Человек в движении

Необходимо было также сделать кое-какие поправки, что вступало в прямое противоречие с планом турне в том виде, каким он изначально виделся Хансену. С самого начала он постоянно твердил: «Я хочу только одного — крутить колеса и чтобы информационно-рекламная работа шла как надо». Это значит — присутствовать на мероприятиях, встречаться с людьми и будоражить общественное мнение. Соответствующее планирование должно быть возложено на экипаж.

«Но ведь это было просто неосуществимо, — говорит Аманда. — В ванкуверском оффисе не было ни одного человека, который мог бы принимать решения, будучи достаточно уверенным, что именно этого ждет Рик. А в пути, когда делалось что-то такое, о чем Рик заранее не знал, и если к тому же не обходилось без погрешностей, он начинал злиться, и нам приходилось все на ходу менять. Самое лучшее было оценить ситуацию, подготовить соответствующее решение, а затем обсудить его с Риком. Это было несправедливо, наверняка на него ложилась дополнительная нагрузка, но как ни крути, а иначе было не обойтись».

В своем рассказе Аманда Рейд отметила еще одну особенность европейской части турне.

«Люди толком не понимали, в чем идея этого турне, это касалось и нас, его участников. Если провести условную черту, то Рик как бы пребывал справа от нее в своем мире, где все было подчинено сохранению его мечты и воплощению ее в реальность. Мы же были как бы слева от этой черты, в нашем реальном мире, состоявшем из бесконечной вереницы дней, работая не покладая рук, чтобы как можно больше облегчить его задачу, — и при этом все мы должны были соединиться в какой-то общей точке.

Мы были такими наивными, такими неискушенными. Случалось, кто-нибудь нас спрашивал: «Я просто не понимаю, как вам это удается?» В ответ я лишь улыбалась и говорила: «Что ж, мы просто понимаем друг друга». А потом сама задумывалась: так ли это? Может быть, наоборот, потому что мы не всегда понимаем друг друга. Пообщаемся какое-то время, а потом перестанем и занимаемся каждый своим делом. Мы могли быть все вместе, в одном домике на колесах, но при этом нас разделяли целые мили. Но когда нам это было действительно необходимо, когда того настоятельно требовали обстоятельства, все мы объединялись в единое целое.

Бывали минуты, когда все участники турне объединялись — нечасто, но бывали, — и тогда у нас все шло как по маслу. Самочувствие Рика улучшалось, у Дона все ладилось с креслом, Ли умудрялся составить вкусное меню, и вообще все получалось. И это было замечательно. Просто замечательно».

Мы уже сорок пять минут стояли у транспортерной ленты для выдачи багажа в лондонском аэропорту Хитроу, тщетно высматривая чемодан с нашей биркой, когда я наконец понял, что бирка-то эта относится к моему креслу, в котором я все это время сидел. Может быть, это следовало истолковать как некое предупреждение.

А вскоре выяснилось, что день отдыха у нас отменяется, потому что кто-то организовал нам на сегодня встречу (на которую не пришли представители прессы, не было там и никаких знаменитостей, и даже школьники опоздали).

Дон потерял свой паспорт и вкладыши с визами европейских стран (это означало, что ему придется две недели оставаться в Лондоне и улаживать всю эту волынку); а Уэнди Робертсон, которую мы послали вперед для подготовки мероприятий на маршруте по Англии, подхватила грипп или какой-то вирус, из-за чего она не смогла сделать то, что ей было поручено. (Когда мы с ней обменялись рукопожатием, у меня возникло ощущение, что микробы буквально перепрыгивают с нее на меня.) Из-за этого на Тима легла дополнительная нагрузка, а у него и без того был такой вид, словно он постарел на пять лет. Нэнси улетела в Ванкувер, чтобы заняться кое-какими делами в оффисе, Тим, Ли и Уэнди отправились в Ирландию, чтобы провести там дополнительную рекламную работу и подготовить почву к моему приезду, а мы с Амандой валились с ног от гриппа, как полудохлые собаки. Да, веселенькое время ждало нас в Англии.

Наши самые мрачные предчувствия оправдались полностью.

Вероятно, если бы мы так ужасно не разболелись, если бы у нас была пауза, чтобы перевести дыхание между отлетом из Майами и прибытием в Лондон, все могло бы получиться не так плохо. Но у нас не было даже свободной минуты.

Из Майами мы самолетом отправились в Торонто. Исключив из нашего маршрута участок вдоль атлантического побережья США, мы надеялись успеть в Европу и в Азию в такое время года, когда погодные и климатические условия будут наиболее благоприятными для путешествия на коляске. По возвращении же в Соединенные Штаты мы собирались возобновить маршрут в Майами, добраться вдоль побережья до Ньюфаундленда, оттуда свернуть налево и двинуться на Ванкувер. Целый день в Торонто у нас ушел на встречу с прессой, затем мы вылетели в Оттаву, где нас ждал еще один такой же день, включавший также и прием в парламенте, на котором главенствовал спикер палаты представителей, — там мне была предоставлена возможность обратиться с речью к лидерам страны, которых было немало среди гостей.

Затем мы сломя голову понеслись в аэропорт, чтобы не опоздать на обратный рейс в Торонто, где нам предстояло завершить кое-какие дела на следующий день.

Начались они в шесть утра с интервью канадскому телевидению, а закончились в час ночи радиоперекличкой «Человек в движении» — программа передавалась в Ванкувер через спутник связи, — в результате чего нам удалось собрать 76 тысяч долларов. (Мать Аманды — Элисон, внесла 500 долларов. Когда я узнал ее голос, то чуть не завопил: «Спасибо, Элисон!») А в перерыве у нас был завтрак в отеле «Онтарио плейс» с Джоселином Ловеллом, бывшим чемпионом по мотогонкам, который оказался частично парализованным в результате столкновения с грузовиком-мусоровозом во время тренировочного заезда в 1983 году; потом мы стремглав понеслись в Брэнтфорд, провинция Онтарио, на банкет в честь открытия ежегодного теннисного турнира с участием знаменитых людей, который был организован Уэйном Грецки, — на нем проходил сбор пожертвований для оказания помощи слепым. Я сидел за главным столом рядом с такими людьми, как Джеми Фарр (он играл роль Клингера в фильме «Военно-полевой госпиталь») и бывший судья из Национальной хоккейной лиги Брюс Худ. Аманда сидела за одним из столиков внизу, в зале, и я не мог строить ей глазки из-за Кубка Стэнли, который стоял передо мной и мешал мне с нею переглядываться.

Завтрак с Ловеллом оставил у меня несколько тревожное ощущение: он явно был убежден, что жизнь в кресле-каталке — это самое ужасное, что только может случиться с человеком, и это обстоятельство угнетало и расстраивало его до тех пор, пока он не нашел из него выход. Он сотрудничал с организацией, которая называлась «Общество спинного хребта», чей девиз был «Лечи, да не хлопочи», а символ представлял собой стилизованное изображение перечеркнутого наискосок человека в кресле-каталке, подобно тому как это делается на знаках «Курить воспрещается». Меня это расстроило: ведь, зачеркнув изображение и человека и кресла, им как бы отказывалось в праве на существование.

Мне также трудно было согласиться с философией, выраженной в девизе «Лечи, да не хлопочи», суть которой заключается в том, что все надежды, мечты, все время и энергия людей, страдающих повреждениями позвоночника, должны быть сосредоточены исключительно на поисках излечения. Позволю себе спросить: а как быть с их жизнью, пока они еще ищут?

За день до того, как мы отправились в путь, ребята сообщили мне, что неподалеку вертится какая-то девушка, все выспрашивает, женат ли я? Говорит, что знакома с двумя игроками из команды «Нью-Йорк метс». Забавно. Что скажешь, Аманда? Аманда?..

По-моему, ничего забавного.

Если честно, я был в паршивом настроении, когда мы попали в Лондон. И оно не становилось лучше. За тот выходной, что у нас был с Амандой, мы разболелись еще сильнее. Мы также обнаружили, что все наши запасы лекарств, медицинская литература Аманды, а также один из ее путевых журналов остались в Майами, а ультразвуковой прибор снова сломался. Автобус, который мы заказали для путешествия по Европе, был сделан словно специально для Семи гномов из «Белоснежки» — всего 16 футов в длину от приборного щитка до задней стойки кабины. Нам пришлось оборудовать навесной багажник сзади, чтобы было на чем транспортировать мои кресла. Вид у нас, наверное, был, как у цирка на колесах.