Страница 3 из 11
– Ладно, наврал с три короба, а теперь помолчи. Когда это я без галстука выезжал?!
Рассказчик вздрогнул от неожиданности, поперхнулся виски, начал откашливаться, а вся компания развернулась и уставилась на незаметно подошедшего Германа.
Он подкрался тихо и незаметно – с кошачьей грацией. Кожаные сандалии на босых ногах, короткие шорты, но поверх них шикарный светлый пиджак и строгий песочного цвета галстук:
– Ну что! Готов наш бычара?
– О, Гера! Где пропадал? А бычок уже цветет и пахнет, ожидая нашей компании и пару кувшинов риохи.
– Тьфу-ты, кислятину такую пить! – сморщилась черноволосая девица, принимавшая участие в сегодняшнем «морском родео». И капризно протянула. – Хочу-у– амонтильядо.
– Да хоть бочку! – довольно кивнул Герман. – Надо новую сделку обмыть.
– Что за сделка? На «городок в табакерке» покупателя нашел?
«Городком в табакерке» компания называла небольшое поселение – десяток шале и дюплексов – неподалеку от Коста-дель-Соль в горах, владельцами которых они являлись по доверенности и все искали выгодных арендаторов или покупателей.
– С этой ерундой сами возитесь, у меня другие интересы! – ухмыльнулся Герман и четким жестом указал в сторону моря.
Словно повинуясь этому жесту, на посадку в бухту заходил небольшой спортивный самолет, эффектно освещаемый лучами заходящего солнца.
– Ого-го! – закричала компания. – Ну ты даешь!
Девушки выскочили из-за стола и, восторженно вереща, бросились разглядывать-ощупывать новенькое приобретение Германа, а заодно кокетничать и зубоскалить с летчиком из рода местных мачо.
Анастасия поднялась сегодня рано. Снились ей вещи неприятные. Отряхиваясь от липкой паутины сна, прошла в ванную комнату, где долго плескала холодной водой себе в лицо, бормотала, рассказывая утекающей воде о своих кошмарах. Это ее бабушка так приучила – рассказать бегущей воде плохой сон, чтобы он ушел, утек с водой, не сбылся бы и забылся навсегда...
Правда, бабушка рассказывала свои сны стремительной ледяной речке Теберда, на берегах которой прожила почти всю жизнь – с тридцать восьмого, когда ее, потомка боковой ветви древнего княжеского рода, коммунисты сослали из «города Ленина» на Кавказ сразу после окончания университета – без права возвращения в Ленинград или Москву.
Баба Дуся была всю жизнь им благодарна. За то, что дали выучиться, несмотря на происхождение, по какому-то недосмотру, видимо. За то, что не арестовали, как почти всех родственников. За то, что выслали на юг, а не в Архангельскую область, к примеру.
Биолог по образованию, она прижилась в этом краю, сдружилась с карачаевцами, стала одним из организаторов заповедника задолго до того времени, когда были построены многочисленные корпуса первого туберкулезного санатория.
А потом, когда появились гостиницы, турбазы, туристы понаехали, бабуля, сторонясь шумной толпы, поселилась в небольшом домике прямо на территории заповедника, став его хранителем и смотрителем.
И уже никуда не захотела уезжать. Ее мужа, командира одной из частей, с которым она познакомилась еще в войну, перевели в Москву в середине пятидесятых. Он обещал, что добьется пересмотра ее дела. Но она просила его не рисковать карьерой, а обеспечить в столице достойное будущее их дочери, которая потом стала Настиной мамой. Так и прожили они с мужем остаток дней порознь.
Бабушка всегда мечтала посмотреть на город своей юности, но так в Ленинград и не выбралась. Не сложилось.
Зато Настя приезжала к ней на каникулы каждое лето вплоть до бабушкиной смерти. Они вместе поднимались альпийскими лугами заповедной тропой к метеорологической станции почти на двухкилометровую высоту. И бабушка по пути показывала ей травки и цветы, рассказывая, как они применяются при лечении разных болезней.
Наверное, еще тогда, в детстве, Настя выбрала свою жизненную стезю. И, окончив школу, отправилась учиться в Ленинградскую химико-фармацевтическую академию. Хотелось заодно и посмотреть на «бабушкин город». Но после выпуска девушка сразу же вернулась в родную Москву. Северная столица ей не понравилась. Слишком холодной, чопорной, медлительной показалась. В Москве радостней жить. Да и возможностей больше...
И пусть теперь, спустя много лет, перед ней был не горный ручеек, а обыкновенный водопроводный кран в современной квартире, Анастасия верила, что вода унесет все дурное.
Но ощущение липкой паутины не исчезало, Анастасия заткнула сливное отверстие ванны пробкой, насыпала на дно ароматической соли и на полную мощность вывернула оба крана. Пока вода набиралась, женщина прошла на кухню: тонкий свист кофемолки, щелчок чайника, аромат свежемолотого кофе – успокаивающие привычные мелочи, подтверждающие реальность весеннего утра.
Тостер выплюнул из своих недр подсушенные теплые и румяные хлебцы. Кофе поднялся в джезве пышной шапкой. Розового мрамора ванна уже наполнилось ароматной горячей водой.
Собрав завтрак на небольшой поднос, Анастасия отправилась в ванную. Джакузи она включать не стала, хотелось побыть в тишине.
Но кофе не взбодрил ее, а горячая ванна с природной морской солью из Нанта (ей привозили настоящую соль с французского побережья, московскими расфасовками она брезговала – по объяснимым причинам), наоборот, Анастасию разморила, и она задремала. Ей приснился прежний кошмар.
Снилось ей, что она снова работает в институте микробиологии и испытывает новые лекарственные препараты на подопытных крысах. И белые крысы, участницы эксперимента, вырастают прямо на глазах – до размеров кроликов и даже больше, при этом становятся крайне агрессивными, прокусывают ей халат и перчатки. В этом сне у Анастасии нет помощников, она вынуждена делать все сама: эксперимент засекреченный, довериться некому, и расчеты, и смешивание химикатов, и уход за лабораторными животными – все на ней. И вот она должна сделать очередной укол гигантской крысе, которая уже доросла до крупной собаки, а та вырывается, не дается, опасно скалит острые зубы и, наконец, вцепляется в ее руку со шприцем.
Анастасия кричит во сне, выдирает окровавленную руку из пасти мутанта, свободной рукой хватает швабру – и бьет, бьет животное, зло и отчаянно. Но главный кошмар еще впереди.
Забив ирреальную крысу до смерти, женщина обнаруживает, что это и не животное вовсе, а ее собственный сын. Она снова кричит – и просыпается, так же как и ночью, от собственного хриплого крика.
Проснувшись и сообразив, что ей снова приснился кошмар, Анастасия сначала не может понять – почему она уснула не в спальне, с трудом узнает собственную ванную, вздыхает облегченно и включает холодную воду. Что за глупость, будто ей поможет горячая ванна, ледяной душ – вот что ей сейчас необходимо.
Через четверть часа, завернувшись в махровую гигантскую простыню, Анастасия пьет свой остывший кофе уже на кухне. Кошмар утонул в ванне, теперь она собирается с духом, чтобы позвонить сыну. Закурив, она берется за телефон, слушает длинные гудки, напрягается – что-то случилось, – но в конце концов слышит на той стороне провода заспанный родной голос:
– Аллоу...
– Але, сыночка, ты как?!
– Мать, ну ты даешь, на часы посмотри, с ума сошла – в такую рань звонить. У тебя стряслось что-то?
– Да нет, ничего...
– Ну и нечего тогда звонить, – заявляет невежливый сынок и дает отбой.
– Вот паршивец! Как с матерью разговаривает, – уже сама себе говорит Анастасия, но «паршивец» в ее устах звучит ласково и даже влюбленно. Главное, что сын жив-здоров, теперь можно забыть ужасный сон и заняться делами, а дел накопилось немало, причем довольно срочных.
Анастасия снова берется за телефон:
– Доброго утречка, Афанасий Леонидович!
Ее собеседник узнает голос и недоуменно переспрашивает:
– Что так официально, Настенька? Случилось чего?
– Да назрели некоторые проблемки, и встретиться бы нам не помешало. Поговаривают тут, что ко мне ревизия какая-то хочет наведаться, добрый дружочек сообщил – обсудить с тобой надобно.