Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 6



Или был ещё один случай уже в столице. По России проходил театральный фестиваль под знаковым названием «Образ сельского труженика в драматургии и театре» – да, именно так он назывался, сменив предыдущий «Образ рабочего человека в драматургии и театре»… А ещё было «Героическое освоение Сибири и Дальнего Востока» в тех же драматургии и театре…

Справедливости ради надо сказать, что и на этих фестивалях было много талантливых участников и спектаклей. Анна была членом жюри. Нет, не врала. Говорила, писала, что думала, старалась жить с чистой совестью. А на «сельском» фестивале, когда коллеги стали протаскивать на призовое место, сколько лет прошло, а Анна всё помнила и название спектакля, и театр, «Когда не спится ночами» Тверского театра драмы, тогда ещё Калининского. Поставила его верноподданная советской власти режиссёр Вера Ефремова, а пьесу написал её муж, народный артист, с известным чиновником от театра, работавшим в ВТО, Всероссийское театральное общество, так тогда назывался СТД, Союз театральных деятелей. Сорвала им Анна «праздник»: выслушав панегирик от коллег в адрес бездарной «дешёвки», она спокойно, доказательно, едко высказалась о спектакле.

Терпели её почему-то начальники от театра, втайне доверяли, считались с ней. Когда готовились к столичным гастролям в Екатеринбургском драмтеатре, тогда спектакли, предназначенные для показа в Москве, заранее отсматривались, Анна добилась, чтобы в афишу их показов включили замалчиваемую, полузапрещённую пьесу Виктора Розова «Гнездо глухаря». Пошла к замминистра культуры, тоже помнила его имя и фамилию – Евгений Владимирович Зайцев.

Среди советских чиновников много было знающих, образованных, всё понимающих специалистов. Далеко не все были мракобесами. Приходилось «вертеться на сковородке». Совмещать советские «низзя» с совестью. Сейчас, в демократическую пору, среди чиновников-руководителей почему-то реже стали встречаться умные, образованные люди. Почему-то… Но тот сказал: давай вези, только под твою личную ответственность.

Правильно сказал, конечно, Анна всегда отвечала за своё суждение, рекомендацию, слова… Так всегда было. Отчего и сейчас на старости лет спала спокойно. Подлости, приспособленчества за собой не помнила. Хотя, наверное, и ошибалась. И проигрывала. Но не стыдилась прожитой жизни. Опять же, ключевое слово – «старалась». И не за звания, награды – за самоуважение. Что Анне к последнему рубежу её жизни было чрезвычайно важно. А сколько талантливых людей удалось сберечь, защитить, помочь им!

Вдруг в ночи звонок из Саратова от беспокойного, яркого режиссёра Саши Дзекуна: пожалуйста, приезжайте, предстоит сдача «Ревизора», слышал в обкоме – хотят «закрывать». Срывалась из дома. Мчалась. Защищала. Или в другой ночи звонок от тоже «беспокойного» режиссёра Виталия Черменёва из русского ТЮЗа во Львове: завтра общее собрание, хотят голосовать за увольнение, приезжайте, спасайте. Туда не успела. Не приехала. Выгнали. Всю жизнь потом про то помнила. Не успела помочь. А тогда надо было помогать режиссёру искать новый театр.

Прозвища заслужила: Анка-пулемётчица… Королева периферии. А то и Гитлеровна. Вправду была прямолинейной, могла обидеть, но и защищала, добивалась справедливости как мало кто. Была вхожа во многие важные кабинеты. Это и было её наградой.

Анна не любила воспоминаний. Боялась застрять в них. В прошлом. А жить приходилось всегда в настоящем.



Обрушилось всё сразу: советская власть, СССР, социализм, коммунистическая партия… Путч… СНГ… Как знают в народе, одна беда не ходит. Мировой кризис. Таяние льдов. Коронавирус… Теперь вот ещё санкции и экономическая блокада… Война на Украине! А из совсем Анне близкого, последнего – перемены в театрах, разрушившие все сложившиеся традиционные ценности, школу, критерии и правила… Всё, что прежде было хорошо, стало считаться плохо! Не авангард, не модно… не круто – значит, отстал, устарел – уступи дорогу! Перемены – всегда ломка. Моды, вкусы меняются, так всегда бывало, и сейчас, как всегда на рубеже тысячелетий. Но как вынести это каждому отдельному человеку?! Анне в частности. Для неё эпидемия коронавируса, мировой экономический кризис, новая война и ломка в профессии совпали с собственным возрастом. Чего уж там, попросту со старостью… Заранее к ней не подготовиться! У всякого всё в первый раз. Как жить? Почему-то Анне теперь постоянно было тревожно. По разным поводам, серьезным и пустяковым, она волновалась, нервничала, ждала беды… «трепыхалась» точнее, чем тревожилась. Когда не оставляют навязчивые мысли, ты не можешь от них избавиться, и это даже не про реальные дела и планы, а скорее на уровне предощущений, смутных, даже не очень сформулированных. Трепыхалась, и всё тут! Как праправнучка Варвара, когда ей было три года, упрямая, как никто из семейных девочек. Все по-своему.

– Хотите, чтобы я ела вилкой? – для вас возьмёт кусок мяса рукой, наколет на вилку. – Пожалуйста!

А уж длинные макароны, конечно же, ест и заодно играет с ними руками. Разговаривает на странной смеси русского и иврита, четвёртое поколение Анны оказалось в Израиле, а Варвара скажет тебе по скайпу, и до этого дожила Анна! «шалом», а потом сама же переведёт – «привет»… А к четырём годикам она сегодня – русалка и сидит в картонной коробке-аквариуме, а завтра – полицейский, ловит преступников. А уж когда она Баба-яга, вся квартира перевёрнута с ног на голову. И называет себя не Варей, хоть «р» произносит, а Яя, сразу две «я», так её больше устраивает… Характер! И театр на дому.

Как бы дети далеко ни были, а ты никак не можешь участвовать в их жизни, да они тебя и не просят об участии, ты всё равно в вечной тревоге. Глупо, непродуктивно, но ты этим живешь… Не в радости и гармонии, а в тревоге.

Или про саму себя… Что со мной будет дальше? Как жить? Одной, старой. И про саму себя, и про детей – мысли в основном ночные. Днём – телефонные звонки, оставшиеся дела, бытовые заботы: сходить в магазин, приготовить еду, накормить себя, вымыть посуду – счастливо отвлекают и не дают погрузиться в трясину треволнений. Зато ночью… Насмотришься пугающих шоу, где… убили, отняли квартиру, обманули, где яростно делят друг с другом дома, деньги, мужчин, детей… Как страшно жить! Не уснуть. И саму тебя на старости лет обманули, ограбили… Кстати, подруга… Чего уж теперь?!. Хотя потом идут обнадёживающие сериалы: поубивают злодеев, а хороших оставят, и всем одиноким красавицам приготовят по брутальному самцу в утешение… Поди попробуй усни спокойно. Анне посчастливилось на сон: даже от горя её морило, и она засыпала. Девять часов сна как по режиму восстанавливали её силы. А в жизни ежедневной её обступало то, что на самом деле порождало тревоги и страхи, и прежде всего – умножающийся год от года возраст, старость вместе с внезапно появляющимися новыми болячками и проблемами. «Доктор, у меня никогда не было высокого сахара! Или холестерина…» И в ответ будто бы долженствующее тебя утихомирить: когда-то они же должны были появиться… Вот она, неизбежная расплата за долгую жизнь. За большой возраст. За эти привычные, но и обманчивые вокруг тебя вроде бы комплименты: как прекрасно вы выглядите! Легенда! Тьфу на тебя… Ну радуйся комплиментам. Но ещё больше множились страхи и беспокойства, как же она жить-то будет, если не сможет «бегать», «выглядеть», а будет требовать помощи и сочувствия. Что-что, а думать о чьём-то соучастии в своей старости и немощи для неё было совсем невозможно. А ведь это тоже из ночных мыслей… Из снов. Смирись, вышло твоё время. Отойди в сторону. Дай место другим. А гордыня не могла уступить. Незаметно, незаметно, но всё чаще стала замечать, что лучше всего ей, спокойнее – одной. С самой собой. И в старом халате. Неприбранной. И самой с собой разговаривать. Интереснее, чем со многими, оставшимися в живых. Вопрос – ответ. Сама спрашиваешь – сама отвечаешь. Хотя на главный теперь вопрос, как жить в старости, она ответа не знала. Искать его становилось всё трудней.

Да попросту – как прожить на пенсию? Тоже ведь вопрос на засыпку. Каждый день в супермаркете в её доме хоть на рубль, но повышалась цена: за килограмм лука только что была 19 рублей, а через несколько дней – 24, потом – 29, а морковь за 50 (?!) рублей, потом ещё дороже… А растительное масло «переехало» за 100 рублей, уже 150 за бутылку (?!). Сумма же пенсии мало менялась. Всё происходило под аккомпанемент высказываний публичных и «властных» лиц про социальную ориентированность бюджета, про борьбу с бедностью… А от слова «оптимизация» она более всего пугалась. Пишут же не столько про повышающиеся цены, а про якобы растущее благополучие и успехи в процентах. Но Анна была дитём войны, она, пожалуй что, и не знала лёгких времён и лёгкой жизни. И умела управляться со скромными доходами. Как-то так привыкла – на всё хватало. В ряду её тревог «про деньги» почему-то было среди последних. Как и про награды и привилегии… На самом деле день ото дня ты меняешься, становишься совсем новой и непривычной, другой… Нашим бабушкам и мамам было легче: они жили без интернета, не хотели – не шли к фотографу, чтобы запечатлеть себя на снимке и оставить старушечье изображение на память близким. А тебя теперь «щёлкают» телефоном, не спросясь, когда ты этого вовсе не ждёшь, и тут же выставляют в интернет, когда прятаться поздно, и вот ты уже на виду у всех, на всеобщем обозрении, в том числе самой себя. А повод посудачить не заставляет себя ждать… Неужели это она? С седыми волосами, испещрённым морщинами лицом, набухшими нижними веками… С вечной и заметной тревогой в глазах… Откуда что взялось? Как, когда, отчего идут перемены? С новым лицом тебе и жить надо по-новому! И внимания к себе теперь лучше не привлекать. А ты к нему привыкла, к комплиментам, ухаживаниям, мужскому присутствию рядом. Неужели можно без них обойтись?! Как жить дальше с новым лицом, с по-новому деформированной фигурой, лицом и телом немолодой, да что там, старой женщины?! Вопросы повторяются – ответов нет как нет. Намедни в трамвае снова услышала: уступи бабушке место… Обернулась: для кого мальчик встал и кого ждёт из толпы? Меня, конечно. Пора привыкать…