Страница 9 из 113
4. Испачканная рубашка
Загадочный кролик пока что-то являться не спешил. Впрочем, я и не ждал, что тот прискачет ко мне вот так вот, при всем честном народе. Да и Гришин говорил, что, скорее всего, зонд даст о себе знать не сразу, а денька этак через три-четыре, а то и через все пять. А значит, время это надо как-то провести — по возможности, не спалившись, да и Младшему — себе же самому, то есть — на будущее никакую свинью не подложив…
— многозначительно высказался со столба неутомимый репродуктор.
Ну да, я же теперь на этом пути не один! Так что пусть Младший тоже внесет свою лепту в общее дело!
— Обрисуй-ка мне, дружок, здешнюю обстановку, — деловито потребовал я. — Про второй отряд я слышал, теперь: кто вожатые, что за народ в отряде — ну и все такое.
«А сам ничего не помнишь, что ли?» — сварливо осведомился мой внутренний собеседник.
— Конечно, нет… — про былую амнезию я решил пока не упоминать, дабы не городить лишних сущностей — зашел с другой стороны: — Вот, скажем, ты сходу назовешь, как звали твоих вожатых, ну, например, в первой смене 82-го года?
«Э…» — смешался Младший.
— А ведь всего три года прошло! — веско заметил я.
«Хорошо, убедил, — признал мою правоту он. — Короче, смотри. Вон, на красной скамейке блондинка сидит, девчонки ее еще со всех сторон обступили. Это наша вожатая Марина…»
Эту небольшого росточка, худенькую Марину саму можно было легко принять за пионерку — со спины от подопечных девочек ее отличала разве что голубая вожатская пилотка на белокурой голове.
«А вон Вадим, второй вожатый, — продолжил между тем Младший. — С физруком разговаривает. Поверни голову левее — или дай я сам поверну!»
— Ну, поверни, — согласился я.
Вадим оказался рослым парнем лет двадцати пяти — вот такого с пионерами точно не спутаешь. Физрук (которого я, кстати, пусть и смутно, но помнил, звали его, кажется, Вячеславом Борисовичем, по крайней мере, именно эти имя и отчество всплыли у меня откуда-то из недр подсознания) был на голову ниже нашего могучего вожатого и раза в полтора ýже того в плечах.
— С начальством ясно, — кивнул я. — А что наши… хм… товарищи по отряду?
«Да какие там товарищи…» — как-то совсем без энтузиазма буркнул Младший.
— А что вдруг так? Из года в год ведь примерно одни и те же люди ездят — ну, костяк, по крайней мере — и вроде, до сих пор ни с кем я серьезно не ссорился…
«В прошлом году меня тут не было, — напомнил Младший. — Сложились новые компании, без меня. К тому же, из тех, кого хорошо знаю, в этот раз на первую смену многие не приехали. Зато, вон, Михеев тут как тут!»
— Михеев? — переспросил я. — Знакомая фамилия.
«Он бывал в “Полете” и раньше — не постоянно, наскоками. Чаще попадал на отряд старше меня, но, случалось, и пересекались… Вон, у синей лавки, руки парням ломает!»
— Руки ломает?!
На поверку все оказалось не так страшно, как я было успел подумать: Михеев — крепкий паренек в школьной куртке с отрезанными рукавами — всего лишь затеял с приятелями борьбу наподобие армрестлинга: опустившись на одно колено по разные стороны скамьи, поставив на нее локти и сцепившись пальцами, ребята пытались завалить руку друг друга. Действовали, по ходу, бесхитростно — чисто на силу.
— Артем, да? — порылся я в памяти.
«Антон, — поправил меня Младший. — Для своих миньонов — Ант».
— Миньонов? — хмыкнул я, живо представив себе забавных героев популярного мультика.
Вот только в 1985 году его еще и в проекте не было!
«Ну, помнишь, у Дюма в “Графине де Монсоро”? Молодые фавориты Генриха III».
А, ну да, я и впрямь забыл, что слово «миньоны» придумали не в двадцать первом веке и не в Голливуде… Надо же, а в тринадцать лет — знал!
— А Михеев, значит, у них, типа, Генрих III? — с усмешкой спросил я.
«Ага, король всея Томилино — он откуда-то оттуда. Подкатывал ко мне в автобусе, прозрачно так намекал, что стоит под него прогнуться».
— А ты что?
«Сказал, что я сам по себе».
— Правильно, — на автомате похвалил я.
«Правильно-то правильно, но теперь стоит почаще оглядываться».
— Ладно, разберемся, — поморщился я. Размениваться на подростковые терки мне не особо улыбалось — а похоже, придется. — А что у нас с прекрасным полом? — снова перевел я взгляд на скамью, где сидела Марина.
«Половину девчонок отряда в первый раз сегодня вижу. Из остальных упомянуть, наверное, стоит только Вику Стоцкую — ты ее наверняка помнишь».
Ну да, еще бы не помнить: как и я, Вика приезжала в лагерь каждый год — и обычно на весь сезон. Но вот почему-то именно в позапрошлом, 83-м, я на нее здорово запал. Особой взаимности, к тогдашнему своему сожалению, не встретил — да и не особой, честно говоря, тоже — Стоцкая как раз страдала по какому-то парню из старшего отряда. Все, что досталось тогда мне — единственный танец на последней дискотеке третьей смены, правда, далеко не на «пионерском» расстоянии. Возможно, со временем что-то большее за этим и могло последовать, но лето предательски закончилось, а в следующем году в «Полет» я не попал из-за скарлатины.
Потом жизнь нас со Стоцкой однажды снова ненадолго свела, но это случилось уже гораздо позже 1985 года, так что сейчас никакого значения не имело.
Вика, к слову, неизменно была у нас Председателем Совета отряда, а до того несколько раз — командиром октябрятской группы. Впрочем, за эти посты в лагере не так уж и часто возникала серьезная конкуренция — мало кому нужны лишние заботы.
За время, прошедшее с того нашего танца в 83-м, Стоцкая заметно вытянулась, сменила свою прежнюю пару выгоревших, вечно полурастрепанных косичек на строгое темное каре (с которым, кстати, она проходит еще долгие годы), несколько округлилась в бедрах и даже обзавелась каким-никаким бюстом — для ее возраста, пожалуй, вполне солидным. В те свои тринадцать я бы на нее точно засмотрелся!
Что, собственно, Младший и делал.
«Ничё так, да?» — заметил он разве что не с придыханием.
Я предпочел промолчать.
«Скажи, а?» — не унимался мой внутренний собеседник.
— Она мне, на секундочку, в дочери годится, — хмыкнул я.
«А-а-а…» — разочарованно протянул Младший.
— словно подначил нас коварный репродуктор.
«Слу-у-ушай! — встрепенулся вдруг Младший. — Ты меня тут заболтал, а я ведь как раз это… Журчинскому позвонить собирался отойти. В автобусе две бутылки кваса выпил — вот, пора…»