Почтальон

— Это Сомов-то мокрушник? Он же по сейфам, шнифер, нож в руках держать толком не умеет.

— Шнифер этот нашего агента в камере пришил, Прохорова, поэтому его вчера на игре не было, а второго агента, Юткевича, порезал, в окружной больнице сейчас.

— Чудеса. Но всё равно, кто ж убийцу почти без конвоя отправляет? — удивился Сергей. — Тут отделение нужно.

— Радзянский на вас двоих рассчитывал, а потом к вам Сомова прибавили, вторая машина поехала следом, и сломалась на полпути, а водитель думал, что они просто отстали, — Мельник сплюнул. — Везде бардак, у нас кадров нехватка, а бандитов меньше не становится. Таких, как Сомов, надо сразу к стенке, так нет, возятся со всякой мразью, кормят и в камере содержат.

Травин был с ним почти полностью согласен, Уголовный кодекс, беспощадный к врагам революции и советской власти, к обычным преступникам был снисходителен.

Проснулся он после неспокойной ночи от того, что Лиза его тормошила.

— Дядя Серёжа, вставай, — девочка тянула край одеяла, — вставай быстрее.

— В школу пора? — Сергей зевнул, потёр глаза, — иди, я посплю ещё немного.

— Какая школа! — Лиза руками всплеснула, оставив одеяло в покое, — первомай же, демонстрация. Уже по радио сказали, на Красной площади на трибуне товарищ Калинин скоро появится, а ты всё спишь.

— И то верно, — Травин уселся, сунул ноги в меховые тапочки, изба была прогрета и лично им ещё зимой проконопачена, но пол всё равно холодил. — Раз Калинин проснулся, то и нам негоже дрыхнуть.

Ответственные от почтамта собирались возле клуба Урицкого, туда же подходили работники типографии «Псковский набат», студенты техникума, рабочие с лимонадного завода и прочие служащие окрестных организаций. Травин получил на весь коллектив два транспаранта и два красных знамени, набил карман красными ленточками, которые надо было пристегнуть булавкой к одежде, расписался в гроссбухе, и понёс всё это к почтамту. Во дворе уже собрались сотрудницы во главе с Циммерманом и телеграфист Игнатьев с девушкой, Надей Матюшиной. О предположительной смерти Екимовой никто не знал, все были в отличном настроении, даже Надя. Она до прихода Травина молчала и дулась, но стоило Сергею появиться, тут же начала громко смеяться и требовать от телеграфиста внимания.

Сергей раздал транспаранты, знамёна вручил Циммерману и Марфе Абзякиной, подхватил одной рукой Лизу, а другой, под пристальным взглядом мадам Циммерман, Свету Кислицину, получил в спину презрительное «бабник» от Нади и уважительное, с придыханием «кобель» от ещё кого-то, и приготовился вести свою ватагу к Торговым рядам. Там, соединившись с трудящимися из Запсковья и Завеличья, демонстрантам предстояло по улице Октябрьской выйти к Сергиевым воротам, подобрать деятелей культуры, молотилку с лозунгом и празднично разукрашенный грузовик и выплеснуться на Пролетарский бульвар, на котором по такому случаю остановили движение трамваев.

— Не возражаете, если мы вместе с вами пойдём? — Вадим Петрович Леднёв, инженер «Набата», щеголял красной ленточкой на груди. — Вместе веселее, у вас вон барышни незамужние, у меня хлопцы все как на подбор.

Сергей кивнул, вспомнил, что ленточки-то он не раздал, и полез в карман.

— Всегда рады, — сказал он, — сегодня без супруги?

— Занята, — Леднёв скорчил интригующую рожицу, засмеялся, — Дарья Павловна теперь в желдортеатре служат, я вам по случаю контрамарочку занесу на «Елизавету Бам», знаете ли, занимательнейшая пьеска Данилки Ювачёва, так там Дашенька главную роль исполняет, рекомендую, да-с. В эту пятницу ожидается аншлаг.

Здесь, в Пскове, Сергей неожиданно полюбил театр. Не весь как вид искусства, а конкретно театр имени Пушкина, первый раз он заглянул туда с опаской, Варя Лапина притащила почтмейстера буквально за руку, что при разнице их габаритов было почти невозможно. Приезжие из Ленинграда артисты играли классическую пьесу, без ненатурального заламывания рук и нервных завываний, хорошо играли, Травину понравилось. Правда, тогда с ним была Варя, а она отлично в постановках разбиралась, и могла при случае что-то объяснить и подсказать. Теперь Лапина водила в театр другого человека, как поведёт себя на спектакле Черницкая, только предстояло узнать.

— Буду благодарен, — сказал он. — Две штуки.

Леднёв посмотрел на Свету, понимающе улыбнулся и подмигнул.

Поток людей наконец двинулся, типографские рабочие смешались с почтовыми, лимонадные — с педтехникумом, для людей прогулка по улице, неважно с чем, с флагами, или с цветами, означала возможность вырваться из серых трудовых будней. До ворот шли слитно, а уже на бульваре состав демонстрантов начал меняться, присоединялись военные из казарм и рабочие «Металлиста», отставали те, кто жил в Запсковье и в слободе, Лиза увидела пионеров из школы, которые изображали пароход, и убежала к ним, Сергей мужественно дотерпел до сквера возле желдорклуба, и уже там позорно ретировался, под ревнивым взглядом Циммермана прихватив с собой Свету Кислицину.

— Куда мы идём? — пискнула счетовод.

— Подальше отсюда, — Травин шагал быстро, Света едва за ним поспевала. — Или хочешь, чтобы Муся Циммерман тебе волосы повыдергала? Она в два раза старше и в три раза тяжелее, шансов у тебя нет никаких.

— Вообще-то, — девушка попробовала вырвать руку, — мы с Семёном свободные люди и любим друг друга, а эта его жена — собственница. В нашей советской стране нет частного права на мужей, вот!

Сергей остановился, вздохнул.

— Мне, — сказал он, — по большому счёту плевать, хоть все вместе живите и размножайтесь, как кролики, только на работе вовремя появляйтесь. Хочешь вернуться — пожалуйста.

— Ну уж нет, — Света лукаво улыбнулась и покраснела, — раз вы меня украли, Сергей Олегович, должны теперь напоить, накормить и спать уложить. Ой, я не хотела, простите. Только накормить.

— Уверена? — Травин огляделся.

Они миновали товарную станцию и находились в начале Вокзальной улицы, которая шла до железнодорожного моста. Прямо перед ними в сквере стояло двухэтажное здание образцовой столовой номер 1 Псковской артели инвалидов, по сути — нэпманского ресторана, мелькнула шальная мысль отвести девушку туда и сразу пропала, во-первых, смысла тратиться на чужую подругу он не видел, и во-вторых, денег до получки оставалось шесть с половиной рублей. В ресторане с такими капиталами делать было нечего, даже днём, а вот в столовой желдортреста, которая находилась на другой стороне улицы, за восемьдесят четыре копейки деньгами или талонами подавали неплохой обед. У Травина талонов с его подработки осталось недели на две-три обильного питания, в принципе, он их так и хранил, на крайний случай.

Света сама уже не рада была, что напросилась, и на ресторан поглядывала с тревогой, в таких местах она никогда не была, там, насколько она знала, только продажные женщины ублажали нэпманов за меха и бриллианты. Поэтому, когда они свернули к столовой, облегчённо вздохнула.

— Давай, Кислицина, раз уж мы с тобой за одним столом сидим, рассказывай, что да как, может, пожаловаться хочешь или совета попросить, — Сергей намазал хлеб топлёным маслом, зачерпнул ложкой жаркое из дичи с картошкой и морковью, здесь его подавали в глиняных горшочках, а отдельно, в миске, квашеную капусту с мочёными яблоками, на взгляд Травина, получалось куда лучше и вкуснее, чем в дорогих и пафосных местах. — Да не тушуйся ты, поговорят немного и перестанут, к тому же у меня другая женщина есть.

Поначалу пришлось отбиваться от расспросов, Кислицина, почуяв новость, которую можно обсудить с товарками, вытянула у Сергея, что теперь он встречается с доктором из окрбольницы, и то, что они вместе смотрели кино. Оказалось, что на этот фильм Света ходила семь раз и собиралась сходить по крайней мере столько же, а фотография Греты Гарбо висела у неё над кроватью.

— Это же потрясающая картина, — уверяла она, — я каждый раз плачу, как впервые, и Семён, знаете, он тоже плакал, у него такая тонкая душа, а его жена это не ценит.