Синдикат

Интересно, где пузан спрятал пушку, подумал Бес, Глинский без ствола, что хром без прошивки. А вслух произнес:

— Он смотрит?

Не отрывая ладонь от стола, кибернетик поднял указательный палец условно в сторону Глинского. Тот все понял правильно и в свою очередь тронул простую, без изысков, оправу очков мизинцем.

— Конечно.

— Забавно, — вздохнул Бес. — Никак не привыкну к этим встречам через гляделки.

— Мир меняется, — ответил таким же вздохом Глинский. — Такова суровая правда жизни.

— Я слышал, ты одно время похулиганил за троцкистов, — Бес решил сделать пару шагов в сторону от темы, заодно пусть Мохито что-нибудь поищет в сети.

— Всякое бывало. А ты вот рисовать начал, — Глинский двинул подбородком в сторону блокнота. — Кстати, Шейлок этот неплохо получился. Похож.

Фирсов снова промолчал, а инструктор нахмурил брови, словно в голову ему вдруг пришла некая очень интересная мысль.

— Давно хотел спросить… — Бес чуть замялся, подбирая слова.

— Ну, так спрашивай. У меня времени хватает.

Глинский ненавязчиво подчеркнул, что скован временным лагом существенно меньше Постникова, который благодаря рассылкам Эль Мохито и деньгам Комитета за двое суток поставил на уши часть общемировой сети наемников и убийц. Люди, которым некуда спешить, обычно действуют не столь радикально и напористо. Плохо когда на переговорах одна сторона знает о своем преимуществе, но в данном случае работать медленно и аккуратно не получалось.

— А ты верил во все это? — спросил Бес, обозначая руками круг, будто намереваясь обнять «Пруссию». — В социализм, прикладной терроризм, вооруженную борьбу с компрадорами. В то, что нынешний поганый мир можно перевести на другие рельсы методами «Земли и воли»?

Фирсов покрутил большими пальцами, выражая недовольство развитием беседы, но воздержался от замечаний, хотя уж кто всем сердцем верил в капитализм, так это трестовый бюрократ. Впрочем, надолго его не хватило, и пока Глинский думал, бюрократ вставил ремарку:

— У тебя забавная привычка, при встречах со старыми друзьями спрашивать у них что-нибудь философическое.

У Беса больше не было возможностей читать внутренний монолог по движениям лица, поэтому оставалось лишь гадать, Глинский проговаривает ответ или о чем-то советуется с Коллегой.

— Тянешь время? — осведомился инструктор. — Пока ваш граф перебирает список пассажиров и проверяет лица? Так можете не стараться, Матвей эти игры заучил наизусть еще до того как ты начал окровавленные пакеты с пилеными руками-ногами таскать.

Постников не сумел сдержать кривую и злую ухмылку, стрелок ударил по больному, напомнив о периоде, который Бес хотел бы забыть. Не так сильно, как первые месяцы жизни после арбитража, но все же…

— Ох уж эти встречи бывших сослуживцев, — немного делано восхитился Фирсов. — Сплошная ностальгия и умиление!

— Мы не сослуживцы, — надменно поправил Глинский. — И не были никогда. Но эту цефалу я учил какое-то время, было.

— Кстати, хорошо выучил, — уже вполне серьезно склонил голову Фирсов. — Он даже от лолей почти отстрелялся. В свое время.

— По мере сил, по мере сил… — похоже, инструктору было чуть-чуть приятно слышать сдержанное признание заслуг, пусть и в такой странной форме. — Что же до вопроса… — Глинский внимательно посмотрел в глаза Постникову сквозь стекла очков. — Да, я во все это верил. До какого-то момента.

— А потом?

— А потом я вспомнил, что марксист отличается от не-марксиста теоретической подготовкой. Все ответы уже есть у классиков и отцов-основателей, надо просто не полениться и задать правильный вопрос.

— Ты его задал?

— Конечно. Но… Глинский провел рукой по лысой голове, усеянной буграми, как у загадочного мутанта. — Это уже не твое дело. Итак, ты хотел что-то передать Матвею. Настолько, что раскидал много башмалы и поднял на ноги не одного «барона». Настойчиво хотел. Считай, сбылось. Говори, он слушает.

— Чем я закинулся, когда пришел убивать Доктора и тебя? — спросил Бес, глядя в прозрачные стекла. — И что ты сказал Доктору напоследок?

Похоже, дождевая полоса заканчивалась. Тучи на глазах теряли серую угрюмость, таяли под напором яркого солнца. Взбаламученное море затихало, черные волны уже не бросались в ярости на борта «Пруссии», а скорее облизывали корпус, будто вымаливая прощение за недавнее буйство.

— Я не могу его найти, — признался Мохито через дентофон. — Либо вашего «натурала» нет на борту, либо так замаскирован, что распознавание его не цепляет. Во всяком случае, рядом с вами его нет точно.

— «Мытари» дали тебе две пилюли, «разгонник» и «морозильник», — без предупреждения оборвал паузу Глинский. — Ты принял второе, потому что не верил в способность ме… его перестрелять на скорость даже с фармой. Напоследок… он пообещал Элу, что тот уйдет красиво и мягко.

— Красиво и мягко… — эхом отозвался Постников, помолчал пару секунд и добавил. — Да, все так и было, — он хотел было подмигнуть в передающую оптику, но ограничился легким жестом приветствия. — Привет, Коллега.

Забавно, сейчас Бес оказался почти рад. Он не любил и боялся подручного Доктора Эла до перехода к арбитрам, просто не любил после, ведь каждая мысль о «мичуринце» напоминала о скверном прошлом. Решение найти Матвея было сугубо вынужденным, но сейчас… Постников чувствовал себя как на встрече одноклассников, которые не выносили друг друга в школе, но вполне достойно встречались после, связанные общими воспоминаниями.

— Слышь, давай к делу, — а вот это уже явно говорил инструктор, сам от себя. — Задрал уже этот день трогательных воспоминаний. Конечно, ты платишь, а в Индии я не был, тут интересно. Но время дорого.

Бес вдохнул и выдохнул, закрыл блокнот и вставил ручку в спираль, что скрепляла листы.

— Есть дело. Но слишком важное, чтобы его обсуждать открыто, да еще с «висячими» линиями связи. У меня забронирована переговорная, но там, — Бес опять обозначил пальцем движение в сторону очков Глинского. — Это бесполезно. Поэтому если Матвей на корабле, стоит проявиться.

— Нет. Все, что ты имеешь сказать, говори мне.

— На пересказ уйдет время. Если понадобится что-то уточнить, снова уйдет время, — сделал еще одну попытку Бес. — А решение надо принимать быстро.

— Нет, — повторил Глинский. — Алекс, мы следили за тобой, довольно внимательно. Ты высоко поднялся, но высокоморальной личностью от этого не стал. А потом вообще пропал неведомо куда. Бог знает, каких долгов наделал и чем пообещал их отдать. Возможно и головами старых друзей. Так что Матвей тебе элементарно не доверяет. Я тем более. Поэтому если есть что, говори. И не трать наше время, коли его так мало.

— Пройдем, — предложил Бес, поняв, что настаивать бесполезно.

Судя по физиономии Фирсова, потенциал переговоров он сейчас оценивал околонулевым и не скрывал этого.

По контрасту с общим декором «Пруссии» переговорная комната казалась воплощением убожества. Стальная коробка, никакой мебели, экранированные стены, люк со штурвалом. Прямо какое-то противоатомное убежище, только выложенное стеклоподобным материалом, что неприятно скрипел под каблуками. Герметичная, предельно изолированная от мира коробка, где можно было в относительной безопасности говорить о сложных вещах. Строго говоря, переговорный блок даже не являлся частью «Пруссии», часть корабля арендовала «Equity Machines», почтенная фирма, специализирующаяся на посредничестве, и она же гарантировала конфиденциальность.

— Только без зажиманий! — сразу предупредил Глинский, как только Бес закрутил штурвал. Стеклянная пленка чуть заметно вибрировала, препятствуя возможной прослушке.

— Поразил в самое сердце, — отозвался Фирсов. — А я уж готов был отдать его тебе!

Глинский качнул головой, словно признавая, что ответ на укол получился достойным.

— Ну и как после вернемся? — спросил инструктор. — Время дорого, а мы на корабле, к тому же парусном. И на кой хер тебе понадобилось забиваться в таком вот месте?