их душах и, в частности, в их отношениях. Должно быть, так он решил показать ей, что жизнь продолжается. Кэлен пыталась поверить ему, но не могла.

Она прислонилась к окну спиной, чтобы почувствовать слабо нагретую поверхность. В голову невольно закрадывались воспоминания о весне в Эйдиндриле, но эта мысль была мучительна. Эйдиндрил полыхал чумным пожаром, пока она молча теряла силы вдали от дома.

Ее голову терзали мысли о том, что нужно извиниться. Она хотела сделать это еще пару часов назад, но не смогла. Она была в плену сумасшествия, и в голове не было и единой мысли о слове «прости». Ее эгоистичную часть волновали только собственные переживания; ее не заботили мысли других. Эта часть брала верх и сейчас, потому что Кэлен просто сидела в своем маленьком убежище, защищавшем от опасного мира вокруг, и не пыталась найти Ричарда. Она просто ждала, как будто это принесло бы ей облегчение.

На самом деле, все было наоборот: с каждой лишней секундой ее гнев на саму себя брал верх и сводил весь эгоизм на нет. Но Кэлен не двигалась с места, разрываемая двумя желаниями: найти человека, теперь спасавшего каждый ее бессмысленный день, или остаться здесь.

Какое-то мгновение Кэлен стояла неподвижно, как будто боялась спугнуть внезапное и окончательное решение, пришедшее ей в голову. Но это уже было бессмысленно. Она двинулась медленным шагом к входной двери, по пути стараясь привести себя в порядок. Она так и не решилась заглянуть в зеркало, поэтому просто не могла представить, как выглядит сейчас. Утешало ее одно: вьющиеся локоны, которые спадали ей на плечи, не выглядели такими уж спутанными и неопрятными.

Кэлен открыла шкаф и достала оттуда сапоги и накидку, которые привезла из Эйдиндрила. Пусть в спальне было тепло благодаря камину, весь остальной Дворец должен был промерзнуть насквозь. Она не выходила за пределы комнаты уже очень давно и не могла знать наверняка, но опыт и здравый смысл наконец вернулись к ней.

За дверью она увидела только Бердину, хотя до этого она точно слышала другой женский голос.

— Ты одна? — спросила Кэлен у морд-сит, которая приветственно улыбнулась ей. Она явно знала, что произошло между ней и ее лордом Ралом, но старалась не подавать виду.

— Теперь — да. Райна ушла совсем недавно, — на щеках морд-сит вспыхнул легкий румянец.

Кэлен мягко улыбнулась. Эти двое выдавали себя с головой каждый раз, когда видели друг друга.

— Ты не знаешь, где сейчас Ричард?

— В Саду Жизни, должно быть, — Бердина задумалась. — Он часто бывает там.

Кэлен попыталась вспомнить, где именно находится Сад Жизни. Она не нашла никаких ответов, и, видимо, это отразилось на ее лице, потому что морд-сит незамедлительно предложила Кэлен проводить ее туда.

— Да, спасибо, — и Кэлен не без опаски двинулась вперед.

С Бердиной она была знакома хуже, чем с Карой. Так уж сложилось, что эта морд-сит чаще оставалась подле Ричарда, помогая ему с работой, поэтому Народный Дворец не дал им шанса узнать друг друга лучше, разведя в противоположные его концы. Но все же и она, и ее старшая сестра в эйджиле уже успели стать ее друзьями. Бердина не покидала покои Кэлен в самые трудные дни, и она была обязана ей.

По пути Исповедница старалась запомнить каждый коридор, который они проходили вместе с телохранительницей. Ноги ее не слушались, они были как ватные. На каждому шагу Кэлен не покидало ощущение, что к ним были привязаны огромные булыжники, которые неумолимо тянули ее вниз; но она продолжала идти. Ее подгоняло как некогда сильное желание извиниться перед Ричардом. Хотя, возможно, дело даже не в извинениях: она очень сильно хотела увидеть его.

О духи, если бы та Кэлен, которой она была несколько месяцев назад, увидела сейчас, она бы потеряла дар речи. Извиняться перед тираном-Ралом? Не быть способной выйти из собственных покоев? И пусть та Кэлен частично заблуждалась, думая о Ричарде таким образом, насчет всего остального она, определенно, сказала бы правду.

Они с Бердиной подошли к особенно охраняемому коридору, по которому ходили как минимум двадцать солдат. Кэлен привлекли шипастые браслеты на их предплечьях. Она внезапно вспомнила, что это за знак и кому он принадлежит; это были солдаты Первой Когорты, личные телохранители лорда Рала, присутствие которых подсказало ей, что она пришла в верное место. Они смотрели на нее с уважением и даже кивали в знак почтения. В голове мелькнула неожиданная мысль, что она не понимает, за что они ее уважают. Она уже не та, кем была раньше. Не та бесстрашная Мать-Исповедница.