Бешеные уланы

Вломив Просту эфесом сабли в лицо, Стайк шагнул к пехотинцам. Двое упали еще до того, как остальные поняли, что происходит, и благодаря внезапности Стайк быстро с ними управился. Не прошло и минуты, как он остановился, тяжело дыша. Грудь вздымалась, руки, лицо и мундир заливала кровь. Один из пехотинцев успел выстрелить — пуля вскользь задела плечо Стайка, другой сумел полоснуть штыком по ребрам.

— Бен, — выдохнул Дорезен, пока его жена уводила детей подальше от огня.

— Простите, мэр, я опоздал.

— Бен, я…

Стайк справился с собой и покачал головой.

— Не тратьте зря слова. На другом конце города этих ублюдков еще много. Похоже, Прост привел с собой большую часть эскадрона. Уходите, пока можно.

Дорезен глянул на Проста: тот начал стонать и корчиться, хватаясь за лицо. До этой ночи Стайк никогда не слышал, чтобы Дорезен хоть о ком-то отзывался дурно, но сейчас мэр наклонился и плюнул Просту в лицо, а затем вместе с семьей растворился в ночи, не проронив ни слова. Стайк опустился на колени рядом с Простом, пытавшимся прийти в себя, и не двигался, пока не послышался стук копыт. Он поднял саблю и приготовился к атаке кирасиров, однако из темноты вынырнули знакомые пики и ярко-желтые мундиры.

Блай уставился на Проста и тела.

— Стайк, ты как?

— Долго вы, — проворчал он в ответ.

— Полсотни этих сволочей пытались забаррикадировать двери и поджечь казармы. Последние двадцать минут мы резали ублюдков. Потом заметили огонь и прискакали во весь опор.

Прост ухитрился перекатиться на четвереньки и теперь пытался встать. Стайк схватил его за шиворот и поднял одной рукой.

— Вот так вы, твари, научились сражаться на фронтире? Поджигать дома и надеяться, что огонь сделает всю работу за вас?

— Да что ты знаешь о сражениях? — прохрипел Прост, суча ногами в воздухе.

Стайк развернул его лицом к себе. Прост ударил кулаком. Стайк перехватил удар и сломал запястье, а затем тряс Проста, пока тот не перестал вопить.

— Знаешь, а ты высокомерный сукин сын! Сколько человек ты с собой привел?

Прост упрямо молчал, и Стайк отвесил ему оплеуху.

— Сколько?

— Сто шестьдесят! — завизжал Прост.

Стайк посмотрел на Блая.

— По дороге сюда я убил человек тридцать-сорок.

— Кресимир, — охнул Блай.

— Остальные все еще жгут Фернхоллоу. Идите и прикончите их. Как бешеных собак. Вперед!

Блай рявкнул приказ, и уланы, рассредоточившись, галопом помчались через городскую площадь. Через несколько мгновений прогремел выстрел карабина. И еще один. Выстрелы слышались то тут, то там. К ним добавились звуки коротких схваток, когда до остальных кезанцев дошло, что у них появилась компания.

Стайк лениво подтащил Проста к огню, насколько позволял жар, а затем ткнул лицом прямо в пламя. Прост вопил и бился, пытаясь вырваться, пока Стайк не отступил на несколько шагов назад и не развернул его к себе.

— Нравится тебе, мудак трусливый? — поинтересовался Стайк.

Он швырнул Проста наземь и пнул в живот с такой силой, что того подбросило вверх. Затем схватил его за волосы, оторвав от земли.

Слезы текли по лицу Проста, мешаясь с кровью и теряясь в некогда ухоженной, а теперь опаленной бородке. Он баюкал сломанную руку.

— Я чудовище, Прост. Я знаю, кто я. Но я не убиваю детей и не сжигаю мирных жителей. А еще я не люблю мучить, но для тебя сделаю исключение. — Стайк наклонился вперед, так что их лица почти соприкоснулись. — Ты приехал в Фернхоллоу с двумя сотнями человек. Где остальные сорок?

Прост залопотал так бессвязно, что Стайк дважды заставил его повторить.

— В лагере, в шести милях к северу отсюда. Капитан Кардин и все, кто отказался пойти с нами. Вернемся в Лэндфолл — все отправятся под трибунал за неподчинение.

— Они отказались помогать тебе жечь женщин и детей, а ты отправишь их под трибунал?

— За неподчинение!

— Приказ отдал твой брат?

Прост распахнул глаза.

— Да. Да! Он отдал приказ. Сказал, что нужно защитить честь семьи. Что нас должны бояться, иначе ситуация выйдет из-под контроля.

— Он понятия не имеет, что на самом деле значит «выйдет из-под контроля».

Стайк пошарил в траве в поисках ножа Рези. Нашел его и обтер о мундир Проста. Опустился на колени рядом с кезанцем, задумчиво глянул на лезвие, изо всех сил стараясь сдержать ярость и горе, которые грозили захлестнуть с головой.

— И ты правда думаешь, что вернешься в Лэндфолл живым?

Прост шумно сглотнул и задрал подбородок.

— Ты не посмеешь.

— Не посмею? — Стайк скептически оглядел тела вокруг. — Я только что убил десятки кезанских солдат и, наверно, пять или шесть офицеров. Какой бездны мне переживать еще об одном?

Он вздохнул и закрыл глаза, затолкав горе поглубже. Надолго его не хватит, так что нужно покончить с делами. Он приставил нож Рези Просту между глаз.

— Итак, хочешь, чтобы я сделал это после твоей смерти? Или хочешь пожить несколько лишних минут?

— Сделал что?

Прост попытался отползти, но оперся на сломанную руку и вскрикнул.

— Я хочу жить, — запричитал он.

— Глуповатый ответ. Но я подарю тебе еще несколько минут, пока не закончу.

Стайк поднял нож и начал напевать гимн уланов.

Стайк похоронил Рези за городом, на холме: утром, пробившись сквозь ивы, туда падали первые лучи солнца. По всему городу еще тлели пожары. Он почти час простоял у могилы, потом пошел к наполовину сгоревшим казармам и забрал Дешнара из не тронутой огнем конюшни. Не спеша почистил его, подавляя в душе остатки любви к этому месту, а затем поскакал в центр Фернхоллоу.

Мертвенно-бледные горожане молча таращились на останки своих жилищ. Блай с мэром пытались организовать людей, чтобы похоронить мертвых и потушить последние пожары. Стайк направился к постоялому двору Тель-Айсло — по иронии судьбы, одному из немногих зданий, переживших погромы. В дверях стоял напуганный Тель-Айсло с мушкетоном в руках, несомненно, ожидая расправы. Его жена бегала туда-сюда, поднося раненым пиво и хлеб.

Блай стоял на крыльце, пытаясь выглядеть авторитетно, и явно терпел неудачу. Его лицо осунулось, глаза покраснели, плечи поникли. Сказав Мие, все еще обнимавшей тело мужа, что его скоро придется похоронить, он поднял руку, приветствуя Стайка.

Спешившись, Стайк привязал Дешнара у постоялого двора. Блай подошел ближе.

— Люди еще не отошли от случившегося. Они никогда не испытывали ничего подобного.

— Ну еще бы, — резко отозвался Стайк. Потом заставил себя вспомнить, что Блай — друг, и смягчился. — В первый раз всегда нелегко. И во второй. К такому можно только притерпеться.

— Кое-кто дезертировал после того, как мы вырезали кезанцев ночью, — сказал Блай. — Перепугались. Не могу их за это винить. Будут последствия.

— Я тоже их не виню. Пусть бегут. Забудь о них.

— Я… — Блай запнулся и почесал затылок, скользя взглядом по сожженным останкам сонного городка. — Мы ведь были в своем праве, дав отпор? Если придут кезанцы, нас отправят под трибунал, но мы ведь просто защищались.

— Защищались, — согласился Стайк.

— Ну и как тогда…

— Я бы не заморачивался по поводу моральной стороны. Разве кезанцы когда-нибудь вели себя в Фатрасте как блюстители морали?

Подобная наивность не была свойственна Блаю, но Стайк решил не заострять на этом внимание. Прошедшая ночь многое изменила. Он прищурился, заметив движение на дороге. Через несколько мгновений уже можно было разглядеть большую колонну верховых. Он узнал желтые мундиры своих людей, но между ними мелькала зелено-коричневая форма и сверкающие кирасы кезанцев.

— Я послал несколько парней привести капитана Кардина, как ты и просил, — пояснил Блай.

Стайк дождался, пока отряд — около сотни, считая и уланов, и кирасиров Кардина — остановится посреди дороги. По осоловелым глазам и неразговорчивости уланов было видно, что им пришлось скакать всю ночь, чтобы доставить Кардина и его людей. Кирасиры затравленно озирались, сам Кардин пытался держаться достойно, хотя, казалось, вот-вот расплачется. В сгущающейся тишине горожане таращились на кирасиров, и Стайк шагнул вперед, пока они не сообразили броситься все скопом.