Почтальон

— Когда это он плакал? — Травин нахмурился. — Вы что, в рабочее время туда ходили?

— Нет, вечером, — спохватилась девушка. — В «Авиатор» после работы случайно зашли, на минутку.

В рабочей столовой официантов не было, так что Сергей отнёс пустые горшочки, взял судки с обедом для Лизы, забрал чай и выпечку, Света, несмотря на свою субтильную внешность, отсутствием аппетита не страдала, и ухватилась за горячий булик.

— Везут и везут, везут и везут, — жаловалась она с набитым ртом.

— Что везут?

— Деньги, вот Семён допоздна и сидит на работе. Месяц уже как с цепи сорвались, покупают займы. Раньше-то индустриальный через силу продавали, сами до сих пор берём по билету, а теперь приходят с мешком червонцев, и артельщики, и просто частники. Говорят, у них кто-то продукцию скупает подчистую, в банке им отказывают — новый выпуск только в сентябре, вот и покупают облигации какие есть, по ним-то шесть процентов в год выплачивается.

— По крестьянскому — срок меньше, — щегольнул эрудицией Сергей.

— Так его раскупили у нас почти весь, а завоз новый только в июне будет, — Света наелась, глаза её немного осоловели.

— Разве крестьяне не осенью билеты покупают, когда продукцию сдают?

— Это Семён знает, — девушка произнесла имя с нежностью, — он самый умный. То есть вы начальник, конечно, но после вас он самый умный. И самый красивый.

— Тоже после меня?

Света покраснела густо и ничего не сказала.

— Ладно, — сказал Сергей, — засиделись мы. Ты где живёшь-то?

— На той стороне, в Усановке, родители там у меня, только я с ними контрах.

— В Усановке? — Сергей уже третий день думал, что неплохо бы найти кого-нибудь из этого пригорода, и расспросить кое о ком. — А скажи, живёт у вас там такой паренёк, на вид лет тринадцать-четырнадцать, худющий, аж светится, волосы чёрные, на правой щеке родинка чуть ниже глаза, уши оттопырены, и ещё мизинец на левой руке у него искривлён? Иногда в беспризорника наряжается.

— Так это ж Пашка, — ответила Света, — у него раньше мать в Усановке жила, пила много, а как угорела она в бане с очередным дружком, он в Москву подался, к родственнику дальнему, а в прошлом году летом они тут появились, он и дядя его. Только Пашке не тринадцать, а восемнадцать уже должно быть, он меня на два года младше всего.

— А дядя его кто такой?

— Не знаю, мы с ними не водимся, говорят, пограничником работает, на заставе, раньше-то на другой стороне жил, за Псковой, а как Пашке дом достался, сюда вместе с ним переехал. Его все Митричем кличут, а так фамилия у них Филипповы. То есть Пашка, он Филиппов, а у дяди его рыбная какая-то фамилия, то ли Окунев, то ли ещё как.

— Может, Сомов?

— Точно.

— Избу их знаешь, как найти?

— Конечно, если от моста идти по главной улице, то она четвёртая справа, на ней еще от флюгера палка осталась, тряпка к ней красная привязана, потому что Пашкин отец в гражданскую за красных воевал. А зачем он вам?

— Да милостыню у почты просил, я подумал, может, бедствуют, помочь надо. Выглядит он не очень, тощий и маленький, одет в обноски.

— Так он всегда таким был, тощим, — Света засмеялась, она наелась и была в отличном настроении. — Но у них вроде в порядке всё, странно, что он в рваньё вырядился, обычно хорошо одет, дядя за ним присматривает. Иные, знаете, друг за другом с топорами бегают и последнюю котлету делят, а они мирно живут. Ой, спасибо, Сергей Олегович, давно я так не наедалась, уж не знаю, как домой дойду.

— Проводить?

Кислицина замотала головой.

— Нет, тут идти совсем недолго, да и светло, никто не пристанет.

— Ну как знаешь.

Травин только приподнялся, как в столовую ввалилась небольшая толпа во главе с тренером футбольной команды. Там и оба вратаря были, и защитники, а главное…

— Это же сам Протопопов, я о нём в газете читала, — пискнула Света, опускаясь обратно на стул. — Лучший футболист прошлого года.

— Я Протопопов, — молодой русоволосый парень подошёл к ним, открыто улыбнулся, пожимая руку Травину. — И в этом году лучшим стану, вот увидите. Серёга, это твоя девушка?

— Нет, чужая.

— Девушка не может быть чужой, — тут же подсел к столу Сокольский, — тем более такая красивая.

— Завянь, — отодвинул его защитник Хромов, — у него, милая гражданочка, жена и пятеро ребятишек мал мала, а вот я вольный как ветер.

— Врёт он, — не отставал вратарь, — я, между прочим, как вас увидел, сразу влюбился. Потрогайте, как стучит моё большое сердце.

Травин уступил свой стул вратарю Ляпушкину, отошёл от стола, Кислицина этого не заметила, она была поглощена новыми знакомыми и особенно одним, с русыми волосами.

— Молодёжь, — тренер пригладил усы. — Ну ты, Сергей Олегыч, и ходок. То с одной, то с другой, но смотри что эти гаврики вытворяют, она уж и забыла о тебе.

— Пусть развлекаются, только ты, Степан Исаич, пригляди, чтобы не обижали, ей ещё на кассе послезавтра с утра сидеть, марки почтовые продавать.

— Задание понял, — важно ответил тот. — Будь спокоен, пусть только дёрнутся, я им такое устрою, ух.

«Ух» у тренера означало пятнадцать кругов на корточках вокруг футбольного поля, так что в этом отношении Травин был более-менее спокоен. Он распрощался со спортсменами, зашёл к слесарям в вагоноремонтные мастерские, сговорился насчёт нового кастета, забрал заказанные для мотоцикла детали, и направился домой. Погода, похоже, портилась, первомай натянул на небо тучи, чтобы громом и молниями показать солидарность со всеми трудящимися мира и Пскова в частности, маёвки, организуемые окркомом партии и комсомолом, были под угрозой. Но Сергея это не волновало, у него были свои планы на второй день мая.

Глава 12

Глава 12.

На правом берегу реки Великой расположились бани, заводы и лесосплав «Двинолеса», зато левый берег был почти свободен. С километр от желдормоста к Завеличью местность была сухая, виды — красивые, здесь, по замыслу партийного руководства, горожане должны были культурно провести выходной.

Большая часть жителей Пскова считала иначе.

Многие псковичи и так жили, считай, на свежем воздухе, валяться на траве и пить пиво или что покрепче они могли не только второго мая, но и в любой другой свободный день, если только других дел не будет. Потому что в частных хозяйствах этих дел было всегда невпроворот, крышу подправить после зимы, в огороде порядок навести, обновить запасы, пока ледник не растаял, накормить подрастающих цыплят, да мало ли всяких занятий у простого человека.

У военных, бойцов ГПУ и милиции второе мая, или тридцать второе, если вдруг такое появится решением Совнаркома, были обычными днями, когда страна требовала защиты от внешних и внутренних врагов.

Рабочие, живущие в общежитиях и коммуналках, к свежему воздуху были непривычны, и предпочитали отдыхать в питейных заведениях, футболисты получили дополнительный день для товарищеских игр, комсомольцы — для митингов, пионерская «лёгкая кавалерия» совершала атаки на государственные учреждения, поля, заготовительные пункты и объекты коммунального хозяйства, верующие посещали храмы, крестьяне что-то пахали и сеяли, а артельщики торговали. Подаренный партией и правительством выходной советские люди использовали как могли.

Ко всему Лиза, которой понравилось слово «маёвка», приболела, набегавшись среди демонстрантов, и сидела в кровати, укутанная в одеяло. Она положила на фанерный лист тетради и учебники, сморкалась и кашляла. На ушах у девочки были наушники, радиоприёмник стоял на столике, настроенный на волну Коминтерна.

— Оставь это, — Сергей собирался на работу, почтамт требовал постоянного присмотра. — Дай голове отдохнуть.

— Не могу, — девочка вздохнула, — мне на завтра надо историю сделать и чистописание, математика почти готова, осталось только две задачки решить. Смотри, задача два. Шесть работников оканчивают некоторую работу в 15 дней. Во сколько дней окончат ту же работу десять работников?