Бешеные уланы

Около трех часов утра по тюремной лестнице наконец загрохотали сапоги. Стайк заставил себя проснуться и повернул голову к решетке. Свет фонаря заплясал на стенах, а затем осветил камеру целиком.

Видок у Рези был тот еще. Пыль на коже смешалась с потом, черные волосы торчали в разные стороны. На одежде засохла грязь. Вдоль всего предплечья, от большого пальца до самого локтя, тянулся болезненный на вид порез. Она поставила фонарь на полку рядом с камерой, толкнула решетку и, дотащившись до топчана, устало плюхнулась рядом со Стайком.

Стайк открыл было рот, но понял, что ему нечего сказать. Он обнял ее за плечи, все еще чувствуя, как пальцы дрожат от ярости, которую он так и не решился выпустить наружу.

«Не вздумай даже носа высунуть из этой камеры!» — последнее, что сказала ему Рези, прежде чем броситься в разгорающийся бунт. Беспорядки начались около часа дня с того самого камня, брошенного девушкой. Судя по тишине снаружи — и присутствию Рези — все наконец успокоилось. Вытянув шею, Стайк выглянул в одно из окон, но увидел только тьму.

— Прости меня, — наконец произнес он.

— Тот камень бросил ты? — огрызнулась она в ответ.

— Нет.

— Значит, не за что извиняться.

— Вся ситуация…

— Закрой рот, Бенджамин, или я запру тебя в этой камере и уморю голодом.

Рези запустила пальцы в волосы. Стайку хотелось притянуть ее к себе, как-то успокоить, но ее движения были такими резкими и неприветливыми, что он побоялся, как бы она не выполнила свое обещание, если он зайдет дальше утешительных жестов. Он затолкал поглубже свои собственные переживания: чувство вины за обострение конфликта, досаду от невозможности выйти и образумить людей и особенно холодную ярость на Сирода за то, что тот сделал только хуже.

Через некоторое время Рези положила голову на плечо Стайка.

— Каковы потери? — прошептал он.

— Семнадцать погибших. Четверо — кезанские солдаты. Двое уланов. Остальные горожане. Тридцать девять раненых. В основном горожане.

— Кто из уланов? — спросил Стайк.

— Хэп и Ганни.

Стайк нахмурился. Хэп был недалеким, ничем не выдающимся, однако старательным малым. Ганни — смешливой, всегда с шуткой наготове, лучше всех в роте стреляла из карабина на полном скаку. Обоих будет очень не хватать. Он подавил вздох и подождал, пока Рези продолжит.

— Сгорела ферма Чэттерлайн.

Значит, запах дыма ему не примерещился.

— Кезанцы?

— Нет. Дурацкая случайность во время неразберхи. В огне никто не пострадал, но она потеряла двух коров, сарай и большую часть дома.

Рези заставила Стайка сесть прямо, а сама улеглась на топчан, устроив голову у него на коленях.

— Кто-то бросил в охрану Сирода камень. Тот угодил одному бедняге прямо в висок и вышиб из него дух. Он свалился с лошади и сломал шею. То, что случилось потом, не поддается описанию. Солдаты запаниковали и атаковали горожан. Полетело еще больше камней. Слава Кресимиру, стрелять не решились, но многие пострадали в давке или от ударов сабель. А твои уланы молодцы, — добавила она. — Встали стеной между солдатами и горожанами, правда, слишком поздно.

— Что в итоге?

— Порядок восстановили только через несколько часов. Еще через пару часов удалось убедить Сирода покинуть город и увести солдат ради их же собственной безопасности. Они ушли незадолго до заката, и после этого я только тем и занималась, что оценивала ущерб и давала возможность выпустить пар.

Стайка впечатлило, что она никого не прибила в приступе ярости. Он прекрасно знал: будь он на ее месте, городскую площадь заполнили бы кезанские трупы, а сам он был бы мертв или на полпути к фронтиру.

— Значит, они ушли?

— Солдаты?

— Ага.

— Давно, — подтвердила Рези. — Я всю ночь пыталась успокоить горожан. Но губернатор сильно злился. Мне кажется, он воспринял все произошедшее как личное оскорбление. Мы вместе с мэром еле убедили его не сжигать город.

Стайк глянул на Рези, раздумывая, стоит ли говорить, что губернатор, скорее всего, вернется и приведет гораздо больше людей. В лучшем случае в Фернхоллоу разместят кезанский гарнизон — и дополнительные расходы на его содержание лягут на город. В худшем… Стайк не был уверен, насколько далеко может зайти губернатор в гневе. Сирод — бездушный, расчетливый сукин сын. Его волнует только собственная репутация. Подобное происшествие… что ж, рано или поздно вести неизбежно достигнут королевского двора.

Размер ущерба можно оценить, когда Стайк предстанет перед трибуналом. Он вспомнил новость о том, что Линдет разогнала гарнизон Редстоуна, и понадеялся, что сегодняшняя стычка забудется на фоне гораздо более серьезных проблем по всей стране.

Он решил, что сейчас не время обсуждать с Рези плохие новости. Еще будет возможность, пока он сидит в этой камере, ожидая приказа явиться в Лэндфолл.

— Я считаю, тебе надо уходить, — внезапно сказала Рези.

— Хм?

— Ломаешь дверь камеры. Растворяешься в ночи. Набиваешь седельные сумки, забираешь Дешнара и проваливаешь в бездну.

Эта мысль уже приходила в голову Стайку, но он удивился, что Рези рассудила так же. Она уважала закон гораздо сильнее него.

— Я не оставлю тебя одну отвечать за это.

— Я и не собираюсь, — фыркнула Рези. — Потому и говорю о побеге, а не о простой прогулке.

Стайк едва не рассмеялся. Он обдумывал вариант, прислонившись затылком к прохладной кирпичной стене и рассеянно перебирая пальцами потные волосы Рези. Можно уйти в Редстоун: вдруг Линдет пригодится улан. Его мысли свернули в эту сторону, когда он заподозрил что-то неладное. В камере стало светлее, чем от одного фонаря. На потолке затанцевали резкие оранжевые всполохи. Он оглянулся на окно и вскочил на ноги, нечаянно сбросив Рези на пол.

На другом конце площади пылал дом мэра. Пламя охватило весь фасад, и в его неверном свете виднелись мечущиеся фигуры. Стайк открыл было рот, чтобы сообщить об этом Рези, когда заметил, что расположенная в нескольких кварталах местная церковь тоже горит.

— Во имя бездны, что ты…

Рези, поднявшись, замолкла на полуслове. Они оба ошеломленно уставились на разгорающийся пожар.

— Что происходит? — прошептала она и кинулась к лестнице. Как раз в этот момент внизу раздался оглушительный грохот.

— Это была входная дверь — предупредил Стайк, пока Рези открывала камеру.

— Я знаю, — рыкнула она, одним прыжком скрывшись в своем кабинете и тут же вернувшись с огромным боз-ножом.

Снизу послышались крики и грозный топот сапог. Рези метнулась к лестнице, и Стайка невольно потянуло следом.

С лестничного пролета вдруг раздалось сдавленное бульканье. Стайк замер, вцепившись в решетку, глядя, как Рези словно врезалась в невидимую стену.

— Рези? — позвал он.

Она застыла, а затем вдруг взмыла по лестнице спиной вперед так быстро, что Стайк отступил на полшага. Ее тело с силой швырнуло обратно, и она распласталась на лестничной площадке — двое кезанцев насадили ее на штыки. Стайк глянул на неподвижное тело, потом на четверых солдат, поспешивших занять позицию. Они ощетинились мушкетами с примкнутыми штыками и нацелились на зарешеченную дверь камеры. Рези затоптали походя, даже не посмотрев.

Стайк узнал одного из солдат — сержанта Грейсли, кезанку, которая оскорбила его два дня назад. Ее рот растянулся в зловещей усмешке.

— Это он. — Она ткнула в него мушкетом.

Стайк глянул на Рези, потом на Грейсли. И обратно на Рези.

— Стреляйте по коленям, — приказала Грейсли. — Капитан хочет его сжечь.

Стайк уперся руками в потолок и выбросил ногу вперед, вложив в удар все силы до последней капли. Тяжелая железная дверь камеры, по-прежнему не запертая и приоткрытая, ударилась о раму, слетела с петель и врезалась в ряд мушкетов. У него зазвенело в ушах от двух панических выстрелов в замкнутом пространстве.

Стайк не знал, попали в него или нет, — плевать. Он выскочил из камеры. Один из четверых солдат скатился по лестнице, остальные свалились на пол кабинета Рези. Стайк наклонился к ближайшему, схватил ублюдка за горло и раздавил трахею. Сгреб мушкет второго, когда тот прицелился в него. Одним движением сдернул штык, перевернул его и вонзил солдату в глаз.