Отпускник

Чтобы отвлечься от странных мыслей, я стал собирать небольшой костерок, благо с топливом проблем не было — выброшенными водой на берег и высушенными на солнце обломками дерева усеяна вся песчаная полоса пляжа. Собрав достаточно щепок, я поставил их пирамидкой и сунул в середину кусок газеты. Рядом с одеждой на бревне лежали сигареты и зажигалка, которые Мира по приходу, сразу же извлекла из сумочки. Я взял зажигалку, оказавшуюся неожиданно тяжелой. Поднес ее к лицу, пытаясь в темноте рассмотреть конструкцию, повертел, нажал на цилиндрик сбоку и зажигалка звонко дзынькнув, открылась, выбросив струйку яркого пламени. Хмыкнув, я поджег газету и защелкнул крышку. Сухой топляк занялся сразу. Я задумчиво смотрел на завораживающие языки пламени. В костре целая жизнь… некоторые палочки гаснут, зато другие начинают разгораться. Закипает смола на свежем дереве, а старые сухие щепки сгорают бодро с треском и подпрыгом, полностью отдаваясь огню, оставляя после себя лишь кучки серого пепла…

С нудистского пляжа доносились завывания Верки Сердючки про: «даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца…»

Мне вот немного за двадцать, а надежду встретить принцессу, я давно потерял. И вот на тебе! За что такая честь? Как там говорил Полиграф Полиграфович Шариков: «Может я неизвестный собачий принц?»

Интересно, кто она по национальности? Казашки бывают весьма хорошенькими, но не похожа она на казашку. По-русски говорит чисто. Немножко растягивает гласные, но на пару с бархатистым голосом, это только придает ей дополнительный шарм.

— Хорошо, что ты костер развел! Д-д-д-д… Холодно!

Я вздрогнул и обернулся. Рядом стояла, незаметно подошедшая, Мира. Она скрестила руки, прикрывая грудь, сунув ладони под мышки, словно это могло ее согреть. Все ее тело было покрыто переливающими, от неверного света костра, капельками воды.

— Вытереться нечем, — пожаловалась она.

Я вспомнил, как в рекламе, девушка, лишенная хитрым бойфрендом полотенца, воспользовалась прокладкой, и с детской непосредственностью предложил испробовать данный способ.

— Ты чертов гений, Никитос! — констатировала Мира, — но я поступлю проще: ну-ка, снимай рубашку… давай-давай… расселся тут, советы дает, а дама голая… Должно быть, наоборот!

Я накинул свою рубашку ей на плечи, и девушка благодарно укуталась в нее, как в плед.

— Вот, другое дело, — похвалила она, — теперь ты правильный кавалер! А то в мире и так много несправедливости…

Первым порывом было обнять девушку, согреть своим теплом, но, она вежливо увернулась от моих рук.

— Не люблю, когда меня без спросу трогают.

— Ок, извини, — я пересел на бревно, чтоб сгладить неловкость плеснул в стаканчик коньяк, и протянул Мире.

— Для дополнительного сугрева…

Выпили.

— А скажи, пожалуйста… Мира, это уменьшительное от какого-то имени, или?..

— Или… Это японское имя. Оно означает — «сокровище будущего». Моя мама — японка. Она красивая была … в смысле, в молодости.

— А отец? — глупо спросил я.

— Не японец… Или ты про красоту спрашивал? Отцу спасибо за ноги, у японок с этим, как-то не очень.

Я посмотрел на ее, идеальной формы, нижние конечности и согласился:

— Да, такие ножки надо беречь… может быть, даже застраховать!

Снова налил себе, довольно щедро, и глядя, как Мира, отвернувшись, натягивает одежду, незаметно выхлебал почти весь стаканчик. Тут же почувствовал, что заметно опьянел. Коньяк после пива…

Значит, Мира у нас, наполовину японка, вот сроду бы не подумал… Кавайная Мира-тян — эк меня угораздило познакомиться! Значит, точно хорошая примета! Японок в наших краях, я еще ни разу не встречал. Да и вообще знал только одну полу-японку — Ирину Хакамаду, которая заседала в Госдуме… а может, и до сих пор заседает. Но у той, кажется, был папаша японец. А у этой мама… японо-мама! Глупо хихикнув, снова плеснул в стаканчики, и почему-то сказал:

— Выпьем за драгоценные сокровища будущего! И понты, которые тоже недешевые!

Мира молча тюкнулась своим стаканчиком об мой и отпила глоток.

— Стебёшься? — спросила она, жуя шоколадку, — На коньяк намекаешь?

— Коньяк дорогой, конечно, но бог с ним… А вот зажигалка… разреши? — Я поднес блестящий прямоугольничек к глазам. Ага, S. T. Dupont… Из чего собственно сей понт? Из платины или из палладия? А часики, конечно, со стекляшками?

— По-моему, из платины, — равнодушно сказала Мира, — палладий, он же, вроде, легкий. Но это не понты — это трофей. Часы с брюликами, и чё? Красиво жить не запретишь! Понял?

— Не боишься с этим по ночам ходить? Особенно с незнакомыми мужиками?

— Это ты, что ли незнакомый? — усмехнулась Мира, села на корточки и протянула ладошки к костру, камешки на колечках засверкали. — Да я тебя уже, как облупленного, узнала… из тебя бабы веревки вьют! Перед тобой хоть голой ходи, а ты и не пискнешь!

Я, ковырял щепкой песок, не зная, как расценить эти слова. Как похвалу или как упрек? Так и не решив, просто пообещал:

— Пискну.

— Увы… — сказала Мира вздохнув, — Все хорошее имеет свою обратную сторону… — она покосилась на меня, напряженно ожидавшего продолжения этой философской мысли, потянула очередную сигарету из пачки.

— Накупалась я, свежо мне, хорошо-о! Но есть нюанс! Трусы мокрые, и с ними трюк, как с рубашкой, не провернешь.

— Ну уж и трусы! — улыбнулся я, воспряв духом. — Три ниточки. Высохнут через десять минут. Давай еще по глоточку, чтоб быстрее сохли!

***

Пока возвращались с пляжа к Бердскому шоссе, я, болтая о всякой ерунде, на самом деле искал те верные слова, которые помогут убедить Миру, что я не какой-то там ловелас, стремящийся затащить первую встречную в гости, хотя выглядело это именно так. В общем, я запутался в мыслях, слов никаких не придумал, а просто остановил частника и назвал свой адрес. Мира молча показала мне на переднее сидение, а сама уселась сзади, тут же извлекла из сумочки телефон и стала что-то быстро набирать на клавишах. Так всю дорогу и набирала. Водитель, кавказец, с чудовищно смешным акцентом, что-то рассказывал непрерывно, почти не следя за дорогой и с интересом поглядывая на Миру в зеркало заднего вида. Я вяло кивал и односложно отвечал на обращенные ко мне реплики, чувствую при этом, что умиротворение отступает и на смену ему приходит совершенно зверское желание. Давненько я никого так не хотел… Как бы затащить её не только в гости, но и в постель?

— Какой хароший дэвушка! — не смог удержать на прощание восторга кавказец, — Повэзло тэбе, парэнь!

Мира изобразила подобие улыбки, и, развернувшись на каблуках, пошла к подъезду. Я расплатился и поспешил следом.

***

Когда зашли в квартиру, Мира сразу же попросила полотенце и, что-нибудь из одежды, мол, после купания чувствует себя грязной и ей необходимо срочно принять душ.

Я, выдал ей просимое, а сам, по тону голоса и по выражению лица, лихорадочно пытался определить — девушка, действительно руководствуется лишь заботой о гигиене или можно рассчитывать на продолжение знакомства в интимном ключе?.. Как-то все быстро развивается… Но голос у Миры был нейтральным и даже какой-то усталым, держалась она индифферентно и я, так и не придя к однозначным выводам, решил сделать намек. А какой намек лучше расстеленного дивана? Это не навязчиво и, если она не хочет «глупостей», легко сможет сделать вид, что не заметила. А вот если хочет…

Она вышла из ванной босая, оставляя за собой мокрые следы. Моя рубашка доходила ей почти до колен и была небрежно застегнута на одну пуговицу. Как-то сразу стало ясно, что под ней больше ничего нет, а значит, диван был расправлен не зря. Войдя в комнату, девушка остановилась и вопросительно посмотрела на меня. Я, от этого выразительного взгляда, смутился:

— Что… посидим еще… или?..

Не отвечая на вопрос, Мира, с загадочным выражением лица, села на диван, несколько откинувшись и опершись на расставленные руки. Края рубашки нескромно разошлись. Я невольно скользнул туда взглядом и устыдившись, быстро отвел глаза. Она улыбнулась, довольная произведенным эффектом и, закинув одну красивую ножку на другую, сказала: