25 рассказов

Татьяна Чекасина

25 рассказов

Татьяна Чекасина

Об авторе

Татьяна Чекасина – корифей малого жанра.

Писать рассказы – дело не прибыльное и даже почти забытое. И забыто оно по большей части оттого, что разучились работать в искусстве. Литература как искусство отодвинута бурным потоком того, что им никак не является. А жанр рассказа, новеллы – проверка на профессионализм любого автора. Умеешь писать новеллы – ты прозаик, не умеешь, так, сочинитель длинных текстов. В последнее время именно сочинители и торжествуют. Их издают, им платят деньги. А потому корифеем стать реально, если умеешь. Неумех много, они не соперники.

Новеллы писать трудно. Ещё трудней писать большие произведения искусства. Но, если смог новеллу, то и крупный жанр может получиться. Хотя тот, кто хоть когда-нибудь создал новеллу, уже и к пространному произведению относится также. И огромный объём хочет сделать «стреляющим», бьющим и лаконичным, без лишних слов вообще. Думаю, автору этой книги удалось всё, что делает новеллу новеллой. Жанр вмещает в себя много. Краткость обманчива. И настоящая новелла требует огромного содержания, но спрессованного, что требует и дополнительного владения этим искусством.

Каждая новелла в этой книге – кристалл, в котором отражена не только субстанция бытия, но и широкий мир объективной реальности. Все лучшие мировые новеллы написаны так, это вершина реалистического метода.

1. «Ах, мой милый Августин…»

Феденёв – у ворот, опираясь локтями о штангу. В пальцах сигарета, будто маленькое, но убойное оружие.

Завгар даёт путёвку и добавляет: едет сам Гремучкин!

Неприятный дядька, но милая дочь. С ней, с Мариной, Маришей, Ришей познакомился тут: мелкий ремонт её автомобиля; подбросила до общаги (конец рабочего дня). Никогда у него не было такой: платья, волосы, браслеты…

Объехав лишние светофоры, замер, пути нет, «Крематорий для животных».

– Погоди-ка…

Духота. Будет ливень.

Не проще ли отойти за гараж? Эти доски не требуют сопровождения. Тем более, начальника!

У кювета с дырявыми лопухами приготовил дерзкие слова: мой без пяти минут тесть, Риша любит меня, как ненормальная.

Но у того никаких откровений! Так, меняет маршрут.

Тихо. Кукушка обещает целых девять лет!

– Едем?

Феденёв кивает, и они, немного повиляв, вновь на шоссе.

В кузове шпунтовка. Водителем довольна («Молодец, Димка, вперёд»).

– Неплохая у тебя работа.

– Да, ну, что вы! Думаю вернуться в институт.

– Говорят, тебе не рекомендуют… э-э… голову напрягать.

– Кто говорит?

– Завгар.

– Не может быть.

– Да нет, – теряется «папаша», – видимо, от другого лица.

Димка чуть не спросил (как родного): что с телефоном в квартире? Ещё одного номера у него нет.

– Ты – молодец. А родители у тебя кто?

– Папа и мама умерли. Сестра работает учительницей в Мамонтовке. Там и я жил до армии.

Радио: «Пентагон направляет пять новых дивизий для ведения боевых действий в горных районах».

– Какие войны! Лето! Мир цветёт и зреет! – комментирует Гремучкин. – Говорят, ты одним пальцем убьёшь.

– Так убивать не пробовал. – Деловой ответ.

В голове жирная жара, и Руськин вопль с ненормалинкой: «Мальчик в овраге нашёл пулемёт, больше в деревне никто не живёт».

– Вот как бывает… – Непонятно вздыхает попутчик.

Наверное, и к его дочери, и к Феденёву относится эта недомолвка.

Впереди облака-бараны в плотной отаре, где какой, не видно. На лобовое стекло брызнуло.

– К нам в «Дубки» будет поворот!

Они там с Ришей… Как-то в ливень. Водит она плоховато. Его руки готовы перехватить руль, ноги давят «педали», которых нет перед пассажиром обычной машины. Минуют ГАИ, – и, слава аллаху, «смена руля».

На даче камин, зимний сад на веранде с подогревом. Полы, как оказалось, пора менять.

– Тебе плохо? – У неё манера не женщины, которая любит, а врача.

Дима Феденёв торопливо уверяет в обратном. Ему бы курнуть и не видеть, как цветёт и зреет этот мир.

Но тогда… Шумит дождь. Зарницы мигают в окнах. И она не как врач, а как любимая: «У нас будет ребёнок»…

«Я его Русланом назову».

Вот и опять ливень. Феденёв догадался: на даче она! Оттого и нет её в городской квартире! А в Дубках телефона нет. Шпунтовка – предлог, они едут к ней!

И тут её отец выдаёт:

– Он и лысоват, да и не молод…

Водопад ударяет в кабину.

– Кто?

– Муж… Свадьба в «Лунном» зале гостиницы «Космос». И уплыли на байдарке. Он не только крупный руководитель. Многоборец.

– А… дети… будут… у них? – Феденёв, как во сне. Лечебном, – с гипнотизёром. Сестра наняла. Но вылечит или нет, непонятно.

– Наверное, так поживут…

В лавине воды, как в «батискафе». «Дворникам» не под силу. Надавить бы педаль тормоза, лбом – о лобовое стекло и умереть.

«Мне не рекомендует доктор». «Выздоравливай!» – орёт он в коридоре общежития. Когда не она отвечает, трубку вешает. А тем временем, – байдарки… Нет, – «Лунный» зал, космос… А как же новый паренёк Руслан?..

Руська любил электронную группу «Спейс». Но поёт, глядя на объятый огнём кишлак: «Полыхает гражданская война» «Отставить!» «Есть отставить, товарищ командир!»

В «Школе будущего бойца» обоих научили водить автомобиль и приёмам дзюдо. А, главное – стрелять. На границе мирно, у таджиков дурман. «Малыши-карандаши накурились анаши». Хохот с ненормалинкой.

Я его Русланом назову…

И доченька, и папочка… Ворованный пиломатериал ему вези! Кивнул у крематория. Кукушка врала, обещая долгую жизнь. Такого не одним пальцем, но убить…

…Вертолёт сел на каменное плато. Тут камни, там камни. Топлёное масло жирной жары. И вперёд в БТРе на «белое солнце пустыни». «Не везёт мне в смерти», – поёт Руська. От камней палят. В ответ, как в тире.

Обратно. Каждый ранен: нога, рука… В живот один. Походка у него была льющейся (раз – и выплеснулся).

Указатель в Дубки – мимо. Впереди «Дом отдыха “Коммунальщик”».

– Э-эх, говорила Риша, парень не того! Там сгниют! Вещи умирают. Читал Андерсена?

Дороги никакой: лысая резина, плохие тормоза. Но гонит с упоением камикадзе. В голове каменистая равнина под жарким солнцем. Бандиты в халатах и чалмах падают и падают. Стреляет Димка не в ногу, не в руку, – в голову. Передачу – с третьей на четвёртую. Спейс! Катят в болото. Ещё больше напугав Гремучкина, пропел:

На откосе – одинокое окно в кладке – фрагмент какого-то дома. Автомобиль, благодаря этому ограждению, не в овраге. Феденёв пытается вырулить. Но глина тащит обратно. Первая доска, вторая, третья… С хрустом.

…Однажды ночью в Кандагаре они выходят из вертолёта (Руслана выносят). И обед без него: первое, второе, компот. Он умирал и умер. Бредил мультфильмами, лепетал детскую песенку. Говорил, что играет в небе электронная музыка. К утру смолк.

Горевала его мама, – гроб-то не открыть.

Феденёв, вроде, не умер. Но «синдром войны». От гибели друга. В общем, и сам, вроде, погиб. Прав «папаша»: вредно ему «голову напрягать». Он у ворот в ожидании. Не рейса, заказа кого-нибудь пристрелить.

Когда бортовая на дорожном полотне, доски в глине острыми рёбрами. Шпунтовка – с укором: «Ну, Димка, даёшь…»