Переплетение

Николай думал о предстоящем визите. Вроде бы он и решил, что просто сделает работу, возьмет деньги и уйдет, но непонятное волнение нет-нет, да и подкатывало, сжималось в неприятный комок где-то под ложечкой.

И почему-то каждый раз ему вспоминался момент, когда он, позвонив в звонок, уже собрался, было, уходить, но дверь открылась, и оттуда показалось заспанное лицо хозяйки. Вспоминалась легкая припухлость её щёк, век, неряшливая, но в то же время симпатичная растрепанность длинных светлых волос и та непосредственность, с которой девушка посмотрела на него своими большими глазами. В какой-то момент он вдруг ясно понял, что всё это – и глаза, и волосы – ему на самом деле очень и очень понравилось, и это в свою очередь злило его, но он ничего не мог с собой поделать.

«Может, плюнуть да не ходить? – размышлял он, выливая из железных бочек, расставленных под водосточными желобами, оставшуюся с лета воду. – Ведь я никому ничего не обещал, и даже Крауз не знает, что я идти надумал». Крауз вообще последние два дня даже не заикался на эту тему, словно и не было всех тех разговоров и подначиваний. Олег тоже молчал, а Толстобров со вчерашнего дня простыл, и в кооперативе остался один сварщик – дядя Федя, которому вообще до всего этого не было никакого дела.

Николай сел на березовый чурбак, стоявший возле пустовавшей стайки. «Да все уже давно позабыли про это, я один только как дурак хожу, чего-то накручиваю себе», – думал он, глядя на покрытую густым рыхлым инеем жухлую траву.

Вода в лужах к утру покрывалась крепким хрустким ледком, но первого снега пока ещё не было. Листья на березах уже совсем облетели и лишь на отдельных осинах ещё желтели редкими яркими пятнами.

Отец предлагал Николаю съездить, пока нет снега, на мотоцикле за калиной: сейчас её было бы неплохо побрать, ещё не стылую, но уже подбитую морозцем, сочную и приятно‑горькую. Но сын отнекивался: вся неделя была занята на работе, а в выходные хотелось отдохнуть, просто ничего не делать. «Но сегодня же ты собрался на калым, не отказался, а с батей за калиной съездить у тебя времени нет, – усмехнулся Николай. – Как так-то, а? Неужели только из-за денег? Да ведь не так уж и много их там будет. Или всё-таки не деньги тебя туда манят? Колись, Коля, себя-то не обманешь». Вздохнув, он встал и пошел в дом: сидеть без дела на улице было прохладно.

До нужного дома надо было ехать на автобусе, но не очень далеко, всего четыре остановки. По дороге Николай зашел в хозяйственный магазин и купил банку шпаклевки, шпатель и на всякий случай кисточку: про краску Крауз сказал, а вот про кисточку нет.

На звонок дверь сразу же распахнулась. На пороге стояла улыбающаяся Татьяна в коротеньком цветастом халатике, перетянутом в талии тонким пояском.

– Привет! – громко и радостно поприветствовала она Николая. – А я как раз к окошку подошла, смотрю – ты идешь. Заходи, разувайся!

Николай замялся:

– Здравствуйте. Да я проходить не буду. Вы скажите, что делать надо, а то мне Александр толком не объяснил. Так, в общих чертах только, – он старался не смотреть на хозяйку, отводя глаза в сторону.

– Ты чего мне «выкаешь»? – обиженным тоном спросила Татьяна. – Я что, такая старая? – она снова улыбнулась. – Тебя же Николай зовут, да? Твой друг так говорил, правильно?

– Ну да, Николай. Только он мне не друг, мы просто работаем вместе и всё.

– Да фиг с ним, какая разница. Ладно, не хочешь проходить – дело твоё. Ну вот смотри тогда… – девушка взялась рукой за железный косяк, но тут же перескочила на другую тему: – Слушай, а ты чего не пришел тогда? Мы вас обоих ждали. Или тот тебе не сказал? Он говорит, ты сам отказался. Чё, правда, что ли? – в её голосе снова послышались обиженные нотки.

Николай смутился ещё больше, хмыкнул:

– Хм… да я это… Некогда мне было, занят был вечером.

– А-а… Ну ладно. А чего тот – как его? – Саша, кажется, сказал, что жена тебя не пускает? – широко улыбнулась Татьяна. – Ты, правда, женатый, что ли?

– Женатый.

– И давно? Ты же молодой ещё.

Николай пожал плечами:

– Как из армии пришел, второй год уже.

Он по-прежнему старался не смотреть на девушку, скользил взглядом по стенам, по полу. А та стояла перед ним, привалившись спиной к стене и выставив вперед голую коленку, чуть не касаясь ею гостя.

– Ну ладно… Заболтала я тебя совсем, смотрю. Засмущала… – она вызывающе глянула в лицо Николаю, а в её глазах мелькнула уже знакомая ему нахалинка. – Прям, покраснел уже…

Он ничего не ответил, нахмурился и вдруг почувствовал, что и вправду покраснел. «Ёлки зелёные! Как малолетка какой», – рассердился он на себя, и, отвернувшись, снял куртку.

– Куда можно повесить?

– Давай, – Татьяна взяла куртку и повесила на крючок. – Вот смотри… – она подошла к двери. – А сначала чего – красить или замазывать?

– Замазывать, конечно.

– Ну тогда вот… Видишь, какие тут щели получились? Конечно, старая дверь на месте осталась, сквозь них и не видно ничего, но всё равно – не красиво: дыры, палец пролезет… Наверное, потому что стена неровная. Ты их замажь, а потом и покрасить всё. Щас я краску принесу, – повернувшись, она пошла на балкон. – Только слушай, у меня кисточки нету, – крикнула она оттуда.

– Я купил, – сказал Николай, открывая банку со шпаклевкой.

– Молодец, – Татьяна принесла с балкона банку голубой краски и поставила у двери. – Сразу видно – хозяйственный мужик, – она засмеялась.

Николай засучил у кофты рукава и стал замазывать шпаклевкой щели вдоль стального короба. В квартире было тепло, и он быстро вспотел, но снять кофту стеснялся, под ней была только майка. Ловко орудуя шпателем, он через сорок минут закончил эту работу и принялся за покраску. Татьяна ушла на кухню и что-то там делала: оттуда доносился звон посуды, лилась вода и через какое-то время пошли вкусные запахи.

– Татьяна, – позвал хозяйку Николай, – вы не могли бы дать мне пару газет, на пол постелить, чтоб не накапать.

Девушка вышла в коридор.

– Ты опять мне «выкаешь»? – она сердито посмотрела на Николая.

– Извините. Ой… извини… Мне бы газет парочку.

Она принесла ему газет. Краска неприятно пахла, и девушка открыла балкон и форточку на кухне.

– Ну и вонища, – сморщив нос, она смотрела как Николай красит дверь.

– Просто это нитро. Она всегда так пахнет, зато сохнет быстро, через пару часов уже можно будет трогать.

– Да? Ну ладно, хоть так… Я-то в них не разбираюсь, просто цвет понравился, вот и взяла. Люблю, чтоб не темное было, а повеселее что-нибудь, поярче… Тебе нравится такой цвет?

Николай пожал плечами:

– Главное, чтобы ва… тебе нравилось. Я-то здесь при чём?

– Ну я просто спрашиваю.

– Вообще – нравится, я тоже темное не очень люблю.

– Ну и здорово! Значит, у нас с тобой одинаковый вкус, – и, повернувшись, Татьяна снова ушла на кухню, закрыв за собой дверь.

Через час Николай закончил работу.

– Я всё! – крикнул он.

– Всё? Какой ты шустрый! Ну тогда иди на кухню, буду обедом тебя кормить, – крикнула оттуда Татьяна. – Ту дверь не закрывай пока, пусть сохнет, а деревянную закрой.

Николай растерялся:

– Так… а зачем меня кормить? Я не голодный, – соврал он, поскольку на самом деле в животе давно уже урчало.

– Никаких «зачем», иди давай! Я тебя так не отпущу.

– Да не надо, я дома поем.

– Пока не поешь, я тебе за работу не заплачу, вот так вот! Ясно? Давай, давай! – она выглянула из кухни. – Разувайся, иди мой руки и на кухню, а я пока переоденусь.

Николай вздохнул и, сняв туфли, пошел в ванную. Татьяна, пока он мыл руки, сменила домашний халатик на джинсы и широкую футболку-разлетайку с большим вырезом и сидела ждала его на кухне у небольшого стола.

– Садись, – она решительно кивнула на стул, – ешь.

Николай сел. Перед ним стояла большущая тарелка солянки, тарелка с печёной кусочками картошкой и с большим поджаристым куриным окорочком, в бокале налит компот. В центре стола было блюдо с коричневыми тостами, тонко нарезанной копченой колбасой, сыром, лежали пучки зелени, с краю – широкая, на высокой ножке, ваза со сливами, виноградом и яблоками. И всё это весьма и весьма вкусно пахло. Николай даже растерялся от такого изобилия: