Страница 2 из 8
– Ни одной целенькой! – ноет Гремучкин.
Дождя нет, от земли – пар. И впервые после войны видит Феденёв, как цветёт и зреет этот мир. «Всё прошло, мой Августин…» Над молодой рощей чиркнула зарница. В окно кабины – ветерок, пахнущий мытой листвой.
2. Баллада с задержанием
«Не запирайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта»
Дверь открыта.
На стук (звонок не работает) – из другой квартиры немолодая пара, он и она.
– Там никого, а дверь…
…никого? – глядят в отворённую квартиру: ковры, картины, хрусталь.
– Я к подруге, – громко объясняет девушка.
– Как её фамилия? – щурится пенсионер.
– Женя Горьковая.
– Такой нет! – пенсионерка напугано.
– Когда-то тут неплохие люди. Я как-то им помог, – неодобрительно оглядывает девицу, её заметную одежду.
– Буквально вчера! Нет, на той неделе. Женька! Горьковая! Моя однокурсница. Бывшая.
– Вы, наверное, перепутали квартиры? – он кривит лицо: «чудо в перьях», хотя перьев на ней нет.
– Не будем вникать, – пенсионерка глядит, будто говоря: она врёт!
Они уходят к себе в квартиру, а девица – в приоткрытую дверь.
Он и она в одинаковых креслах глядят в телевизор. Криминальная хроника. Участились квартирные кражи.
– Слышала?
– Да-да-да! Петровна с первого этажа говорит: в микрорайоне ходит миловидная дамочка. Вид такой, будто в гости. Ридикюль (в нём – фомка!) Коробка из-под торта набита пакетами, которые она набивает украденным в квартире добром. Когда эта воровка выбегает на улицу, вид у неё, будто на вокзал и просит кого-нибудь дотащить сумки до такси.
– Откуда у этой бабки такие детали, она что, в милиции работает?
– Не она, её племянник!
Оба глядят на телефон.
Милиция реагирует оперативно: отделение неподалёку. Он и она, отталкивая друг друга, у дверного глазка.
– Пройдёмте!
– …но Женя Горьковая! А квартира?
– Опечатаем.
Суета на площадке, кружевной рукав махнул прямо в глазок.
– Дай и мне, – умоляет пенсионерка.
Шаги, и оба – к кухонному окну. На подоконнике банки с вареньем, но видно, как выходят два милиционера. Один впереди с гитарой, девица, за ней второй. И пропадают из видимости.
– «Моя милиция меня бережёт», – хихикает девушка.
Ответа нет. Дождь падает на гитару.
– Переверните струнами вниз! – велит она.
Перевернул немного торопливо. Пришли.
В милиции снуют деловитые работники, кто-то (явно не работник) пьяно рыдает. Бабий визг, грубый баритон: «Век воли не видать, гражданин начальник!»
Кабинет.
– Спасибо, Влас, – говорит хозяин кабинета, гитару – к сейфу.
Влас выходит.
– Пишите, – дана авторучка и бумага, озаглавленная: «Объяснительная». – Кто вы, где работаете. Где живёте. Цель посещения дома номер двадцать три квартиры двадцать девять по улице Рабочих.
– Это так необходимо?
– Так необходимо, – торопливо, так и гитару перевернул на улице. – Садитесь вон там в углу.
Столик, как парта: каракули, пятна.
– Могу на коленях, дайте подложить какую-нибудь книгу. Как вас зовут?
Он дал промашку: не представился первым, а эта девка напомнила. И опять торопливо:
– Клековкин Виктор Викторович.
Влас вернулся. Глядит. На ней пончо (юбка еле угадывается), колготки, как паутина, туфли мелкие с большими пряжками в виде лир.
– Лейтенант, взгляни-ка на гитару. Дорогая?
Влас берёт гитару деликатно (не понёс бы под дождём струнами вверх). Оглядывает:
– Думаю, да. – Струны трогает, и гитара в ответ не бренчанием, аккордом. – На деке нацарапаны буквы.
– Мои инициалы! – девица следит за его движениями одобрительно.
– Наверное, в той квартире нацарапала, – мимоходом замечает Клековкин.
– Ха-ха-ха! – смеётся задержанная.
И лейтенант глядит весело.
– Столик, – говорит, – грязный, – будто жалуется Клековкин, мол, гнёт из себя. Но все гнут до определённого момента.
– Такую посетительницу (лейтенант нарочно говорит так, будто она не задержанная) вы бы и за свой, Виктор Викторович.
Влас одолел в этом году юридический институт. Клековкин давно школу милиции. Но уже капитан. Специалист по квартирным ворам. У неё приметы той, шныряющей в этом микрорайоне.
Лейтенант уходит и уносит гитару.
Пока девица пишет, Виктор Викторович – к форточке, у которой в тайне (руководители не одобряет) покуривает. В тёмном стекле лицо мелкое, глаза жутковато уходят к переносью, и это, как правило, пугает допрашиваемых. Работнику милиции и ни чему обаяние. У Власа Потёмкина есть, но полные потёмки, – выйдет ли из него крепкий работник. Красавцы, это, как правило, сутенёры. С этой категорией знаком Клековкин, от них и бывают наводки для ограбления квартир. Например, один, кликуха Штырь.
Другое дело он, Виктор Викторович, он не красавец, а воровок ненавидит. Он не доверяет никому. В райотделе некоторые думают, – Клековкин излишне бдителен, но он уверен: «излишней» бдительности нет! Бывает: дело о краже, а там вскоре и труп…
– Вот, – подталкивает она бумагу к середине стола.
Клековкин любит моменты первых объяснений. Как фотографа радует превращение негатива в фотографию.
– Так-так-так, – Поднимает трубку телефона: – Сергеев, проверь-ка данные… – И «данные» диктуются. – Вы пишете: «Нигде не учусь, нигде не служу». На что существуете?
– Наследство.
– Укажите, от кого и сумму.
– Полякова Анна Васильевна. Моя бабушка. Умерла в мае. Девять тысяч долларов.
– И нигде не работаете?
– Я работаю.
– Где?
– Дома.
– Надомницей? Укажите ремесло: вяжете кофты, плетёте корзинки?
– …веники, – хохот. – Я – творческий человек, свободный художник.
– А-а!
А вот его мать моет полы в заводоуправлении «Электрокабеля»! И сестра там. А он, Витька вкалывал станочником на «ящике номер тридцать девять», потом армия: деревянная продуваемая ветрами вышка, автомат до онемения в пальцах, тундра, зэки…
В поведении этой девицы цепляющее. Вот когда шли они в райотдел, она приказала гитару перевернуть, в голосе громком выдрючивание, а ведь в плетёных, как сеть, колготках! Правда, нет информации: точно этот контингент (воровка и одновременно проститутка)? С ними он любит. Ишь, художница! Знаем мы эти художества! Наглая, будто барыня, он для неё прямо дворник!
– Кем была бабушка?
– Доктором наук.
– Вот видите! А вы… – Девка моложе его на пятнадцать лет, готов преподать урок.
– Не могу я быть инженером.
– Ах, да, творчество! И какое?
– Пишу стихи и музыку, декламирую под гитару.
Глаза Клековкина сфокусировались. Главное в его работе недоверие.
Лейтенант Влас с гитарой. Держит так, будто имел дело с этим инструментом. Кладёт бумагу перед Клековкиным. Тот не доволен результатом экспертизы: инициалы на деке нацарапаны давно. Гитару в угол.
– Говорит: наследство получила и не работает.
– Я работаю, – с приходом Власа девица ощутила неявную, но поддержку. – Виктор Викторович, разрешите, я спою, сыграю.
У Клековкина ухмылка: как это разрешить!
Но тут входит майор, начальник, видит гитару:
– Опять музыканты? – добрый в этот день.
– Будьте любезны, – поняла субординацию Полякова. – Я покажу вам мою работу, для дела…
– А давайте, «для дела»! – майор подмигнул Клековкину.
– Моё сценическое имя Мага Полякова, – жест в направлении гитары. Оглядев, подтягивает на колках струны, будто спрашивает, не обидели тебя в милиции?
Входит Сергеев, капитан, это он проверял данные, бумагу отдает, но не уходит.