25 рассказов

И заводят… Надя не подпевает, как-то стыдно с чужого голоса и о чужом счастье. Умолкли, лица победные.

– Дальше что?

– Что дальше?

– Ну, вот ноги в ковёр… А потом? Умрём. Черви… А родились для чего?

– Да не надо так! – глядит как на больную Клавдия Ивановна, – живи, трудись, учись, детей рожай. Не хочешь ковёр – не надо, не хочешь цветов – не сажай! Но не иди к тем, которые с дурманом! Эту секту при советской власти хотели убрать, не вышло. Верка Пименова в молитвах с пяти лет, как явился отец из лагеря. Давай-ка, Надюха, в церковь! Это «тренд», как говорят.

– Ой, спать охота, – зевает громко Валюха, – пойду в палатку.

И другие, оставив у костра Ершова с храпом и Щепёткину с думами.

Ночь. Электричка во тьме гремит, будто огромная собака на цепи.

Главного сектанта, отца Веры, и молодые зовут братом: «брат», да «брат». Он в одной камере (мелкий разбой) был с верующим, и уверовал. «И просветил сидящих во тьме и тени смертной» Мнение о церкви: «театр» В первый день Клавдия Ивановна предупредила: «Тебе, девке с кривоватинкой, не след с Пименовой-трясуньей».

Как-то выходят они вдвоём с Верой из цеха:

– Тяжело мне. В документах я – мошенница.

– Перед богом все равны. Молись.

– Но как, если не верю!

– И об этом. И ниспошлёт.

В другой раз она догоняет Веру во дворе.

– Молишься?

– Молюсь. Но ответа нет.

– Будет. Приходи к нам.

Там никто не трясётся. Читают, сидя рядами в бедной, но недавно отремонтированной комнате: «Никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь малым». Поют, убедительно благодарят Бога. Некоторые плачут. Щепёткина клонит голову. И у неё слёзы на крупном юном лице. «Благодать отворится невзначай», – информация от Пименовой.

«Господи, дай мне веру!»

Рассвет… Наверное, отворилось, так как впервые уверена: Бог тут. На бумажном пакете угольком: «В город я, обнимаю, ваша Надежда».

Уходит тихо, чтоб не расплескать дарованного. Ей жалко и Клавдию Ивановну, и Мотову, и Ершова. Всех! Весь мир. И говорит она миру и людям: «Желаю вам добра, а добро – это вера».

5. Воробей, который прилетает

– Я могу не проснуться. – Она какое-то время спит только сидя.

…Он пришёл впервые с ребёнком, слуха у которого нет. Потом приходит один, они играют. В четыре руки. Для неё неумелый партнёр. За фортепиано. В остальном – хороший.

Воробей и явился в эти дни.

На деревянной планке форточки (уже в комнате), любит музыкальные игры. Другие ему не интересны, и, как только они начинаются, улетает, не исключено, к воробьихе. Подруга Диана квалифицирует влёты птицы в комнату как скорую гибель кого-то из обитателей квартиры. Квартира коммунальная в центре Москвы у Патриарших. Обитателей хватает. Глухая певица, паренёк непонятной ориентации, не молодая пара без детей. Кто кандидат? Но Диана уточняет: кандидат тот, на окне которого воробей. А они, двое, рады! Будто ведёт свою партию. И на тебе, не ансамбль, – плохая примета.

– А что с твоей женой?

– Она умерла. Не могла дышать. Спала, сидя.

Видимо, ей передалось как-то: и она теперь больная.

– Ты вдовец?

– Ну, да.

– Надеюсь, не чёрный?

– Белый, – трогает ёжик волос.

– И решил дать ребёнку музыкальное образование?

– Теперь нет.

– О… цветы…

– А ты не любишь?

– Кто не любит розы, тот любит мимозы.

– Но они только в марте.

– До марта надо дожить.

– А я-то считаю, – наконец, повезло: ты в моём вкусе.

– Это как?

– Талия тонкая! – сжимает руками.

… – сыграю тебе сонату Скарлатти. Ту, что играла твоя тётя.

– …бабушка.

– Ладно. Я буду твоей бабушкой.

Пьеса льётся. Под чириканье.

– Он тебе загадил окно!

– …от волнения высоких нот, – она адвокат пернатого, начинающий орнитолог.

– Правда, глуповатая фотография? Но на фоне всемирно известной оперы, куда ещё вернусь.

– «Ла Скала»?

– Да.

– В Италии, в Милане? Я там отдыхал.

– Я солировала с оркестром. У меня видеозапись, могу предъявить. Да и в Интернете крутят. А тут я – богородица, младенца нет. И детей у меня нет.

– …напоминаешь Джульетту Мазину.

– …в роли Кабирии?

– Нет, ты не для такой роли.

– Итак, у моего мальца никаких данных. Кому-то надо на старых иномарках откручивать прикипевшие болты.

– О, какая эрудиция!

– У меня автосервис. Я предприниматель. Мелкий. В данное время как сапожник без сапог. БМВ разобрал на детали.

– Ты что, бывший бандит?

– Нет, я бывший мент, юрист, следователь. Надоели трупы, преступники.

– Ладно, не будем расследовать твою тёмную биографию.

– Она не тёмная. Улетел! И мне пора. Алёшка с Верой Ивановной. Никакой веры ей. Пожилая дама, а говорит неправду. «Уроки готовы!» Проверяю. В компьютерной игре пацан завис! Ладно, вырвусь. В следующий раз на белом «Мерседесе».

Глядит она в окно на древний дом напротив. Дерево из-под стены. Чирикают пернатые. Ни одного на окне. Некто в кожаной куртке идёт переулком к метро.

Села на кровать в подушки: готова ко сну.

Осенью нормально. Но зимой… Катаются на лыжах. Она – неплохо. А он – лыжник. Ему тридцать девять, ей тридцать три. А той двадцать (у неё рекорды). Эти двое в баре. Танцуют. Она легла в номере. Тогда спала лёжа. Но в ту ночь ей впервые трудно дышать.

Явился до двенадцати.

– С этой девкой…

– Не девка. Тут она с мамой.

– Готова быть мачехой?

– Думаю, нет. Уеду завтра.

– А меня бросишь? И вообще… бросаешь?

– Нет. Давай вдвоём?

– Давай.

В электричке говорит: жена стала болеть от его краткой измены.

– Предлагаю быть навек вместе. У тебя ведь не было мужа?

– Я много училась. В музыкальной школе, в консерватории. И вот сольный концерт с оркестром, как выход в огромный мир. Это немало. Пойду за тебя. Буду мачехой для Алёшеньки.

…Буквально улетает! Наверное, решил: прямо с Ярославского вокзала потащит его под венец.

У неё ученики. Одного приводит бабка.

– Вы так больны? У меня никогда нигде не болит.

Она первая набирает его телефон:

– Ну, как лыжные прогулки?

– Где?

– В Сокольниках. Там мы с папой катались.

– И я до спортивной школы. А где твой папа, твои родители?

– На Бронной. В моей родной квартире. Эта комната куплена с гонорара.

– Мои на Нижней Масловке. А я – на Верхней. Мы с малышом. Давай куда-нибудь… В Италию?

– Ладно. Врач говорит, – мне необходима операция.

– На сердце?

– Догадлив.

– У моей жены. Она не проснулась.

Он звонит:

– Этот хлопотный переезд в новый ангар! Не только мойка, сушка для автомобилей. Теперь у меня партнёр. Так легче. Да, «Мерседес»…

– Белый?

– Не новый, но на ходу. Давай подброшу тебя.

– Нет, я на такси.

Кардиологическое отделение. Холодное с виду, такое и внутри, будто общежитие, в котором бывала у иногородней подруги. Но никогда не бывала на том свете.

Наверное, не позвонит.

Эсэмэска: «Ты проснёшься!!!!»

Она отказалась наблюдать на мониторах аналогичную операцию. Внедрят на место плохого клапана нормальный. И с ним она будет жить долго и спать, лёжа.

Утром успокоительный укол. Мирно уйдёт на тот свет.

…Она над ними, не объект операции, – оператор, поднятый для съёмки. На хирургическом столе молоденькая женщина. Милое лицо, закрытые глаза. Недолго у потолка. Преодолевает верхние этажи и плывёт в небо.