Страница 2 из 10
Аркадия молча втиснулась в мятое платье, а когда вновь заговорила, голос её звучал обеспокоенно и серьёзно:
– Это какая-то мутация, Берен, ты и сам это знаешь. Она вконец вымотает тебя, на блокаторах сознания долго не протянешь. Обратись за помощью к мутологу! Необязательно ко мне, можешь выбрать другого врача, я не обижусь. Но твою проблему надо решить! Или научиться её контролировать, а для этого необходимо понять её природу. Эта фигня не исчезнет, если просто закрыть на неё глаза, ты проверял. Когда ты последний раз сдавал тесты?
– Я лучше глотку себе перережу, – процедил егерь, – чем стану одним из…
– Таких, как я?
– Не передёргивай. Разные радужки и чёрно-белое зрение – просто изменённость, такая ерунда даже мутацией теперь не считается… До тех пор, пока она не спровоцирует твой организм отращивать крылья и нападать на людей.
Женщина с тяжёлым вздохом закатила разноцветные глаза.
– Большинство мутаций прекрасно компенсируются медикаментами, не представляют опасности и даже не доставляют неудобств, – отчеканила она давно набившую оскомину фразу. – И не мне тебе рассказывать, что за эти тридцать лет «чистых» почти не осталось! «Спасибо» Третьей мировой с её биооружием. Мутируют все: и выжившие тогда, и рождённые после. Вопрос только в том, кому что «повезло» заработать: изменённость, активную мутацию или мутацию спящую.
– Я родился до войны. Мои родители не мутировали. И я чист. Иначе меня не взяли бы в отряд зачистки. Я чист, – упрямо повторил Берен.
– Ты четыре года как в запасе. Если ты с тех пор не проверялся… Это достаточный срок, чтобы…
– Я чист! – гаркнул егерь так, что сыто развалившийся на своей подстилке Макс взвился на ноги, жалобно скрипнув протезом. – Я всю сознательную жизнь защищал людей от изменённых, не говори мне, что я сам – один из этих тварей!
– Они не твари, Берен. Они такие же люди…
– Расскажи это моей матери, которую задрали в собственном доме, у меня на глазах! И сожрали! – мужчина сбавил тон, помассировал двумя пальцами вспыхнувшую болью переносицу.
– Это были грапи, Берен, – как можно мягче сказала доктор. – Мутаций великое множество, и у тебя точно не эта. Да и грапи теперь реже встречаются.
– Потому что зачистка уничтожила большинство из них, – угрюмо ответил мужчина.
– Ты как из каменного века, честное слово! – вздохнула врач. – Заведи себе радио, что ли, помимо лисы. Тогда узнаешь, что медицина учится контролировать этот синдром и такие крайние меры применяются всё реже. Помоги застегнуть, – она развернулась спиной, указывая на молнию. – Отряды зачистки скоро и вовсе расформируют за ненадобностью.
– Но пока они есть.
Взвизгнул замок платья.
– Вот упрямец! – Аркадия повернулась лицом к собеседнику, тряхнула головой, откидывая упавшую на глаза чёлку. – Знаешь что, у меня есть пациентка… Ей восемь, и она ни разу не обращалась в тварь, подобную тем, что убили твоих родителей. Синдром Грапица диагностирован у неё с рождения, и мы все восемь лет её жизни успешно подавляем скачки адреналина, не позволяя ей перекидываться. Нет, послушай! – она обхватила ладонями небритые щёки, не давая мужчине уйти. – Я тебе больше скажу: теперь делают сложные генетические процедуры, пока экспериментальные, но уже успешные. Такие, как эта девочка – в специальном списке. Если она ни разу не обратится до операции, у неё есть очень хорошие шансы стать обычным человеком. «Чистым», как ты говоришь.
– А те, кто не в списке?
– Тех мы тоже весьма успешно стабилизируем.
Берен хмыкнул, убрал её руки со своего лица.
– Но стоит кому-то из них не вставить вовремя ампулу в адреномер, всё закончится кучей растерзанных тел и вызовом отряда зачистки… Если останется кому набрать номер, – тихо произнёс он, завязывая свои длинные волосы в пучок, чтобы они не хлестали Аркадию по лицу, когда она будет сидеть позади него на мотоцикле. – Пойдём, я отвезу тебя на работу.
– Уверен? – замялась женщина. – Видимо, я вчера всё-таки чуток переборщила с дозой: ты как-то не слишком хорошо выглядишь… Не хотелось бы на всей скорости улететь в канаву.
– Об этом стоило подумать ещё вчера, – мрачно бросил егерь.
Он накинул видавшую виды косуху, отодвинул тяжёлый засов и вышел, прихватив с собой двустволку. Следом за ним, вытянув хвост в струнку, бросился лис.
Зашнуровав потрёпанные кеды, Аркадия догнала Берена уже возле тяжёлого старого мотоцикла.
– Тогда хотя бы шлем дай, что ли…
– Шлема у меня нет, – спокойно ответил мужчина, пристёгивая Макса ремешками к специальному маленькому сиденью-люльке, которое было приварено к бензобаку.
Лис вертел головой и шутливо прикусывал хозяйские руки, довольно сощурив хитрые янтари глаз.
– Что значит – нет? Даже у твоей лисы есть! – доктор ткнула пальцем в застёгнутую под лисьим подбородком кожаную шапочку, похожую на шлемофон танкиста.
– Макс не любит ветер в уши, пришлось сшить ему шлем, – невозмутимо пояснил егерь, – и он бы с удовольствием уступил его тебе, да размерчик не подойдёт, – усмехнулся мужчина, усаживаясь на мотоцикл. – Ну, ты едешь? Или предпочтёшь пешком?
Глава 2
Лес дышал августом: густым, настоявшимся, в самом соку. Пробивающееся сквозь ветви солнце горело в золотых каплях смолы на тёплых и шершавых красновато-коричневых стволах сосен, упругая земля, покрытая ковром из опавших иголок, приятно пружинила под колёсами байка.
Берен прибавил скорость, лишь когда они выехали на шоссе, большое и пустынное, с потрескавшимся асфальтом и выцветшей разметкой. Лес закончился, и вдоль дороги потянулись покосившиеся столбы электропередач с оборванными проводами, заржавленные и покорёженные дорожные знаки, заросшие травой в человеческий рост отворотки на уже несуществующие деревни. Пахло пустотой, песчаной дорожной пылью и нагретым на солнце асфальтом.
Больших городов давно не осталось. Маленькие посёлки и деревеньки были разбросаны на почтительном друг от друга расстоянии и обнесены высокими стенами от тварей, пробуждавшихся по ночам в лесной чаще, на болотистых пустырях, в деревянных и каменных скелетах полуразрушенных домов заброшенных селений. Они шли на запах человеческого тепла и на свет. От них возводили стены, запирали на засовы двери и ставни. А ночами уже привыкли сквозь сон слышать голодный горестный вой животных, изменённых мутациями до неузнаваемости.
Берен и Аркадия проехали отворотку на Виленск – самое крупное поселение грапи и тех, кто присоединился к общине, хоть и не страдал от страшного синдрома.
Эта резервация появилась лет двадцать назад на месте колхоза «Виленский», который умудрился пережить Третью мировую, но развалился сразу после её окончания.
Тогда больных синдромом Грапица ещё не умели контролировать, и любой скачок адреналина, спровоцированный сильными эмоциями, превращал их в охотников за человечиной, вооружённых мощными когтями, хищными клювами и гигантскими крыльями. В то время от них могли спасти разве что специально обученные отряды зачистки.
«Чистых», доведённых до паранойи страхом однажды стать обедом собственных соседей, быстро захлестнула «охота на ведьм». В лучшем случае больных синдромом Грапица просто выгоняли из селений, в худшем – уничтожали.
Берен остановил мотоцикл на просторной подземной парковке госпиталя – длинного четырёхэтажного здания, которое больше походило на бастион, чем на больницу, и стояло прямо у шоссе: медицинские заведения давно не строили возле человеческого жилья.
– Поднимешься ко мне в кабинет за рецептом? – спросила Аркадия.
Он кивнул, потрепал по пышному воротнику пристёгнутого на своём «штурманском» сидении Макса:
– Подожди здесь, приятель, я скоро.
– И зачем было тащить его с собой, – пожала плечами женщина, – за твою винтовку на посту охраны я распишусь, а вот лису точно не пропустят, стоило ли зря катать её туда-сюда?