Страница 15 из 209
Женщина подошла к туалетному столику и взяла гребень. Она аккуратно села на стул и стала расчесывать спутанные длинные волосы.
— Позови служанку, пожалуйста. — тихо сказала она, даже не глядя на Кару.
Морд-сит, тонко почувствовавшая перемену в ее настроении, кивнула и вышла из комнаты, оставив Кэлен одну.
***
Мать-Исповедница шла по коридорам Народного Дворца, ступая медленно и уверенно, не испытывая ни малейших проблем с пышными юбками своего платья: за последнее время ей пришлось провести много времени в дорожной одежде, но привычка ходить в платьях с длинным шлейфом вряд-ли могла когда-либо оставить ее.
Ее не покидало ощущение, что сегодня весь мир застыл и преобразился в одну картину, которая отображала суть понятия «скрываться под маской» как нельзя целостно и наглядно. Все люди во Дворце, встречавшиеся Матери-Исповеднице и сопровождавшим ее морд-сит, занимались обычными делами, радовались предстоящему торжеству, улыбались небольшим мелочам и тихо, чтобы никто не слышал, перешептывались, словно в их маленьком мире не происходило ровным счетом ничего важного. Кэлен могла бы подумать, что их отнюдь не волновали чужие беды и несчастья. Но она знала: под этими улыбчивыми масками и скрывалась вся суть происходящего — то, насколько глубоко людей прожгли ужасы войны.
Кэлен не могла ни скрыть, ни отринуть свое волнение, настолько нечеловечески сильным оно было. Она могла лишь дышать, рвано и прерывисто, пока ноги несли ее к залу бракосочетания, пока ее сознание вытаскивало из самых своих глубин самые тяжелые воспоминания.
На Кэлен со свежими силами обрушилась боль от потери всех Исповедниц, и то, что она осталась последней в роду, вновь стало болезненно ясно и очевидно. Она чувствовала себя так одиноко, так неправильно, зная, что к алтарю ее не мог повести ее отец — исповеданный человек, лишенный души и покинувший мир много лет назад; что она не увидит улыбающихся глаз своей матери и своей названной сестры. И пусть эти давнишние раны уже успели зарубцеваться, они все же отдавались призрачной болью где-то в ее сердце.
Кэлен надела Маску Исповедницы, чтобы никто не смог увидеть ее чувства. Маска будто намертво приросла к каждой черте ее лица, к каждой мышце, лишив способности к малейшему проявлению эмоций. Она намеревалась дать людям повод отвлечься от своих тягостей и, наконец, выдохнуть спокойно, а потому не могла позволить себе слабость.
Кара и другие морд-сит, шедшие рядом, теперь вышли немного вперед и завернули за угол. Мать-Исповедница последовала за ними, и они оказались у входа в зал, который с двух сторон окружали солдаты Первой Когорты. Ей не нужно было даже задумываться, у правильных ли дверей они оказались, поскольку ее воспаленное сознание узнавало каждый виток изящной золотистой росписи, украшавшей их. Она успела запечатлеть в памяти каждый сантиметр пространства, даже положение каждого владетелева канделябра в зале, где ей предстояло распрощаться со своим прошлым и настоящим.
Вряд ли ее могло удивить хотя бы что-нибудь: она была готова к кроваво-красным шторам, того же цвета вымпелам и еще Создатель-ведает-чему, горячо любимому домом Ралов.
Стражники улыбнулись и отсалютовали ей. Кэлен не могла не отметить, с каким необычным для нее, но тем не менее открытым благоговением они сделали это. Она могла догадаться, что это было связано не со статусом Матери-Исповедницы, а со статусом будущей жены их Магистра.
— Все уже там? — спросила Кэлен, прерывая недолгое молчание. Солдаты кивнули в это же мгновение, и Кэлен не смогла не отметить быстроту их реакции.
— Да, Мать-Исповедница.
— По д’харианскому обычаю, невеста должна заходить в зал последней, — шепнула ей на ухо Кара.
— Ах, да. Совершенно вылетело из головы, — чуть громче, чем следовало, ответила она морд-сит.
Кара советовала ей изучить свадебные обычаи д’харианского народа, но Кэлен благополучно отложила это в дальний ящик. Раньше она бы детально изучила этот вопрос, но сейчас, да и все последнее время, ее голову занимали совсем другие мысли.
Кэлен чуть не раскраснелась от своей забывчивости, но все же удержалась, ведь ей совершенно не хотелось запомниться солдатам Когорты девчонкой с лицом под цвет ее подвенечного платья. К тому же, ее незнание д’харианских обычаев иногда порядком раздражало ее будущего супруга, а она не была готова терять столь очевидное преимущество. Это свело на нет ее стыд.
Собравшись с мыслями, она кивнула им в знак того, что настало время открывать двери. После этого перед Кэлен раскинулся огромный зал, смутно напоминавший тронный зал Дворца Исповедниц в Эйдиндриле. Никакого красного, никакой мрачности и суровой торжественности. Из огромных прямоугольных окон лились лучи света, которые, будто ведомые какой-то магией, сливались ровно в центре зала, там, где сейчас стоял ее будущий муж. Солнечный свет, окружавший его ореолом, придавал его образу еще больше власти и могущества.
Сейчас Кэлен не смогла бы вымолвить ни единого слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Она вопросительно посмотрела на Кару, от удивления забыв, что надо делать. Морд-сит без лишних слов подтолкнула Кэлен вперед. Жест был довольно легким и незаметным, но Исповеднице вдруг показалось, что подруга изо всей силы толкнула ее в пропасть.
Исповедница пошла вперед по длинному идеально белому ковру, украшенному золотистым узором. Уверенность вернулась к ней с самого первого шага, залегла стержнем в идеально прямой спине и спряталась на дне зеленых глаз, дерзко смотревших в глаза будущему мужу.
Лишь раз она позволила своему взгляду отклониться, чтобы поймать в толпе Цириллу. Сестра одобряюще кивнула ей и улыбнулась так, чтобы Кэлен поняла: она была на ее стороне.
Сотни внимательных глаз пытались преодолеть ее защиту, но тщетно. Попытка была оригинальной. Как часто люди одаривали ее взглядами, преисполненными злобы, как часто — страхом, но восхищением…
Гости, собравшиеся в зале, смотрели на нее именно с этим чувством; даже с каким-то восторгом, воодушевлением, словно наблюдали за птицей, летящей прямо в огонь: более несвободной, чем они сами. Они знали, что она пошла на это ради них, и не могли отрицать, что для этого ей пришлось разбить себя на куски и заново собрать. Она упрямо вздернула подбородок, не позволяя другим узреть ноты принуждения в ее действиях.
Мать-Исповедница оставалась Матерью-Исповедницей даже в Народном Дворце, а все остальное не имело значения.
Через несколько секунд она уже встала лицом к лицу с Ричардом.
— Как вам это, Мать-Исповедница? — официально, но, к счастью, без издевки, спросил Ричард полушепотом, кивком указав на окружающее их пространство. На его лице была заиграла легкая, даже немного озорная улыбка. Кэлен поймала себя на том, что не могла оторвать от нее взгляд.
Вопрос касался убранства зала, теперь украшенного посеребренными подвесными кашпо; окна были занавешены полупрозрачной серебристой тканью, которая пропускала солнечный свет в его первозданном состоянии, но при этом словно лучилась от этого естественного усилия. Это место было таким светлым и воздушным, что вряд ли в нем можно было думать о чем-либо, что могло ранить сердце.
— Такое ощущение, что я вернулась в Эйдиндрил, — Кэлен благодарно, по-настоящему благодарно улыбнулась ему впервые с самого их знакомства. Это решение Ричарда поселило в ней надежду на то, что их брак окажется не таким плохим, как она ожидала.
Она услышала деликатное покашливание Натана Рала. Исповедница обернулась и окинула почтительным взглядом высокого седого мужчину, вставшего прямо перед ними, ровно под витиеватой серебряной аркой. Кэлен вспомнила, что уже видела его в Народном Дворце. Натан был родственником Ричарда, пророком. По словам Бердины, ему было где-то около тысячи лет, и такую долгую жизнь ему обеспечил Дворец Пророков и заклятие, замедлявшее старение его жителей. Наверное, не только чары не дали ему так постареть, но и происхождение — казалось, Ралы вообще не могут выглядеть старыми.