Страница 34 из 44
Робинсон приводит диалог Пири с Хенсоном.
«[Лейтенант] расхаживал взад и вперед по каюте в нервном возбуждении.
“Может быть, в эту самую минуту Свердруп планирует, как, обогнав меня, первым добраться до форта Конгер, – кричал он с заметным раздражением, – я не могу допустить этого!.. Я доберусь до Конгера, опередив Свердрупа, даже если это будет стоить мне жизни”.
Отто Свердруп
“Но, лейтенант, сейчас разгар зимы. Бушуют бури, и на маршруте адски холодно. Не будет ли лучше подождать до весны?” – спросил Мэтт.
“Нет, – неистово вскричал Пири, – любым путем я должен использовать мой единственный шанс и не отдать северную базу сопернику!”»
Такие страсти бушуют в сердце Пири. К счастью, он не умер, но гонка обошлась ему очень дорого.
Последним аргументом против безрассудного ночного похода стала эпидемия среди собак: 30 животных – ровно половина – погибли. И все-таки с 20 декабря по 6 января, 17 дней, Пири, Хенсон и инуиты ползли свои гибельные километры.
Из-за сильного встречного ветра и метели на девятый день они прошли лишь полпути. Через два дня луна покинула небосвод и продукты подошли к концу.
Книга Пири:
29 декабря я стартовал с мыса Лоуренс с легкими санями… надеясь пройти расстояние [до форта Конгер] за 5 дней. Во время первого перехода… береговой лед был довольно хорошим, хотя из-за одного-двух дюймов солевых кристаллов сани шли словно по песку. По мере продвижения припай становился все хуже, пока… не стал практически непроходимым даже для легких саней. Луна светила всего несколько часов в сутки. И даже когда свет был самым ярким, его было недостаточно, чтобы позволить нам выбирать маршрут на морском льду.
К югу от мыса Дефосс мы съели наши последние галеты, а к северу от него – последние бобы. Во время следующего перехода над каналом стал дуть пронизывающий ветер, и один эскимос… окоченел до такой степени, что нам пришлось остановиться… и вырыть нору в снежном заносе, чтобы спасти его. Когда шторм прекратился, я оставил его с другим эскимосом и девятью самыми плохими собаками…
Луна нас полностью покинула… мы шли на ощупь, спотыкаясь, по неровному морскому льду до мыса Бейрд. Здесь мы проспали несколько часов в норе в снегу, затем двинулись через залив Леди Франклин… Мы двигались вслепую, спотыкаясь и падая, через хаос сломанного и вздыбленного льда в течение 18 часов, пока не взобрались на припай на северной стороне. Здесь для еды мы убили собаку.
О строительстве иглу не могло быть и речи, поскольку не было подходящего снега, а полупещера под огромной ледяной глыбой была настолько холодной, что мы могли задержаться в ней только для того, чтобы приготовить чай. Здесь я оставил сломанные сани и девять выдохшихся собак. Сразу на восток от нас на берег вынесло ледяное поле. Оно поднималось над припаем до тех пор, пока его осколки не покрыли 100 футов берегового ската. Все это казалось непроходимым… Вскоре мы обошли это место, и по «ощущению» берега (поскольку мы не видели ничего) я понял, что мы стоим у одного из входов в гавань Дискавери, какого именно – я не мог сказать.
Несколько часов перехода вслепую показали, что это был восточный вход. Мы направились к центру острова Беллот, и в полночь 6 января вползли через полуразрушенную дверь в форт Конгер.
Измученные, но довольные тем, что жуткие испытания ночного перехода по льдам закончились, они зажгли масляную лампу. В дневнике Пири записал:
К моему удивлению, галеты на столе, хотя и немного затвердевшие, не были ни испорченными, ни заплесневелыми… Кофе на дне одной из жестяных банок, открытых 16 лет назад, имел достаточно сильный аромат, причем, если использовать его в двойном количестве, то получался вполне пригодный напиток. После немалой задержки… мы все смогли насладиться кофе и галетами в неограниченном количестве.
Однако Пири ждал страшный удар: выяснилось, что он самым диким образом отморозил ноги. В книге лейтенант сообщает об этом сдержанно:
…подозрительное чувство одеревенения в правой ноге заставило меня стянуть комаги, и, к своей досаде, я обнаружил, что обе ноги обморожены.
Робинсон нарисовал трагедию более образно: «Обе ноги были бескровно-белыми до самых колен, и, когда Мэтт сдирал с них вкладыши, два или три пальца каждой ноги прилипли к меху и с треском отломились в районе первого сустава».
Книга Пири:
После того как все необходимое для моих ног было сделано, мы, бросившись на койки в офицерской комнате, спали долго и крепко. Когда мы проснулись, стало очевидным, что я потеряю… пальцы и буду прикован к постели в течение нескольких недель. Средняя минимальная температура во время этого путешествия составляла -51,9°, самая низкая -63°.
Форт Конгер. Фото Уолли Херберта
В течение следующих недель наша жизнь в Конгере была определенно в духе Робинзона Крузо. Поиски вещей в полной темноте… при крохотном язычке пламени в блюдце были похожи на поиски иголки в стоге сена. Постепенно все предметы первой необходимости были обнаружены, тогда как два моих верных эскимоса принесли пустые ящики и бочки и разломали их, чтобы подбросить в огонь. Оставленных… собак забрали сюда, но несколько из них умерли… Туземцы предприняли две попытки добраться до тех двух людей, которых мы оставили… и привести их сюда, но оба раза были вынуждены вернуться из-за темноты и бешеного ветра. Наконец… они опять дошли до нее [пещеры] и увидели, что те два человека съели нескольких собак и направились пешком к кораблю, а несколько уцелевших собак последовало за ними.
Доктор Дедрик сделал Пири операцию, частично удалив семь пальцев, и несчастный полтора месяца пролежал на спине в форте Конгер. 18 февраля больного закутали в меха, привязали к саням и повезли на «Виндворд». Семь лет назад лейтенант лежал в каюте на «Кайте» и вздрагивал от боли в сломанной ноге, запаянной в гипс, когда корабль таранил льдины. Теперь о лед бились сани, и физические терзания были чудовищными.
К телесным пыткам прибавлялись муки душевные. Второй год из пяти, отведенных на завоевание полюса, закончился более чем бесславно. Восстановится ли путешественник таким же счастливым образом, как это произошло после травмы на «Кайте»? Сможет ли он вообще ходить?
С 18 по 28 февраля Пири диктовал Дедрику. Вот записи:
18 февраля… я лежу на малых санях Конгера, которые тянут пять собак… Наша провизия и лагерное снаряжение уложено на санях… которые тянут восемь собак… На протяжении нескольких миль пути по всторошенному льду… сани сильно трясло…
19 февраля… Меня втащили по… склону берегового припая… и… практически на руках перенесли через битый лед на ровную поверхность…
26 февраля… Либо холодает, либо я сам зябну, но сегодня меня накрыли второй шкурой овцебыка…
28 февраля… Мы пришли к кораблю в полдень. Никто не знал о нашем прибытии до тех пор, пока мы не подошли близко к борту, после чего тотчас все собрались на мостике. Переход длиной примерно в 250 миль, половина которого была сделана до появления солнца, к тому же с грузом в виде покалеченного человека, был выполнен за 11 дней без каких-либо происшествий или опасностей… Доктор и Мэтт, как и эскимосы, совершили отнюдь не слабый подвиг, пройдя такое расстояние за одиннадцать дней (выделено мной. – Д. Ш.). Им было труднее, чем мне; и не может быть более верных товарищей, чем мои два эскимоса, которые весь день проводили на ногах и управляли собаками, после чего ночью без единого слова жалобы сооружали или выкапывали наши снежные укрытия. Когда с меня сняли все одеяла и привязные ремни и перенесли в палубную рубку, где я смог стянуть одежду, которая была на мне постоянно все эти 11 дней, я и сам почувствовал себя потрепанным. Температура во время нашего прибытия была -64°… Как я и ожидал, люди на судне уже почти потеряли надежду увидеть нас и намеревались, собрав отряд эскимосов, организовать спасательную экспедицию…