Страница 3 из 10
– Жизнь приучила меня всё ценное всегда носить при себе, – просто ответил Берен.
Они поднялись на второй этаж, но доктор, петляя серо-фиолетовыми коридорами, похожими на гигантский кишечник, свернула не к своему кабинету, а в сторону процедурных палат.
– Эй, куда ты меня ведёшь? – схватил её за локоть егерь.
– Если думаешь, что я решила обманом заманить тебя на тесты… – усмехнулась женщина.
– Именно так и думаю, – серьёзно ответил мужчина.
Аркадия вздохнула, мгновение помолчала.
– Помнишь, я рассказала о девочке? Она сегодня на ежемесячной процедуре. Это просто капельница с лекарствами, ничего такого. Я бы хотела, чтобы ты увидел её.
Берен ни слова больше не говоря, отпустил её локоть и пошёл назад.
– Берен! – окликнула Аркадия, но он не остановился. – Берен! – ей пришлось почти бежать за ним – слишком широк был егерский шаг. – Тебе нужен рецепт? – с вызовом спросила она, поймав его за жёсткий рукав косухи. – Тогда придётся послушать меня. Пожалуйста!
– Шантажируешь?
– Прошу. Умоляю, если хочешь.
– Ну? – Берен сунул пальцы в карманы джинсов.
– Ты всю жизнь смотрел на таких, как эта девочка… как на монстров.
– Недалеко и ушли.
– Да послушай же! Я бо́льшую часть своей жизни потратила на то, чтобы помогать таким, как она. Помогать быть обычными людьми. И сейчас я лишь прошу тебя взглянуть… – Аркадия умоляюще сложила ладони, – взглянуть на одну из них. Но взглянуть с моей стороны. И увидеть не монстра, а просто больного ребёнка, который не виноват в том, что это с ним происходит. И не заслуживает ненависти. Пожалуйста! Просто взгляни. Хотя бы раз посмотри на грапи в человеческом обличье, а не в том, в котором ты привык их видеть! А потом пройдём в мой кабинет, и я выпишу тебе рецепт.
Мужчина долго молчал, что-то обдумывая.
– Мир меняется, Берен, – надавила доктор, – даже за полгода нашего знакомства многое изменилось. Что уж говорить о том времени, что ты в запасе! Просто взгляни на неё.
– Это на самом деле так для тебя важно? – наконец спросил он.
– Да, – слукавила Аркадия, мысленно добавив, что это важнее для него, а она лишь пытается помочь ему исцелить многолетнюю рану.
– Твоя взяла, – вздохнул Берен, – показывай.
В палате было небольшое окошко, и Берен увидел их раньше, чем они его. Раньше, чем Аркадия открыла дверь. Маленькая девочка, подключенная к какому-то хитрому аппарату, прижимала к себе потрёпанного плюшевого зайца. На полу, прислонившись спиной к больничной койке малышки, сидела тонкая черноволосая девушка в высоких берцах, кожаных штанах и слишком свободной футболке, ещё больше подчёркивающей её хрупкость. Мягкие локоны крупными кольцами ниспадали на страницы большой детской книги, которую девушка читала вслух. На правом предплечье незнакомки вилась татуировка – веточка папоротника, левое стягивал кожаный наруч с механическим устройством и датчиком – адреномер, который контролирует уровень адреналина в крови и, стоит только тому подскочить, впрыскивает в вену блокаторы обращения. По такой штуке несложно опознать «активного», уже перекидывавшегося грапи.
«Ну ясно!» – подумал Берен, но вслух почему-то спросил:
– Они сёстры?
– Она её тётка, – Аркадия покосилась на егеря, – ей двадцать шесть, грапи часто выглядят моложе своих лет. А эта ещё и чертовски хороша, – с едва уловимой завистью в голосе закончила врач.
– Я этого не говорил, – скептически хмыкнул мужчина, не отрывая взгляд от окошечка.
– Оно и не требовалось, – пожала плечами доктор.
– Она – грапи. На этом всё.
Аркадия вновь демонстративно вздохнула, возводя к потолку разноцветные глаза, и отворила дверь. – Доброе утро, девочки! – беззаботно улыбнулась она, входя в палату. – Не скучаете? Я привела вам своего друга, он очень хотел познакомиться.
Берен ошпарил Аркадию неодобрительным взглядом, но та не обратила внимания.
– Та́мари, – доктор указала на старшую, – и Эльса, это Берени́к, можно просто Берен.
– А почему не Ник? – спросила Тамари мягким контральто, который совершенно не вязался с её субтильностью и скуластостью, но изумительно подходил к завораживающим глазам цвета спелой ежевики, с тонким янтарным ободком вокруг зрачка.
– Потому что мне не нравится, – хмуро ответил Берен.
Тамари усмехнулась, не без любопытства окинув гостя цепким, чуть надменным взглядом. На вид ему было меньше сорока, но редкая седина в короткой бороде и тёмных, завязанных на затылке волосах явно не молодила. На его левом глазу – чёрный треугольник повязки, из-под которого выныривает застарелый рваный шрам, распоровший бровь и скулу. За плечом торчит зачехлённая винтовка: видимо, Аркадия доверяет одноглазому настолько, что поручилась за него на посту охраны, выписав разрешение на проход с длинноствольным оружием. По выправке похож на военного, а пахнет лесом, бензином и… Тари перевела вопросительный взгляд ежевичных глаз на Аркадию, и та многозначительно дёрнула тонкой бровью, подтверждая догадку. «Ах, вот оно что! Тот самый „непробиваемый брутал“! – подумала Тамари, вновь посмотрев на Берена. – Но видимо, Кади своего всё-таки добилась».
Пока она разглядывала визитёра, коммуникабельная Эльса уже вовсю демонстрировала ему своего зайца. Он принадлежал ещё её матери и давным-давно потерял глаз, на месте которого теперь красовалась пуговица.
– Твой глаз тоже потерялся? А эта штука, – девочка показала на повязку, – вместо пуговицы, да?
– Эльса! – Тамари бросила на девочку укоризненный взгляд, и та смущённо примолкла.
– Что читаете? – загладил неловкость Берен.
Тамари приподняла книжку, показывая обложку: «Волшебник изумрудного города».
– Моя любимая! – оживилась Эльса. – А ты читал?
«Спрячься здесь и не выходи, хорошо?» – говорит мама. У неё длинные волосы и тёплые руки, она сжимает пальцами плечи сына и шепчет ему на ухо, щекоча дыханием его щёку.
«Обещай не выходить, что бы ни случилось, ладно?»
Берен кивает. Берен уже большой, он чуть старше Эльсы, но сейчас ему всё равно страшно. «Нужно немножечко побыть смелым, милый, – её голос дрожит и срывается, – как тот лев из книжки, обещаешь?»
Берен снова кивает. Больше всего он хочет, чтобы мама тоже не выходила из этой тесной тёмной кладовки, но она суёт ему в руки читаного-перечитаного «Волшебника изумрудного города» в мягкой синей обложке и тихонько выскальзывает за дверь. От кладовки до телефона на кухонном подоконнике – девятнадцать шагов. В густой, пугающей тишине Берен мысленно считает их, прижимая к груди любимую книгу. Раз… Два… Три… Металлический вопль, похожий на крик свихнувшейся чайки, обрывает счёт на шести. Этот вопль выпивает из тела Берена всё оставшееся в нём тепло, превращая его в непослушную болванку, и он не может пошевелиться, не может даже отвести взгляд или зажмуриться, когда дверь кладовки чуть приоткрывает сквозняк, рождённый взмахом огромных крыльев…
– Берен! – Аркадия толкнула его в плечо. – Эльса спросила, читал ли ты эту книгу.
– А? Да, – рассеянно ответил он, – да, читал. Много раз.
– И кто у тебя любимый герой? – обрадовалась девочка.
– Не знаю. Трусливый Лев. А у тебя?
– Гудвин!
«Не вздумай стрелять, Гудвин! Слышишь меня? Не стреляй, это приказ!»
– Почему? – Берен тряхнул головой, прогоняя из мыслей знакомый голос. – Потому что он волшебник?
– Не-а, нет! Потому что он мой друг.
– Воображаемый, – тихо вмешалась Тари.
– А вот и нет! – запротестовала Эльса, – он настоящий! Если ты его не встречала, это ещё не значит, что его нет!
– Но и ты тоже ни разу его не видела, – мягко возразила Тари.
– Конечно! Как, по-твоему, можно увидеть голос?!
– Но ведь и слышишь его тоже только ты.
– Это потому, что у вас в головах слишком шумно, – рассмеялась Эльса, – папа говорит, что у взрослых головы гудят от проблем! Вот им ничего и не слышно.
«Не стреляй, мать твою!!! Она ребёнок!»