Страница 8 из 20
Откуда у него брались на это силы, Зарубин понять не мог. Но ведь находились. И в какой-то момент Зарубин ясно осознал, что без отца Афанасия город окончательно превратился бы в загон, где сильные помыкают слабыми без всякой жалости. А зачастую и без злобы даже – как помыкают бессловесными тварями. Отцу Афанасию удавалось разлившуюся в воздухе злобу хоть как-то утишить. Раз заговорили они об этом с Зарубиным, и батюшка с печалью сказал, что уповать можно на то, что все-таки опомнятся со временем люди, поймут, что нельзя так жить, как они живут… И еще пригласил Зарубина зайти на занятия в воскресную школу – посмотреть на ребятишек, послушать их звонкие голоса…
«С такими детками как можно веру терять? Они совсем другими растут. Я даже не столько от молитв, сколько от них сил набираюсь», – тихо признался он. И так это было сказано, что Зарубин решил в школу обязательно заглянуть.
А на рассвете следующего дня инспекторы патрульной машины ГАИ обратили внимание на большую собачью стаю, грызущую что-то в кювете. Когда милиционеры вышли из автомобиля и подошли ближе, увидели уже обглоданный собаками труп, в котором сразу опознали отца Афанасия.
Прибывшая на место преступления оперативная группа районного УгРо, с которой по старой памяти приехал и Зарубин, обнаружила в снегу, неподалеку от трупа, пистолет «ТТ». Осматривая обочину, Зарубин приметил след правого переднего колеса джипа, впечатавшийся в замерзшую мочу. С внешней стороны протектора резина была стесана, и во льду четко отпечатались следы шипов… Зарубин хотел рассказать об этом начальнику УгРо, возглавлявшему оперативную группу, но тот раздраженно отмахнулся:
– За ночь по трассе тысячи машин с шипованными колесами проехали, попробуй найди их теперь. И кто искать будет? У нас студенты юрфака следаками пашут.
Но Зарубин не отступал. И поведал майору о тамбовском джипе-чероки, о встрече тамбовских «быков» с Ломакиным. Он даже номер джипа собрался назвать, но майор как-то слишком пристально посмотрел на него, отвел в сторону и наставительно сказал:
– Дед, ты теперь участковый? Вот и следи за алкашами на своем участке. Или с ментовскими законами не знаком?
– Это с какими же? – буркнул Зарубин.
– Не совать нос туда, куда тебе не положено! – отрезал начальник УгРо и угрожающе добавил: – Если не хочешь остаться совсем без носа.
Сказал и пошел не торопясь к своим подчиненным, толпившимся у трупа.
Зарубин молча смотрел в его могучую спину и думал, что убийц отца Афанасия для блезиру поищут, конечно, но никого не найдут, а может, и найдут… да не тех. Под шумок «не тех» арестуют, потом освободят, а приостановленное производством уголовное дело навсегда похоронят в архиве. Брат брата, тем более номенклатурного, не выдаст, пусть и двоюродного.
Ближе к вечеру Игнат Васильевич зашел в пивной бар в центре города. Его держал местный уголовный авторитет Паша Колода, имевший четыре ходки в зону. Две из них в советские годы обеспечил ему, кстати, сам Зарубин.
Сев за столик в затененном углу, он прислушался к разговорам посетителей. В районном городке, как в деревне, новости сорока на хвосте носит. Все обсуждали убийство отца Афанасия. Говорили, что, мол, киллеры позарились на несметные церковные деньги, которые вроде бы накопил батюшка.
Зарубин и полкружки не выпил, как напротив него уселся громадным корявым пнем Колода. Вид у него был мрачный. Впрочем, когда он был другим? С самых юных лет от него так и несло опасностью. Зарубин допил кружку и посмотрел прямо в беспросветные глаза Колоды:
– Твоих детишек вроде бы отец Афанасий крестил?
– Он. Только если ты исповедовать меня пришел, то не по адресу обратился, – отрезал Колода. – Не наша братва попа замочила!
– А дети здоровые растут?
– Нормально растут. А что тебе мои дети? – нахмурился Колода.
– А то, что твои растут, а у святого человека Афанасия, который зла никому не сделал, наследник еще не родился, а уже осиротел.
– Ты опять на нас катишь? Я же сказал уже – не наши, – сжал зубы Колода.
– Между нами, Паша, по жизни счеты есть, и я не забыл об этом, когда шел сюда. Но пришел я по другому делу…
– Так говори – по какому.
– У нас, Паша, случилось злодейство. Злодейство, которое ни простить, ни спустить нельзя… А все к тому идет…
– А я-то тут при чем? Я в ментах не служу. Ваши законы не защищаю, – криво усмехнулся Колода.
– А я служу. Всю жизнь. Поэтому слушай меня внимательно. Вчера под вечер иду я из бани и вижу: во дворе «супермаркета» в джипе тамбовские «быки» Мокей и Мерин о чем-то базарят с Ломакиным… Знаешь такого?
– Знаю, конечно. А насчет тамбовских – точно? – насупился Колода. – Не путаешь, случаем?
– Проверил. Этот джип принадлежит Мокею. Номер: Тамбов, 634 РУС. И на обочине тоже…
– Какой обочине? – не понял Колода.
– На обочине, у которой батюшку нашли, в мерзлой моче отпечатался шипованный протектор этого джипа…
Колода смотрел на него своим беспросветным взглядом.
– Ну, что скажешь, Паша? Или помолчишь в сторонке?
– А скажу я вот что, – не торопясь сказал Колода. – С тамбовскими мы это дело перетрем. И если они на нашей земле попов валят почем зря, ответят. А вот с Ломакиным этим – извини. Тут не наше дело, не нам с ним и разбираться.
– А кому же? – как-то зря, просто от безнадежности, неожиданно даже для себя самого, выпалил Зарубин.
– А ты сам подумай, – хмыкнул Колода. – Помнишь, ты мне на допросах все советовал: «Подумай, Паша!» Вот теперь твое время пришло – подумать. Ты же всю жизнь в ментах, все ходы знаешь… Или не все? Вон… прокуратура для этого есть…
«А ведь прав Колода, прав», – устало думал Зарубин по дороге домой. Не его, Паши Колоды, это уровень. Но прокуратуре этот фрукт тоже не по зубам – уж больно круто он с областной властью завязан. И никто не знает, для себя Ломакин землю из-под воскресной школы выдирает с кровью или для кого-то, кому законы по нынешним временам и вовсе не писаны.
Тоскливо и погано было на душе у старого милиционера. Много он повидал на своем веку, и смертей немало, но эта последняя будто что-то надломила в нем. И тот выбор, который ему предстояло сделать, пугал его своей неизбежностью и неотвратимостью.
На следующий день по трассе в Тамбов промчались в метельной мгле три иномарки, под завязку набитые братвой.
Зарубин в это время копался в своем сарае, перебирал инструмент, какие-то старые вещи, а потом достал из застрехи пятизарядный карабин с оптическим прицелом. Девять лет назад сын-геолог выменял этот карабин у эвенков на три бутылки спирта с радиоприемником «Спидола» в придачу и привез в подарок отцу, любителю кабаньей охоты. Было это в его последний приезд… В тот же год сын пропал в саянской тайге. Чтобы не травить душу, спрятал тогда убитый горем Зарубин нераспакованный и незарегистрированный карабин под застреху и никогда оттуда не доставал. Тяжело вздохнув, он развернул полуистлевшую оленью шкуру, в которую было завернуто оружие, и стал чистить его от затвердевшей заводской смазки.
Тамбовская братва встретила своих коллег из Горайска в лесопосадке на десятом километре шоссе Тамбов-Москва. «Тамбов» не понимал, из-за чего взбеленился «Горайск», и застолбил экстренную «стрелку», поэтому братва нервничала и поминутно хваталась за стволы.
– Шлык, говорить есть за что! – крикнул в сторону тамбовцев Колода и направился с двумя «быками», держащими правые руки в оттопыренных карманах, навстречу их авторитету Гришке Шлыкову, по кличке Шлык. Со Шлыком тоже подошли два «быка», готовые в любой момент выхватить пушки и шмальнуть в любого, кто стоит на пути. Колода последний срок парился вместе со Шлыком на «особо строгом режиме» за Полярным Уралом, поэтому им не надо было долго обнюхивать друг друга.
– Твои, Шлык, «быки» Мокей и Мерин, у нас попа Афанасия по заказухе замочили, – сказал Колода. – Мочить друг дружку будем или без понтов и мочилова кинешь нам гнид?
– Попа Афанасия?! – вытаращил глаза Шлык. – Ну знаю я этого попа. Хоть из фраеров, а святой человек был.