Страница 10 из 117
— Говоришь, вино, мясо и зелень? — спросил он преувеличенно бодро, как, быть может, и положено Бегуну-на-все-времена. — Угощай, Хранитель. Бегун голоден и устал…
Мясом называлась баранина, суховатая и жесткая, а главное, холодная. Чернов не знал, есть ли в доме Кармеля хоть какое-нибудь нагревательное устройство — очаг там или печь, но либо такового вообще не наличествовало, либо отсутствие в его жизни женщин сделало Хранителя неприхотливым, как тот баран, что попал им на стол. Мясо и мясо — чего от него требовать! Чай, не баре — всякий раз огонь разводить, когда жрать вздумается… Зато вино оказалось легким и ясным — молодым, пилось хорошо, и послевкусие от него оставалось отчетливым, длинным и приятным, даже глиняные чашки его не портили. Ели из тоже глиняных, глубоких тарелок, ели руками — не было ни вилок, ни ножей. Видела бы сейчас Чернова его бывшая супружница — не преминула бы уязвить: мол, сбылась мечта идиота. Выросший во вполне интеллигентной семье, Чернов между тем всегда был не прочь порубать хлеб с колбаской на газетке и запить все из горла — будь то напиток «Буратино» (в детстве) или пиво (в зрелости, на исходе спортивной карьеры и далее), а не разводить haut cuisine не по делу. Так что аскетизм трапезы не вызвал у Чернова ничего негативного: поели, расслабились, Кармель еду унес, а вино, наоборот, донес, — откуда-то из глубин дома. Сказал:
— Солнце пошло на закат. Скоро спадет жара.
— И что будет? — лениво поинтересовался Чернов.
Напускной ленью, дурацким цинизмом, наглостью даже — всем этим он гнал от себя, давил страшненькую вообще-то мыслишку, которая как оформилась в башке, так ее и не покидала: он здесь надолго, пути назад нет. То есть, может, и есть, обязательно где-то есть, но искать его — жизни не хватит. Как там в Книге Пути: «Никогда не сворачивай со своего пути…» Ну, во-первых, его ли, Чернова, этот путь, на который он попал отнюдь не по собственному желанию? А во-вторых, куда он приведет, если не сворачивать, вернее — не поворачивать вспять?…
Как ни хорохорился, а страшно было.
И Кармель, не ответив на вопрос, вдруг сказал — тихо и проникновенно:
— Тебе сейчас плохо. Страшно. Так и должно быть, Бегун.
Ах, это каким-то Сущим данное Знание! Или со строчной буквы: знание людей! И ведь опять попал в точку, Хранитель гребаный…
— Что должно? — И не хотел, а прорвалась грубость. Но Кармель не обратил внимания.
— Ты не помнишь тех Путей, которые были у тебя до сего дня. Это мучает тебя. Именно это, хотя ты сам не осознаешь — что. Но ты и не можешь их помнить. Так сказано в Книге Пути.
— Что сказано?
— «И только у Бегуна не один путь, а много всяких, и много ему придется узнать, но он никогда не будет помнить пройденного, но всегда станет ждать пути впередилежащего и готовиться к нему как к единственному, то есть первому и последнему. Такова судьба Бегуна, пока эта судьба — его».
— И что эта белиберда означает?
— Это Книга, — обиженно сказал Кармель: все-таки достал его Чернов. — Книга права во всем. Никогда не было такого, чтобы Книга ошиблась. Проверено. Она существует всегда — столько, сколько существует наш народ, и пока она с нами — мы будем жить. И правильно жить.
— Возможно, — не стал спорить Чернов. Его вдруг заинтересовало другое. — Выходит, в этой Книге написано и про меня?
— Я же говорил тебе ранее. Ты привел наш народ в этот мир. Ты видел в Храме святую доску с твоим изображением, — Да, это я помню: ты говорил, я видел. Но извини: не могу вспомнить, как я кого-то куда-то приводил… — сказал раздраженно и осекся: только что цитата прозвучала — про Бегуна, который не помнит ни хрена, пардон за дурацкую рифму. Надо быть повнимательней. Беспамятный — да, это, как видим, по Книге. Но не бестолковый же!.. — Но я и не могу помнить, так утверждает Книга, верно, Хранитель?
— Совершенно верно, Бегун.
— Ты еще говорил — там, в Храме, — что я опять встал на Путь, раз я здесь…
— Как и положено судьбой, Бегун.
— Но как я поведу ваш народ в новый мир, если я не могу вспомнить, откуда вывел вас в прошлый раз? И, к слову, зачем вывел…
— Книга, Бегун. Там описан твой путь — тот, который стал нашим.
— Дай мне ее. Я должен прочесть…
— Никто не может коснуться Книги, кроме Хранителя. Но ты прав: ты должен знать свой предыдущий Путь, чтобы не ошибиться в последующем. Я расскажу тебе… Еще вина? Рассказ будет долгим…
— Наливай, Хранитель. Говоришь, солнце заходит, жара спадает… Давай пойдем на воздух. Я видел: у тебя на крыше есть где прилечь и предаться долгому рассказу.
Чернов произнес это и усмехнулся про себя: перенимаешь разговорную манеру собеседника, стайер. А впрочем, местная языковая арамейско-еврейская смесь с неведомо откуда взявшимися — вот еще загадка! — вкраплениями баскских слов и оборотов вполне располагала к этой манере.
Вместо ответа Кармель встал, подошел к входу и поманил к себе Чернова. Тот легко, словно и не грузило желудок мясо с вином, оказался рядом с хозяином, выглянул на улицу сквозь отодвинутую занавесь. Увиденное ошарашило. Улица — узкая, кривая, пыльная — была полна народом — как давеча, когда вбегал в городок. Мужчины, женщины, дети стояли, сидели, прислонившись к стенам домов, и не отрываясь смотрели на вход в дом Кармеля. Молчали. Чернов отшатнулся: ему показалось, что десятки глаз просто протыкают его насквозь.
— Что это они? — спросил он.
— Ждут, — кратко ответил Кармель.
— Чего?
— Решения.
— Какого решения?
— Твоего. Когда ты начнешь.
— Что начну? — Чернов сам не услышал, что почти кричит.
А Кармель отвечал, как начал — тихо и с почтением:
— Искать Путь.
— Я должен его искать? Уже?!
— Конечно. Он дается не сразу. В прошлый раз ты искал его сорок восходов и сорок закатов.
Высоко! Сорок дней и сорок ночей, если по-простому… Любимая Библией цифра — сорок. Все-таки Земля в любой точке пространства-времени одинакова! «Там» — Библия, Книга Книг. «Здесь» — какая-то Книга Пути… Или это Чернову так повезло — провалиться в мир, столь похожий на его, только отнесенный во времени назад на добрую тысячу лет? Или это не везение московского бездельника, а судьба Бегуна — выбирать некий загадочный Путь, который возможно и необходимо преодолеть?…