Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 19

— Сегодня великий день, Кири. Я встретил тех, кто дал мне шанс избавить наш мир от проклятия. Я нашёл то, чего так долго искал, но мне нужно ещё немного времени, чтобы завершить свой эксперимент. Как только я закончу работу, то ни ты, ни мама не будете больше нуждаться в маго-танах. Они будут просто не нужны.

Это звучит так невероятно, что я ему не верю. Наверное, он просто решил меня утешить.

— Совсем не нужны? — хмурюсь я.

— Совсем! — Он вдруг хватает меня и начинает кружить по комнате. — Совсем-совсем! Но это большой секрет. Я скажу только Анатолю и больше никому.

— Не надо Анатолю, — возражаю я сразу. — А вдруг он кому-то сболтнёт?

— Мне нужен помощник, Кири. А Анатоль — твой наставник и мой верный друг. Кому, как не ему, знать о таких важных вещах?

Отец ставит меня на ноги, но моя голова так сильно кружится, а колени дрожат, что я плюхаюсь задом на кровать. Стыд за свою слабость вдруг захлёстывает меня, и волна злости придаёт сил, чтобы встать снова. Только уже без помощи тумбы.

— Даже если лекарства не будет, я всё равно стану сильнее, пап, вот увидишь. Ты будешь мной гордиться. Я изучу всё на свете, буду заниматься усерднее.

В его глазах появляются слёзы.

— Куда ещё усерднее, Кири? Ты и так занимаешься почти беспрестанно...

Он задумывается над чем-то так глубоко, что его взгляд становится грустным и немного отсутствующим. Потом идёт к чемодану, смахивает с него капли дождя рукавом, щёлкает замками и достаёт какой-то блокнот.

Красивый, кожаный, со стальными зажимами, немного потёртый по краям.

Мне так хочется сделать шаг, но я знаю, что это закончится падением на пол. А падать перед отцом — последнее, чего я хочу в этот радостный для него день.

И вот я стою и жду, пока он подойдёт ко мне сам.

— Теперь он твой, — говорит отец напряжённым голосом, подавая мне блокнот. — Он придаст тебе сил, пока я завершаю свою работу.

Блокнот тяжёлый и шершавый на ощупь.

Я прижимаю его к груди, и даже через ткань пижамы ощущаю, как сталь холодит кожу. Мурашки проносятся по телу.

— В нём нужно записывать что-то, да?

— Найди к этой вещи свой подход, — отвечает отец как-то странно и торопливо. — Если ты откроешь секрет атласа, то он будет служить только тебе одному. Я верю, что тебя ждёт великое будущее. Не забывай, сынок. Путь ума, путь упорства и страсти к делу, путь чести. Это приведёт тебя к победе. Об одном прошу: не злоупотребляй той силой, которую получишь. Всегда приходи на помощь друзьям, береги любимых и уважай чужую судьбу. Всегда уважай чужую судьбу, чья бы она ни была.

Я не понимаю, зачем он мне всё это говорит, и, если честно, не понимаю того, что всё-таки нужно делать с тетрадкой.

Искать свой подход?

Как искать? Что делать? И главное — для чего?

Зато по его лицу я догадываюсь, что после этого ничего уже не будет прежним, будто отдав эту вещь мне, отец нарушил какой-то договор.

Тут дверь снова хлопает, проворачивается ключ в замке, и по коридору слышатся уже другие шаги. Лёгкие и торопливые.

В комнату влетает мама — вернулась со смены.

— Мирон! — Она кидается отцу на шею.

Я медленно ложусь на кровать, надеясь, что она не заметит того, что я вообще вставал. Она редко бывала счастливой, и не хотелось портить ей радость встречи с отцом.

Но она всё равно замечает всё, что не нужно.

Её радость угасает, и мама вновь становится недовольной.

— Ты опять вставал, Кири? А если ты упадёшь и ударишься? Ну сколько раз тебе говорить: ты слишком слаб!

Отец уводит её из комнаты, и я слышу его приглушённые слова:





— Не называй его слабым, Оля. Никогда не называй. Ты не представляешь, насколько силён наш сын. Он сильнее нас обоих.

— Да знаю я, знаю! — нервно шепчет она. — Потому и боюсь. Мне так страшно его потерять... ведь если ты однажды не вернёшься, то он отправится тебя искать. Я знаю, Мирон. Я знаю это...

Их голоса стихают.

Я опять накрываюсь одеялом, прижимаю к груди тетрадь со стальными зажимами и закрываю глаза. Шум ливня за окном снова становится монотонным.

Холод охватывает тело.

Вообще-то, должно быть жарко, но меня всё сильнее морозит. Кожа леденеет, мышцы будто каменеют. В попытке согреться тело начинает дрожать. Зубы стучат, и я залезаю под одеяло с головой, но ничего не помогает. Меня трясёт.

Я скрючиваюсь в позу эмбриона, жмурюсь до боли, обхватываю себя руками и шепчу:

— Ты нашёл лекарство от имсо... ты ведь нашёл его, папа... но почему ты никогда мне об этом не говорил?..

* * *

— Кирилл, ты как? Может, лампы ближе подвинуть? — прошептали рядом тревожным девичьим голосом.

Я не сразу сообразил, что нахожусь в конюшне, лежу на боку, на тюках соломы, а под одеялом меня обнимает Мидори.

— Ну вот... теперь уже лучше, — опять зашептала она. — Ты так сильно дрожал, что мне пришлось тебя греть.

Мне, правда, стало теплее. Каменные мышцы начали расслабляться, а озноб постепенно оставлял тело.

Открыв глаза, я увидел перед собой лицо Мидори. Она одновременно улыбалась и тревожилась.

— Ну как? Понравилось?

— Неплохо... Спасибо, — выдавил я.

— Ну вот. А ты ещё не хотел. Я же говорила, что тебе понравится, поэтому... — Она замерла и прислушалась. — Кажется, кто-то идёт!

Мидори даже выскользнуть из-под одеяла не успела, как в конюшню вошли сразу несколько человек.

Я еле перевалился на спину и сел на тюках, чтобы разглядеть вошедших. Правда, узнал только одного из четырёх.

Это был Галей.

Он быстро оценил обстановку: вскочившую на ноги Мидори с соломинками в растрёпанных волосах, меня на куче тюков, тепловые лампы, ну и одеяло, конечно.

Подумать он мог только одно.

Его глаза налились гневом, а кулак на единственной руке сжался. Я даже услышал, как скрипнули его зубы.

— Совсем с-с-студенты обнаглели, — процедил он, еле справляясь с тем, чтобы не снять с меня скальп прямо тут.

Мидори, увидев приёмного отца и его реакцию, замотала головой.

— Мы ничего такого не делали!

— Учитель, я вам всё объясню, — начал я, еле поднимаясь на ноги. Холод ещё гулял по телу, мышцы слушались плохо.

— Потом! Объяснишь! — грубо оборвал меня Галей. — Вставай! И пошли! Всю Академию пришлось обойти, чтобы тебя найти, а ты тут... опять лечишься, как я посмотрю... никак вылечиться не можешь... голову тебе оторву, засранец...

Его зубы опять скрипнули.

Да уж, теперь попробуй ему хоть что-то объясни.

Незнакомцы, что пришли вместе с Галеем, явно не имели к Академии отношения.