Страница 20 из 113
8. Подъем
— едва ли это была общепринятая расшифровка сигнала побудки — в отличие от той же «Бери ложку, бери хлеб…» — но мне с детства запомнилась именно такая.
«Ну, как спалось?» — каким-то странным тоном поинтересовался у меня Младший.
«Спасибо, отлично», — заявил я.
Стоило нам улечься, как наш юный пионер пристал ко мне с расспросами о будущем. Я к этому разговору пока был не готов: следовало тщательно продумать, как и что рассказать, чтобы мне-тринадцатилетнему это пошло на пользу, а не во вред. Поэтому отбазарился тем, что, мол, устал и срочно нуждаюсь в отдыхе. При этом вовсе не думал, что и впрямь засну среди бела дня, но едва закрыл глаза, как тут же и отрубился — и продрых до самого горна.
«А ты как?» — поинтересовался я — почти на автомате.
«Так себе, — проворчал Младший. — Ты же мне контроль не вернул! Вот и проворочался с боку на бок весь тихий час, как дурак — и то не сам, твоими усилиями. Ни век разлепить, ни слова сказать…»
«Погоди, я что, и во сне контроль удерживаю?» — удивился я.
«Получается, да».
Гм…
«Ну, извини, — бросил я. — Я не знал… Разбудил бы меня, сказал бы, — пришла мне тут в голову мысль. — Или ты и этого не мог?»
«Наверное, мог… Но ты говорил, тебе нужно отдохнуть…»
«В следующий раз — буди!» — разрешил я.
«В следующий раз — сразу контроль не зажимай!»
«Ну, или так…»
«Сейчас-то уступишь?»
«Бери, рули!»
Более не медля, Младший откинул одеяло и встал с кровати. Быстро оделся, умело заправил постель.
«Надо грязную рубашку Марине занести», — напомнил я ему.
«Как раз собирался…»
Выходя в коридор, мы чуть не столкнулись с Вадимом. Собирались уже прошмыгнуть мимо, но вожатый ухватил нас за плечо.
— Резанцев, что это у тебя с рукой? — осведомился он, насупив брови.
— Ерунда, бандитская пуля! — машинально я снова отобрал бразды правления у Младшего.
— Что еще за бандитская пуля?
— Да порезался я! Ничего серьезного, Марина в курсе!
Такой ответ Вадима уже устроил.
— Смотри, аккуратнее! — выдал он нам бесценное напутствие.
— Хорошо! — обещал я вожатому.
«Ты мне прям слова не даешь вставить!» — посетовал Младший, когда мы в Вадимом наконец разошлись каждый в свою сторону.
«Извини, я не нарочно… — вообще-то, пусть скажет спасибо, что его вообще не стерли! — С Мариной, если хочешь, сам будешь говорить», — пообещал я.
Особого разговора там, впрочем, не получилось: Марину мы застали в вожатской задумчиво склонившейся над кипой каких-то документов. Обернувшись на наш стук и увидев в дверях с пионерской рубашкой в руках, девушка лишь рассеянно кивнула на кровать — кидай, мол, туда. Так Младший и сделал — а вожатая поспешила вернуться к своим бумагам.
«Сколько у нас времени до полдника?» — поинтересовался я, когда мы снова оказались в коридоре.
Младший молча поднял к лицу левое запястье — там красовались часы. Я их, кстати, помнил — «Командирские», доставшиеся мне от покойного деда. Не такие навороченные, как появятся в продаже позже — весьма сдержанного дизайна — но зато со светящимися в темноте стрелками.
«Погоди, это мы так весь день с ними и ходим?» — удивился я.
«Ну да, я их только на ночь снимаю», — последовал ответ.
«А в драку с Игониным полез — тоже в них?»
«Они, вообще-то, противоударные!»
«Расскажу тебе по секрету, какие они противоударные: осенью, как раз этой, я в них с лестницы в школе навернулся — вдребезги разбил! Навернусь и разобью, то есть».
«Ну, значит, до осени за них можно не переживать», — сделал из моих слов собственный вывод Младший, опуская руку.
«Да вот не факт!.. Постой, я на время-то так и не посмотрел!» — сообразил я.
«Четверть пятого. Полдник — через пятнадцать минут».
«Как раз успеем пошарить в чемодане, — прикинул я. — Нужно достать все необходимое, пока его не велели сдать в чемоданную».
«Давай», — согласился наш юный пионер.
Помимо десяти кроватей в палате имелось десять же деревянных шкафчиков для одежды. Найдя свободный, мы повесили туда спортивные штаны, условно-непромокаемую куртку и шерстяную кофту-олимпийку. Я хотел добавить к этому еще смену белья, но Младший неожиданно заупрямился:
«На кой? До банного дня — еще целая неделя!»
«А эту неделю так и будешь в одном и том же ходить?»
«Ну, в крайнем случае сбегаем в чемоданную…»
«Она же не круглосуточно открыта!»
«Надо будет — попросим у вожатых ключ», — не уступал мой внутренний собеседник.
«Ладно, черт с тобой, делай как хочешь!» — буркнул я.
А тут и горн подоспел:
— слово «полдник» в размер явно не ложилось.
На столе в столовой рядом с табличкой с номером отряда обнаружилась еще одна бумажка — с заголовком «Оценка за чистоту». Ниже имелись пункты: «завтрак», «обед», «полдник» и «ужин». Два последних оставались пока не заполнены, напротив первого шел прочерк, а вот во второй строке красовалась выведенная от руки жирная тройка, после которой в скобках значилось: «
— Что значит, мусор?! — возмутился, прочтя замечание, Младший. — Пол подметает дежурный отряд, разве не так?!
— Смена еще не открыта, никакого дежурного отряда пока нет, — заметил, подойдя к нам, Вадим. — Так что сегодня — все сами!
— Нечестно! — поддержал Младшего Степанов.
— Можно было, хотя бы, предупредить, — поджала губы Казанцева, как раз тоже оказавшаяся рядом.
— Теперь вы знаете, — подключилась к разговору Марина, уже усевшаяся за стол.
— Столы подровнять вам тоже особое указание требовалось? — кивнул на расшифровку оценки Вадим.
— Первый блин комом, но чтобы больше никаких «троек»! — строго добавила Марина. — За такое отряду могут снизить показатели!
— Мы постараемся! — за всех заверила вожатых Яна.
На полдник сегодня были сладкие плюшки — разумеется, с чаем. Здесь снова не могу не сделать небольшого отступления. Пионерлагерный чай я в детстве не просто любил — буквально обожал. Давали его на полдник и ужин, иногда — на завтрак, чередуя с осветленным молоком кофе, и напитка лучше для меня просто не существовало! Не шел с ним ни в какое сравнение даже жирный кефир, которым нас поили на ночь, перед самым отбоем — такое, правда, практиковалось не каждую смену.
Казалось бы, что такого особенного может быть в заваренном в огромном общем котле чае, наверняка — не самого лучшего сорта? А вот поди ж ты!