Страница 7 из 57
– Оставайся или убирайся, – говорю я ей.
Она секунду смотрит на меня, потом улыбается.
– Я останусь.
– Меня устраивает.
Я бросаю Рыжую рядом с ней на кровать.
Затем закрываю дверь перед лицом другого парня и запираю ее.
3. Камилла
Когда я просыпаюсь утром, солнце просачивается через жалюзи на маленьком застекленном крыльце, которое я называю спальней. Его яркость наполняет меня облегчением, как будто он смоет ночной кошмар.
Потом реальность обрушивается на меня. Это был не кошмар. Меня буквально остановил полицейский на улице Гёте, у которого теперь в багажнике рюкзак с уликами.
Сейчас 7:22 утра. Вик должен быть на работе в 8:00.
Я топаю в его комнату, срывая с него одеяло.
– Эй, – стонет он. У него похмелье, поэтому он даже не может возразить.
– Иди в душ, – приказываю я.
Он пытается перевернуться и положить подушку на голову. Я выхватываю ее.
– Если ты сейчас же не встанешь, я вернусь с кувшином ледяной воды и вылью его тебе на голову, – говорю я ему.
– Хорошо, хорошо.
Он скатывается с кровати на пол, затем, спотыкаясь, бредет в нашу единственную ванную.
Я иду на кухню, чтобы сделать кофе.
В нашей тесной квартирке всего две спальни. Одна моего отца, а другая Вика, крошечная, без окон и шкафов – вероятно, она изначально была предназначена для офиса. Я сплю на крыльце. Мой папа пытался защитить его от непогоды, но летом там жарче, чем в аду, а зимой холодно. Если идет дождь, моя одежда промокает, а книги разбухают от влажности.
Тем не менее, мне нравится моя комната. Мне нравится, как дождь и мокрый снег бьют по стеклу. В ясные ночи я могу открыть жалюзи и увидеть повсюду звезды, смешанные с городскими огнями.
Я слышу, как включается душ. Вику лучше на самом деле умываться, а не просто пускать воду, пока он чистит зубы.
Кофеварка издает шипящий звук, когда священная темно-коричневая бодрящая жидкость капает в кофейник.
К тому времени, когда Вик вваливается на кухню с мокрыми волосами в расшнурованных кроссовках, я уже приготовила ему тосты и яйцо-пашот.
– Ешь, – говорю я.
– Не думаю, что смогу, – говорит он, бросая на еду взгляд полный отвращения.
– Хотя бы тост съешь.
Он берет половинку куска и жует его без энтузиазма.
Он плюхается в кресло, проводя рукой по своим густым спутанным волосам.
– Эй, Милл, – говорит он, глядя мне под ноги. – Я очень сожалею о прошлой ночи.
– Где ты взял это дерьмо? – спрашиваю я.
Он ерзает на стуле.
– От Леви, – бормочет он.
Леви Каргилл – торговец наркотиками, которому принадлежит дом, в котором мы были прошлой ночью. Он ходил в ту же старшую школу, что и я. Как и большинство придурков на той вечеринке.
– Ты торгуешь наркотиками для него? – шиплю я, понизив голос, потому что папа все еще спит, и я не хочу, чтобы он это услышал.
– Иногда, – бормочет Вик.
– Зачем? – яростно спрашиваю я. – Чтобы купить кучу дерьмовых дорогих кроссовок? Чтобы не отставать от этого идиота Эндрю? Ради этого ты собираешься отказаться от своего будущего?
Вик не может даже смотреть на меня. Он смотрит на наш грязный линолеум, несчастный и пристыженный.
Он выбросил даже не свое будущее. А мое. Этот полицейский придет за мной сегодня. Он точно не выпишет мне штраф.
Несмотря на мою ярость на брата, я не жалею о том, что сделала прошлой ночью. Вик умный парень, даже если сейчас он ведет себя иначе. Он получает высокие оценки по биологии, химии, математике и физике. Если он возьмется за учебу в этом году и перестанет пропускать задания, то сможет поступить в отличный колледж. Даже получить стипендию.
Я люблю своего младшего брата больше всего на свете. Я скорее сяду в тюрьму, чем буду наблюдать, как он испепеляет свою жизнь еще до того, как она началась.
– Иди на работу, – говорю я ему. – И не смей болтаться с Эндрю и Тито после этого. Я хочу, чтобы ты вернулся и записался на эти летние курсы предметов повышенной сложности, как ты и обещал.
Вик гримасничает, но не спорит. Он знает, что еще легко со мной отделался. Он хватает вторую половинку тоста и направляется к двери.
Я допиваю кофе и ем яйцо-пашот, которое Вик не стал есть. Оно переварено. Я была слишком рассеяна, чтобы обращать внимание на время.
Мой папа еще спит. Я задумываюсь, не добавить ли ему еще пару яиц? Раньше он никогда не спал допоздна, но в последнее время он ложится в десять или одиннадцать часов ночи. Он говорит, что стареет.
Я решаю дать ему поспать еще немного. Беру новый комбинезон и иду в мастерскую. Я должна закончить с этой коробкой передач, а потом приступить к замене тормозных колодок на Аккорде мистера Бриджера.
Уже почти десять часов, когда мой отец наконец присоединяется ко мне. Он выглядит бледным и усталым, его волосы тонкими прядями торчат на полулысой голове.
– Доброе утро, дочка, – говорит он.
– Привет, пап, – говорю я, устанавливая новые уплотнения в коробку передач. – Ты выпил свой кофе?
– Да, – говорит он. – Спасибо.
Моему папе всего сорок шесть, но он выглядит намного старше. Он среднего роста, с круглым дружелюбным лицом и большими руками с толстыми пальцами, которые выглядят так, будто едва могут держать гаечный ключ, но при этом могут с легкостью управлять мельчайшими деталями и болтиками.
Когда он был молод, у него были густые черные волосы, и он разъезжал на Norton Commando, подвозя девчонок в школу на заднем сиденье своего мотоцикла. Так он познакомился с моей мамой. Он был старшеклассником, она – второкурсницей. Через два месяца она забеременела.
Они так и не поженились, но пару лет жили вместе в подвале моей бабушки. Мой отец был без ума от мамы. Она действительно была красивой и умной. Он сказал ей, чтобы она продолжала ходить в колледж, пока днем он работал механиком, а ночью присматривал за мной.
С деньгами было туго. Мои мама и бабушка не ладили. Папа начал поправляться, потому что у него больше не было времени играть в футбол, и он питался теми же бутербродами с арахисовым маслом и куриными наггетсами, которыми питалась я.
Моя мама скучала по своим друзьям и веселью, которое у нее было раньше. Она стала приходить домой все позже и позже, но не из-за учебы, а потому, что ходила на вечеринки. В конце концов, она бросила колледж. Она больше не приходила домой. На самом деле, мы могли не видеть ее несколько дней подряд.
Я совсем немного помню то время. Мама заглядывала ко мне раз в неделю или две, и я бегала к ней, к этой гламурной даме, которая всегда пахла модными духами и носила обтягивающие платья ярких цветов, совсем как мои куклы Барби. Ей не нравилось брать меня на руки или сажать к себе на колени. Как только мой папа задавал ей слишком много вопросов или моя бабушка делала ей язвительные замечания по какому-то поводу, она снова уходила. И я стояла у окна и плакала, пока мой папа не забирал меня и не готовил мне блюдо мороженого или не водил меня в гараж, чтобы показать мне что-то на своем мотоцикле.
В конце концов, мой отец накопил достаточно, чтобы открыть «Аксель Авто». Мы переехали из бабушкиного дома в маленькую квартирку над автомастерской. Моя мама никогда не навещала нас там. Я не думаю, что она даже знала, где мы были.
И вот однажды ночью, когда мне было десять лет, кто-то позвонил в нашу дверь. Сначала мы не услышали звонка из-за дождя. Мы с папой смотрели «Скорую помощь», ели попкорн из огромной миски, стоявшей на диване между нами.
Когда звонок прозвенел снова, я вскочила, опрокинув миску с попкорном. Папа остановился, чтобы поднять ее, и я побежала к двери. Я открыла ее. Там стояла дама, на которой не было никакого пальто. Ее темные волосы промокли, как и блузка. Она прилипла к ее коже так, что я могла видеть, какая она худая.