Страница 193 из 209
Он врал, а в ее ледяных глазах плясали огненные демоны.
Он прижал ее спиной к стене буквально в единственном месте в этой каморке, где это было возможно, и, надо сказать, не очень нежно — воздух вылетел из ее легких после столкновения с ней со вздохом, имеющим слишком много общего со стоном. Его ловкие пальцы коснулись ее обнаженного колена, забираясь под черную ткань платья и находя ее обнаженные ягодицы. Будучи в плену ее сильных и стройных ног, он властно вжал ее в стену и подался бедрами вперед так, словно их тела уже не разъединяли два слоя одежды. Никки закусила губу, чувствуя, как низ ее живота налился отупляющей сознание тяжестью.
Никки была жадной, требовательной, и поэтому его провокация сработала. Если бы не выбранная Томасом позиция, она бы уже сама развязала завязки на его штанах. Но, раз уж она хотела сражаться с ним и постоянно перечила, он должен был показать ей свое главенство — и заодно правоту.
Он опустил ее на пол и развернул спиной к себе. Выбирая платье этим утром, Никки вряд ли подумала бы, что ткань на спине окажется разорванной аж до уровня ягодиц. В последний раз подобное позволяли себе только солдаты Джеганя, которым тот отдавал ее ради забавы, но, в отличие от них, Томас сделал это не ради похоти, а для того, чтобы поцеловать ее в обнаженные плечи, словно влюбленный глупец, боготворящий ее.
Это было бы невыносимо приторно, если бы сразу после этого он не вошел в нее — до приятного просто и грубо, одной рукой прижимая ее плечи к стене, а другой оставляя красные следы на мягкой коже ее белых как снег бедер. Он самоуверенно полагал, что она уже была готова к нему, и был прав. Никки привстала на носочках, хотя бы немного сокращая их разницу в росте, и выгнула спину, чтобы позволить ему проникнуть в нее на полную длину и тем самым обеспечить себе удовольствие. Ее ладони, упиравшиеся в грубо обтесанные каменные плиты, начало саднить из-за того, что лишь они удерживали ее вес и мешали ее лицу уткнуться в стену каждый раз, когда Томас двигал бедрами навстречу ей.
Игнорируя остатки разорванного платья, Томас накрыл округлую грудь Никки своей широкой ладонью, и его большой палец начал лениво поддразнивать ее и без того твердый сосок. Другой рукой он провел вдоль ее позвоночника, заставляя ее выгнуться в пояснице еще сильнее, и немного ускорил темп. Его и ее бедра быстро нашли единый ритм, но Никки знала — еще чуть-чуть, и он просто прижмет ее к стене всем телом, зажмет рот и начнет вколачиваться в нее словно в последнюю шлюху, как делали они все, без исключения. Она слишком хорошо помнила, каково это — с трудом ходить несколько дней, но, хотя боль никогда не была ее врагом, прямо сейчас она не хотела этого. Не с ним.
У нее практически не было пространства для маневра, но, будучи изобретательной любовницей, Никки нашла способ поменять позицию. Выпрямив руки и не сказав ни слова, она выпятила зад и отодвинулась от стены, заставляя любовника немного отойти, чтобы затем прервать единение их тел и развернуться к нему лицом. Низ ее живота ныл каждую секунду, которую его член находился вне ее тела, но она знала, что эти несколько моментов, в которые она толкнула его на кровать, забралась сверху и, быстро стащив штаны, оседлала, были необходимы им обоим, как глоток свежего воздуха.
Упираясь руками в его мощную грудь, она начала скользить вдоль всей длины его члена, привыкая к тому, что теперь власть над ним была в ее руках. Когда Томас попытался подняться ей навстречу, она положила ладони на его плечи и силой уложила обратно, нависая над ним. Она не могла оторвать глаз от его благородного и мужественного лица, от его серых глаз, подернутых дымкой неконтролируемого желания, от его приоткрытых губ. Еще никогда она не хотела никого так сильно, как хотела его, и даже его глубокий взгляд, в котором бушевала сила магии исповеди, не пугал ее, как пугал десятки других. Тех, что были до нее — безжизненных и бесконечно преданных.
Дура. Полюбившая его дура.
Ее левое колено опасно застыло возле края узкой скрипящей кровати, и каждый раз, когда она приподнималась, оно так и норовило соскочить с нее, но, честно говоря, ей было все равно. Она уже не чувствовала границ своего тела, но — даже удивительно — вдруг почувствовала, как изорванные останки ее платья покинули ее грудь, живот и верх бедер, а мощная рука легла на ее шею, чтобы затем, поднявшись, очертить линию ее искусанных губ. Она не спешила окончательно избавлять его от одежды: она запустила руки под его темно-синюю рубашку и начала обводить линии его мускулистого торса. Не пальцами — кончиками ногтей.
Она слегка повернула голову, чтобы его палец оказался между ее губ без помощи ее занятых рук. Она поцеловала костяшки его указательного пальца, одну за одной, и коснулась его подушечки кончиком языка. Уже через несколько секунд его палец был у нее во рту, плотно обхваченный ее влажными губам, а ее язык ласкал его вдоль всей длины, пока он медленно двигался внутрь и наружу. Аналогия была слишком прямой, слишком удушающе-невозможной и желанной, и Томас, не выдержавший этой пытки, сжал ее бедро, навязывая ей более быстрый темп. Его бедра нетерпеливо поднимались навстречу каждому ее движению, вынуждая ее двигаться быстрее, быстрее, быстрее.
Подняв руки повыше, она ощутила его прерывистое сердцебиение подушечками собственных пальцев. Он не стонал. Она — тоже. Но в их прерывистом и неглубоком дыхании, одном на двоих, было что-то гипнотическое, как и в хаотичном, неправильном и громком движении их тел.
Ее левое колено все же соскочило с кровати, и, если бы не Томас, она бы рухнула с постели в одиночестве. Но благодаря его своевременному участию они упали вместе, и Никки оказалась снизу, подмятая его телом. Очевидно, это была часть его плана по возврату доминирования.
Полированный камень под ней приятно охладил ее разгоряченное тело, но он совершенно не пощадил ее спину, когда Томас закинул ее ноги к себе на плечи. Она была настолько близка к пику, что смена позиции вызвала у нее бесстыдный вскрик. Она вцепилась в его предплечья, расположившиеся по обе стороны от ее головы, и выгнулась дугой. Ее ягодицы и затылок отдавались острой болью, но это значило ничтожно мало теперь, когда все ее существо превратилось в тугой узел, который ждал, когда его развяжут.
Томас поцеловал ее изящную лодыжку и перенес вес на одну руку, чтобы другой приподнять ее бедра. Никки повернула голову и вцепилась зубами в его предплечье. Из ее горла рвался крик удовольствия, который она хотела заглушить, и она не желала думать ни о чем, что могло случиться, когда Томас выпустит свою силу. Ей было все равно. Ей было так, так, так все равно…
По ее ногам бегала дрожь, и ее тело стонало, хныкало, изнывало от того, что с ним происходило. Оно отвыкло от удовольствия, которое мог дать мужчина. Ноги Никки спустились вниз по его плечам, заставляя его зашипеть, когда она случайно надавила на недавно полученную им рану, и она позволила ему опуститься на локти, практически лечь на нее. Она уткнулась в его ключицу, вгрызлась в нее зубами и впервые извинилась за свои действия, поцеловав в задетое ею место. Впрочем, и этот поцелуй, долгий, болезненный, должен был оставить на нем отметку, но никак не загладить вину.
Никки, Владетель бы ее побрал, не умела извиняться.
Она достигла пика раньше него, ознаменовав его долгим, протяжным криком. Она не прокричала его имя, но было очевидно, кому он был обязан своим звучанием. Ее мышцы расслабились, и она жестко опустилась на пол, чувствуя тяжелое дыхание Томаса на своем виске. Он в последний раз проник в нее, медленно, глубоко, и встретил разрядку с гортанным, звероподобным рыком. Комната взорвалась беззвучным громом, прошедшим через все тело Никки, поражая каждую ее клеточку.
Он буквально рухнул на нее, прижимая к холодному полу. Всего лишь на десяток секунд, но она ощутила на себе вес всего его тела, который теперь не поддерживали его руки, и тогда Томас сорвал с ее губ последний стон, впиваясь в них поцелуем. Он слегка оттянул ее нижнюю губу, мягко провел по ней языком и перешел к верхней, уделяя ей не меньшее внимание и лаская ее своими губами.