Страница 20 из 65
— Забавно, — оценил я. — Если не возражаешь, я присяду за твой стол, а то в кабинете мысли о работе мешают.
Я лукавил. Все, что мне сейчас было нужно — это выяснить, кто такой этот парижский пижон. В конце концов, о любом новом персонаже в моей странной пьесе я должен знать по возможности больше. Если разобраться, то о личной жизни своих сотрудников я ничегошеньки не знал. Даже о своей секретарше. Это непростительная беспечность. Она хороший работник, я ей всецело доверяю, но не исключен вариант, что кто-то может воспользоваться этим, — накручивал я себя.
— Конечно, Алексей Викторович. — Девушка невозмутимо придвинула мне стул и поставила на поднос кофейник и пирожные.
Затем, чтобы не торчать у меня под носом, она уселась на подоконник.
— Виталий Иванович серьезно заболел? — решила она поддержать светскую беседу, болтая длинными ногами в серых атласных брючках.
— Виталий Иванович? Да нет, надеюсь, ничего серьезного. Подъеду после работы в клинику, разузнаю все.
— А что вы улыбаетесь?
— Я? — удивленно спросил я и, не выдержав, рассмеялся. Потерял над собой контроль, что называется, полностью. Мне действительно было смешно оттого, что я вдруг испытал укол ревности. А вдруг мою рыжую секретаршу в самом деле уведет какой-то там прощелыга. Соблазнит ее парижами, мадридами… Нет, я решительно не мог допустить этого. Где еще смогу найти такого работника? Меня ужасала даже сама мысль, что ее место может занять, к примеру, расфуфыренная блондинка или того хуже — двуличная брюнетка.
— А теперь еще смеетесь, — она перестала болтать ногами и пронзила меня взглядом психоаналитика.
— Катя, не обращай на меня внимания, — отмахнулся я. — Ты же понимаешь, живу сейчас в таком режиме, что просчитывать должен каждый шаг, все мне стало подозрительно, даже собственной тени веры нет. Черт бы все побрал…
— И это, по-вашему, смешно.
— А что мне остается? — Я сделал глоток из чашки, аккуратно взял очередную хрупкую раковину с «жемчужинкой», поблескивающей нежным кремом. — Это называется, Катюша, истерический хохот. Как на духу признаюсь, — я засунул за щеку «жемчужину» и посмотрел на секретаршу глазами преданного дворового пса, — только представил, что тебя твой приятель увезет в какой-нибудь Париж… В общем, ужас. У меня не останется ни одного надежного человечка в этой богадельне.
На светлое личико секретарши легла тень.
— Какие страшные вещи вы говорите, Алексей Викторович. Почему вы решили, что здесь нет преданных вам людей? Вас не просто уважают, вами дорожат сотрудники.
— Так что насчет Парижа? — настойчиво гнул я свою линию.
Катя спустилась с подоконника, забрала пустую тарелку с подноса и горестно вздохнула.
— Эх, Париж… Я бы согласилась. Только не с кем! — в отчаянии воскликнула она. — Приятель мой — это Вовка Клочков. Сосед по площадке. Можно сказать, друг детства. Никакого интереса он у меня не вызывает, ни с Парижем, ни без Парижа. К тому же он глубоко женат. Спортсмен, фехтовальщик, за границу потому ездит часто. Понимаете?
— Почему же не понимаю. Все ясно, — я с сочувствием кивнул. — С этой стороны подвоха, во всяком случае, мне можно не опасаться.
Секретарша недоуменно пожала плечами.
— Какой еще подвох? Алексей Викторович, ну что вы…я никуда не собираюсь резко съезжать, да и вообще уходить. Мне нравится моя работа, я многому у вас здесь научилась. Конечно, бывают в жизни форс-мажоры. Но от этого никто не застрахован.
Вернувшись в кабинет, я убрал со стола бумаги, набрал с городского телефона домашний номер Виталия Ивановича. Спустя довольно долгое время, когда я уже собрался было класть трубку, раздался тихий голос Марии Егоровны.
— Да. Слушаю вас.
— Это я.
— Леша, как хорошо, что ты позвонил! — воскликнула женщина. — Виталий Иванович в клинике.
— Уже знаю, потому и звоню.
— Как… откуда? — Мария Егоровна была явно в растерянности. — Он сам позвонил?
— Нет, Дима заезжал.
— Дима? Вот уж не ожидала.
— Почему?
— Да потому, что Виталий запретил ему.
— Что вы делаете из меня принцессу на горошине, — возмутился я. — С чего вдруг все стали оберегать меня, как девушку на сносях!
— Леша, ты не злись, ей-богу. Я сама собиралась тебе звонить. Удивляюсь, что Дима к тебе примчался. Он никогда бы не посмел ослушаться Виталия.
— Ага, примчался, прискакал даже, можно сказать. Или все так плохо?
— Леша, я только что оттуда. Завезла ему кое-что из одежды, книги. Думаю, ничего страшного, но Костин посоветовал недельку полежать, прокапаться, понаблюдаться.
Я потер лоб, ничего не понимая.
— Мария Егоровна, так утром и разговора не было, что Виталию Ивановичу плохо. Что такая секретность?
— Нет-нет, Лешенька! Утром все было хорошо, он бодро так был настроен. Сказал, что дела. Укатил вот…
— Ага. И прикатил в клинику.
— Не знаю, что-то там, видать, его расстроило, — задумчиво произнесла она. — Сам понимаешь, он человек нервный, его из равновесия вывести — раз плюнуть. Вот и давление подскочило, сердце прижало. Хорошо хоть Дима догадался сразу позвонить Костину.
С Костиным Станиславом Сергеевичем Бородич был знаком очень давно, еще со времен студенческих стройотрядов, где Костин, тогда еще интерн, заведовал медицинской частью. Прошло много лет. Виталий Иванович занялся бизнесом, а Станислав Сергеевич стал прекрасным кардиологом, известным далеко за пределами области. Работал он теперь в дорогой частной клинике, расположенной за городом. Там Виталий Иванович частенько поправлял свое здоровье. Оборудована клиника была новейшей диагностической аппаратурой, палаты люкс больше напоминали номера пятизвездочного отеля. Только бара со спиртным не хватало. Хотя, теоретически, я не исключаю и такую возможность. В укромном местечке.
— Ладно, Мария Егоровна, уговорили. Волноваться не буду, — пообещал я. — Но заеду сегодня к вечеру. Хочу убедиться, что все под контролем.
— Конечно, Леша. Если что, во всем меня вини. Скажешь, что приехал сюда, домой, и увидел, что его нет. Что в таком случае делать бедной приживалке? Только признаться тебе, что его сиятельство у Костина.
— Мария Егоровна, не говорите так. Вы его спасительница.
Это было ее дежурное высказывание о себе. Долгое время Виталий Иванович бранился на «приживалку» и пытался отучить ее от подобного сравнения, а потом махнул рукой.
— И ты не говори так, — упрямилась старушка. — Какая я спасительница? Слушал бы меня, имел бы семью. Негоже, когда мужчина приходит к старости с таким итогом. Конечно, есть я, Дима взбалмошный да вы с Алиной. Все. Но родных никого, — Мария Егоровна тяжко вздохнула в трубку. — Ну, слава Богу, что хоть так…
Я мог бы возразить, что она сама глубоко одинокий человек. Стоит заметить, что мы тут все словно на острове Одиночеств собрались. Вот и Дима Соловьев, как приблудный пес, добавился в компанию. Интересно, у него девушка есть? Я что-то не слышал от Бородича ничего такого.
Ближе к концу дня я позвонил Костину.
— Алексей Викторович, я бы рекомендовал вам убедить Бородича в необходимости задержаться у меня. Никакого экстренного повода нет, но некоторые вопросы возникли.
Тягучий голос доктора был по тембру схож с записями медитативных сеансов. Вопрос верить или не верить здесь не стоял в принципе. Верить. Раз так сказал, значит, так оно и есть.
— Понимаете, дело не только в гипертонии. Давление не критическое, но на фоне аритмии — это лишний повод подстраховаться. Если будете у него на днях, моя к вам просьба, как к близкому человеку, объяснить, что ничего и нигде не случится оттого, что он недельку проведет под моей опекой.
— Конечно, Станислав Сергеевич, — пообещал я, невольно подражая его интонации, чтобы на мой счет тоже не возникло никаких сомнений, — сегодня же вечерком подъеду и все объясню, как первокласснику.