Страница 46 из 127
Переночевали с комфортом лишь мы с Софой да капитан, ведь на пароходе всего три маленькие каюты. Механик с кочегаром и помощником капитана как-то устроились возле пароходного котла, он долго оставался тёплым, тем более они ночью ещё и дровишки в топку подбрасывали. Федька, тот вообще на верхушке котла улёгся и ночью во сне с воплем оттуда съехал, здорово повеселив команду. Хорошо хоть, без травм обошлось. Ну а Гришка и каменщики отсыпались на барже под брезентом, закутавшись в одеяла, приобретённые для енисейских детей. Утром на берегу сварили кашу, заварили чай и позавтракали, потом перегрузили дрова с баржи на буксир, развели пары и отправились в путь, не забыв подготовить средства индивидуальной защиты утопающих — круги и жилеты. Впереди нас ждал очень интересный и очень сложный в плане судовождения отрезок пути.
И вот опять реку с обеих сторон стискивают скалы. Начинается Предивинская труба, которая и вынесет нас к самому труднопроходимому порогу — Казачинскому. Даже в моей прошлой жизни далеко не все суда могли преодолевать его против течения самостоятельно. Падение реки на этом участке превышает один метр на километр длины, а общая протяжённость порога вместе с несколькими перекатами составляет четыре километра, и вдобавок фарватер постоянно петляет. Русло Енисея сужается до трёхсот пятидесяти метров, а судовой ход — до семидесяти. Трудно поверить, но Енисей здесь несёт воды больше, чем Волга у Нижнего Новгорода! Опасность для судоходства представляют подводные камни и большая скорость течения реки — около двадцати километров в час.
Вниз по течению Казачинский порог проходить ещё можно, хоть и с немалым риском, а вот вверх подниматься приходится уже только с помощью бурлаков. Боюсь, и нашему резвому буксирчику не вскарабкаться на эту гору воды. Была б река быстрой, но спокойной, он, пожалуй, на всех бы парах и выгреб, но в местной хаотичной сумятице волн и течений у него нет шансов. Закрутит, завертит вода бедолагу, бросит на камни и перемелет в труху. Тут, помнится, и стальные суда сминало как консервные банки.
Перед порогом команда стравила давление пара в пароходном котле до минимума, и теперь он, скорее всего, не взорвётся, если наш кораблик, не дай бог, пробьёт борт о неудачно подвернувшуюся каменюку и всё-таки затонет. Гребные колёса еле вращаются, но продолжают держать натянутым канат между буксиром и баржей. Это необходимо для того, чтобы она шла за нами след в след, не отклоняясь. Софа с Федькой и капитан расположились в рубке, мы с Гришкой — снаружи, возле дверей. Судя по всему, промокнем от брызг, но в каюту спускаться не хочется: случись что, можем не успеть выбраться, а в рубке места уже нет. Она всего-то полтора на полтора метра и отличается от старого дачного туалета моих родителей лишь большими окнами и второй дверью.
Капитан отдает последние распоряжения команде, его спокойный голос внушает уверенность в благополучном исходе нашего путешествия. Приближается шум порога, всё явственнее нарастают глухой гул и рокот. Палуба под ногами начинает мелко вибрировать, как при начале землетрясения. Ох ё-моё! В той жизни прохождение порога по-другому воспринималось.
Солнышко спряталось, и река мгновенно преобразилась — сейчас она кажется бездонной. Я попробовал разглядеть что-нибудь в глубине и чуть челюсть на палубу не уронил, когда заметил проносящуюся мимо борта подводную скалу. Ни фига себе! В каких-то трёх метрах от нас пролетела! О, опять что-то большое мелькнуло, а вот искры с пузырями пошли. Или это вода так видимость искажает, или наш капитан — судоводитель-снайпер. Не вовремя вспомнилось высказывание горе-лоцмана из фильма "Волга-Волга": "Я на этой реке все мели знаю", и чем в результате дело закончилось. По спине пробежала толпа мурашек, но я, мотнув головой, отогнал дурные мысли прочь. Не-е, наш капитан лучший на Енисее. Он через этот порог больше сотни судов провёл, и ни одно из них не получило повреждений. Да и с пароходами знаком, три года от Ангары до Туруханска помощником капитана ходил.
Вскоре под водой началась беспрерывная чехарда пузырей, теней, отблесков, и я решил больше не заглядывать в этот ящик Пандоры. Ну его к чертям, и так уже страшно до дрожи в коленках, лучше по сторонам посмотрю. Но и внешний вид реки не добавил оптимизма: то тут, то там над её поверхностью выступают верхушки валунов, и вода, перетекая с одного на другой, яростно бурлит, взбивая пену. Гребни волн в некоторых местах подбрасывает вверх метра на два, не меньше.
Да-а уж... Одно дело — рассматривать порог с высоты второго этажа большого теплохода, и совсем иное — с палубы нашего махонького пароходика. На теплоходе, насколько помню, и не качало почти, а наш пароходик колбасит прям как игрушечный. Бедняга весь дрожит, поскрипывает и старательно бьёт по воде колёсами в попытке удержаться на гребне убегающей из-под него реки.
Ё-моё, похоже, слишком безалаберно я отнёсся к этой поездочке, не стоило так рисковать. Подвела меня память. В прошлый раз я проходил благоустроенный порог, ведь в двадцатом веке особо опасные скалы взрывали, расчищая фарватер, а сейчас местная водная стихия предстала передо мной во всей своей первозданной лихости. Грохот стоит уже как у нас на заводе, плеск, гул, уханье, даже лязг какой-то слышится. Ещё и капитан подсуропил, врубив пароходный гудок во всю мощь, и тот заревел неведомым для этих мест зверем, перебивая остальные звуки. От неожиданности я чуть за борт не сиганул, нервы-то на пределе.
Оглянулся оценить обстановку в рубке и наткнулся на огромные глазищи вождя "пионеров", немигающе взирающие на бурный Енисей. У-у, а парень-то, кажется, похлеще моего напуган, как бы фобию какую-нибудь не заработал. Надо его отвлечь. Я помахал рукой перед стеклом напротив Федькиной вытянувшейся физиономии, и, когда он, моргнув, перевёл на меня свой взгляд, постарался изобразить на лице веселье и показал большой палец. Потом сложил ладони рупором, поднял голову вверх и заорал изо всех сил: "Йо-хо-хо... йу-ху-у!"
Вроде подействовало. Пацан, забыв про буйство водной стихии, часто-часто заморгал и робко улыбнулся. Я ему подмигнул и, скорчив смешную рожицу, показал язык. Тут уж он окончательно ожил: глазки радостно засверкали и губы в довольной улыбке растянулись. Во, узнаю атамана нашей мелкой хулиганствующей братии, смеяться над начальством ему никогда никакой страх не мешал. Эх, жаль только, Софья Марковна на мои кривляния отреагировала осуждающе и, боюсь, вскорости, оставшись наедине, выскажет мне своё очередное "фи" по поводу неподобающего для дворянина поведения. Ну... это я переживу. Не впервой.