Беспощадный любовник (ЛП)

Мы не узнавали друг друга в течение минуты. Затем она спросила:

– Камилла?

Я уставилась на нее, открыв рот. Может быть, она подумала, что я злюсь. Может быть, она услышала, как мой отец подошел к двери и крикнул: «Кто там?». В любом случае, она развернулась и поспешила обратно вниз по лестнице. Оставив Вика позади.

Он прятался за ее ногой. Ему было два года, маленький для своего возраста, с огромными темными глазами и волосами, которые тогда были почти белокурыми. На секунду я не была уверена, мальчик он или девочка, из-за этих ресниц и из-за того, что его волосы давно не подстригали. Он сосал большой палец, а в руке сжимал игрушку Человека-паука.

Мы привели его в дом. Папа пытался дозвониться всем друзьям моей матери, которых он знал, а также ее родителям и двоюродным братьям. Никто не знал, где она была. Он предложил отвезти ребенка в дом ее родителей, но они сказали, что вызовут полицию, если он это сделает. Они все еще не простили мою мать за то, что она в принципе забеременела мной.

Так что Вик остался с нами на некоторое время. И это привело к тому, что он остался с нами навсегда. На самом деле, мы даже не знаем, как его изначально звали. Он тогда не разговаривал. Я выбрала имя Вик, потому что фанатела от «Закона и порядка» и думала, что полицейские машины Crown Vic были чертовски круты.

Позже, когда я училась в старшей школе, мы узнали, что моя мама работает в «Экзотике». Я никогда не навещала ее. Я думаю, что мой папа ходил к ней, чтобы попытаться выяснить, что, черт возьми, с ней происходит. Я сомневаюсь, что он получил какие-либо ответы. Он просто сказал, что Вик останется с нами навсегда. К тому времени Вику исполнилось семь лет, и он уверенно устроился во втором классе и в бейсболе. Он совсем не помнил нашу мать.

Так что с тех пор мы все живем здесь. Это мой дом, и я люблю его. Мне нравится запах масла, бензина и промышленного моющего средства в мастерской. Мне нравится ощущение изношенности моего комбинезона и идеальное расположение инструментов, когда я могу взять нужную трещотку, даже не глядя.

Мой папа застегивает молнию на своем любимом комбинезоне, который раньше был темно-синим, но его столько раз стирали, что едва ли серый. Комбинезон свисает с его плеч. Он похудел.

– Ты на диете или что-то в этом роде? – Говорю я, игриво толкая его в бок.

– Нет, – отвечает он. – Просто нет времени поесть. Я хорошо выгляжу, да?

Он ухмыляется, вставая в позу Атласа, как Шварценеггер. У него нет мускулов, так что рукава просто свисают с рук.

Я слабо улыбаюсь в ответ.

– Да, – говорю я. – Отлично выглядишь, пап.

Мой папа помогает мне закончить коробку передач, чтобы мы могли установить ее на место в грузовике. Вдвоем гораздо быстрее. Он так быстро и ловко орудует руками, что мне снова становится спокойно. Он, конечно, не потерял своей хватки.

Тем не менее, я замечаю, что он дышит немного тяжелее, чем обычно, и потеет от жары в гараже.

– Хочешь, я принесу веер?

– Нет, – говорит он. – Здесь как в бесплатной сауне. Если это хорошо для шведов, то хорошо и для нас.

Тем не менее, я беру нам обоих газировку из холодильника наверху.

Пока мы их пьем, я слышу звон колокольчика у входа в автомастерскую. Новый клиент.

– Я разберусь, – говорю я отцу.

Я спешу вперед, ставя свою газировку на стойку администратора. У нас нет администратора – стойка здесь только для вида, и на случай, если мой папа пытается сесть и разобраться со всеми счетами и квитанциями, которые мы должны были организовать, как только получили их.

Я вижу мужчину в обтягивающей белой футболке и кепке Cubbies, просматривающего нашу стопку журналов о классических автомобилях.

Он поднимает взгляд, когда слышит меня. Я вижу эту квадратную челюсть, загорелое лицо и дружелюбную улыбку.

Дерьмо.

Это офицер Шульц. Я так увлеклась грузовиком и отцом, что совершенно забыла о нем.

– Камилла. Рад снова тебя видеть.

Хотела бы я сказать то же самое.

– Офицер Шульц.

– Зови меня Логан.

На самом деле мне этого не хочется, поэтому я просто натянуто киваю.

– Это место принадлежит тебе и твоему отцу? – говорит он, оглядываясь.

– Ага.

В нашем мастерской нет ничего особенного. Он тесный, грязный, украшен самым грустным образом: парой старых плакатов и единственным фикусом, который мы никогда не забываем поливать. Тем не менее, мне не нравится его снисходительный тон или то, как он появился здесь, как будто метит территорию в единственном месте в мире, которое принадлежит мне.

– Ты живешь в той квартире наверху?

– Ага.

– И твой брат Виктор тоже?

– Ага.

– Он ходит в Окмонт?

– Да. Он в выпускном классе.

– Я тоже там учился, – говорит Шульц, засовывая руки в карманы джинсов. Это движение сгибает его грудные мышцы под обтягивающей белой футболкой. Он не надел форму, чтобы прийти ко мне. Может быть, он пытается меня успокоить. Это не сработает, как и его светская беседа.

– Да, я тоже, – говорю я.

– В каком году ты закончила школу?

– 2013.

– О, а я в 2008. Мы просто разминулись друг с другом.

– Думаю, да.

Мой папа высовывает голову из гаража.

– Нужна какая-нибудь помощь? – спрашивает он.

– Нет! – говорю я быстро. – У меня все под контролем.

– Хорошо. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Мой папа дружески кивает Шульцу, не зная, что этот чувак здесь, чтобы по-королевски испортить жизнь его детям. Шульц слегка отдает ему честь в ответ.

Я жду, пока папа уйдет, затем снова переключаю свое недружелюбное внимание на Шульца.

– Давайте перейдем к делу, – говорю я.

– Конечно, – говорит Шульц, легко улыбаясь. – Давайте. У вас было 114 таблеток экстази.

Блядь.

– Я зарегистрировал остановку движения и приобретение, но полиция Чикаго имеет некоторую гибкость в проведении арестов.

– Что это значит?

Он смотрит на меня своими ярко-голубыми глазами, мило улыбаясь

– Ну, считай, что твоя плата за обвинение в связи с наркотиками – это долг. Ты должна штату Иллинойс четыре года. Но ты никому не принесешь пользы, сидя в тюрьме. На самом деле, ты дорого обойдешься налогоплательщикам. Так что хорошим людям этого штата будет выгодно, если ты отработаешь свой долг другим способом.

Мне не нравится, что он стоит так близко и смотрит на меня сверху вниз.

– Как я должна это сделать? – говорю я.

– Что ж… Ты когда-нибудь слышала об осведомителях?

Да. Как я уже сказала, в детстве я много смотрела «Закон и порядок». Я знаю о тайных осведомителях.

– Ты хочешь, чтобы я доносила на кого-то, – прямо говорю я.

– Я предпочитаю называть это «помощью полиции в задержании опасных преступников».

Опасных преступников, которые перережут мне горло, если узнают, что я разговариваю с полицией.

– Вы когда-нибудь слышали фразу «Стукачам накладывают швы»? – спрашиваю я его.

Он склоняет голову набок, оглядывая меня с ног до головы, хотя сквозь мой комбинезон ни хрена не видно.

– Ты когда-нибудь слышала фразу «Не роняй мыло»? – говорит он низким и насмешливым голосом. – Я не думаю, что тебе понравится государственная тюрьма, Камилла. Женщины там такие же жестокие, как и мужчины. Иногда даже хуже. Они любят, когда симпатичная молодая девушка попадает внутрь. Как наживка в воду. Они даже не ждут очереди.

У меня мурашки по коже. Я ненавижу, когда мне угрожают. И особенно меня бесит, что он делает это из-за какого-то пакетика дерьмовых наркотиков для вечеринок. В этом городе люди убивают друг друга каждый день. Он собирается сделать мне выговор, потому что кучка богатых детишек любит накуриться и потанцевать под дерьмовую музыку?

– Чего вы ожидаете от меня? – говорю сквозь зубы. – Я должна надеть прослушку или что-то в этом роде? Я не знаю ни одного серьезного преступника. Лишь кучку идиотов, которые любят накуриться. И мы даже не друзья.